Лейтенантами не рождаются - Ларионов Алексей Павлович. Страница 30

В рабочей команде меня определили в столярную мастерскую по ремонту военных конных повозок. Это были большие телеги на высоких колесах с высокими бортами. Рабочая команда была укомплектована из одних офицеров — от младшего лейтенанта до полковника включительно. Часть пленных была определена на работу в слесарную мастерскую, а остальные выполняли разные работы: копали укрытия на время воздушных налетов авиации, занимались погрузочно-разгрузочными работами и разминированием неразорвавшихся после налетов англо-американской авиации авиабомб.

В рабочей команде судьба свела меня с разными людьми. С одними впоследствии стали друзьями, с другими установились хорошие отношения, к некоторым возникла антипатия. В столярке вместе со мной работали Владимир Колосов и Александр Степашкин. Они были старожилами и ко мне относились настороженно. У Владимира были золотые руки, он делал много красивых вещей для немцев, работавших с нами. Старый Иоганн, столяр, и молодой раненый солдат Фриц относились к нам неплохо. Фриц после обеда из солдатской столовой часто привозил нам в коробке из-под пулеметной ленты вареный картофель. С нами работал еще один немец — Вальтер. Его сильно искалечило под Смоленском, и он относился к нам не лучшим образом. В разговоре с нами он часто задирался и не стеснялся «распускать» руки. Однажды во время очередного налета авиации англо-американцев бомбы рвались на территории складов и попали в два бункера с боеприпасами, в которых находились сотни снарядов. Стоял кромешный ад. Мы едва успели выскочить из столярки и забраться в водосточную трубу под дорогой вместе с нашими немцами, как начали рваться тяжелые бомбы, и земля качалась и тряслась, как при очень сильном землетрясении. Когда все это закончилось, мы выползли наружу. Все были изрядно напуганы, кругом одни воронки, бросали, видимо, «сотки» и «пятисотки». Мы остановились на краю большой воронки, к нам подошел Вальтер, и я ему, между прочим, сказал, что при очередном налете можно угодить в воронку и песок засыплет. Он выразительно посмотрел мне в глаза, отвернулся, ничего не сказал, но зато стал вести себя аккуратно и больше не искал с нами ссор.

В женской команде работал мой хороший приятель младший лейтенант, командир взвода Гранкин Володя. В женской команде были цивильные женщины, они размещались в отдельном бараке и набивали пулеметные ленты. Володя работал у них истопником и занимался уборкой барака. Отношение женщин к нему было хорошее, иногда его подкармливали и заигрывали с ним. В плен он попал тяжелораненным, ему сильно изуродовало правую ногу. Рана уже поджила, но нога осталась короче на 10–12 сантиметров. По характеру это был изумительный человек, очень общительный и справедливый.

Я спал на нижних нарах рядом с капитаном Емельяновым Ильей Петровичем. Это был высокий, статный, симпатичный сибиряк из села Чапрай Красноярского края. Воевал в артиллерии, как я предполагаю, по должности был заместителем командира дивизиона по политчасти. Это была, конечно, его тайна, говорить об этом ему не следовало, так как немцы комиссаров и евреев расстреливали на месте, считая их «жидовским племенем». Работал он в слесарной мастерской, по характеру был очень ровный, добродушный и справедливый, что отличает многих сибиряков.

На дополнительную кормежку каждый из нас, если удавалось, подрабатывал как мог. Володя Гранкин приносил цветные прокладки из цинковых коробок от боевых патронов. Я ухитрялся красть нитки из грузовиков и оргстекло из кабины. Из цветного войлока мы шили тапочки, колодки для их пошива я сделал в мастерской. Сбывал их Володя Гранкин цивильным немкам. Делали мы и красивые наборные мундштуки, заготовки для них выполнял Илья Петрович, а завершали обработку вечером у себя в бараке. Готовые изделия сбывали пленным французам. Они жили сравнительно хорошо, им присылали посылки из дома через общество Красного Креста.

Американцы с англичанами форсировали Ла-Манш, так как был открыт второй фронт, и немцы были взвинчены до предела. Народ уже понимал, что война проиграна, но гражданские немцы все еще надеялись на чудо, которое обещал Геббельс. Надежды, видимо, были связаны с чудо-оружием — атомной бомбой. Немцы были близки к ее изготовлению, но авиация союзников вывела из строя все их лаборатории по производству пушечного плутония.

В ответ на бомбежку союзников немцы пытались отвечать налетами Фау-1 и Фау-2. Стартовые площадки этих установок находились где-то недалеко от нашего барака, и иногда по ночам мы видели огненный след запуска немецких реактивных самолетов-снарядов.

В хороших, дружеских отношениях со мной были Исаев Семен Петрович, старший лейтенант, и Бычков Михаил Константинович. Впоследствии, осенью 1945 г., мы вместе проходили «фильтрацию» в 1-й Горьковской дивизии НКВД в Белоруссии на станции Опухляки..

Наступила радостная пора, но и очень тревожная. Наши союзники начали активные действия на севере Франции. Настроение немцев по отношению к нам стало меняться. Те из солдат, которые воевали на восточном фронте России, пытались дать нам понять, что на фронте они не зверствовали — это был удел «СС». Гражданские немцы проявляли сочувствие, но все равно все боялись гестапо, так как в их среде почти каждый второй был осведомителем. И чем хуже становилось положение на фронтах, тем сильнее свирепствовало гестапо.

В это время один из цивильных мастеров особенно старался сблизиться с Володей Гранкиным. Каждый день давал ему информацию о продвижении союзников в глубь Франции, говорил о том, как немцы не хотят войны. Однажды он передал записку якобы от Русского центра из Франкфурта-на-Майне. В записке так называемые восточные рабочие предлагали объединить усилия, вместе с ними поднять восстание и начать боевые действия при подходе союзников к городу. Володя поделился своими соображениями с Емельяновым Ильей Петровичем, и они вместе задумали план действий, но об этом не сказали даже мне. Через мастера, передавшего записку, они попытались наметить план совместных действий с Русским центром, однако все скоро рухнуло. Немец оказался провокатором и сдал Володю и Илью гестапо. Где и как они погибли, неизвестно, вероятнее всего, их сожгли в крематории в одном из лагерей военнопленных. Так я потерял своих близких друзей. Деталей я не помню, только знаю, что от них из тюрьмы пришла записка, в которой они предупреждали, что немецкий мастер — провокатор и нужно от него избавиться.

В один из сильных дневных налетов американцев немца прибили арматурным прутом и засыпали в воронке. Возмездие состоялось.

Однажды у немцев настроение вдруг поднялось, оказывается, в Арденнах, на севере Франции, их войска изрядно потрепали наших союзников. Положение англо-американских войск становилось критическим, и от полного разгрома их спасло наступление наших войск на восточном фронте.

Вскоре наши союзники «пришли в себя», поскольку немецкое наступление приостановилось. Начались интенсивные бомбежки немецких городов тяжелыми бомбами с предварительным поливанием напалмом. Города горели, из подвалов домов и развалин шел трупный запах, а зарево пожаров ночью можно было наблюдать со всех сторон.

Как я уже отмечал, наш кирпичный барак находился недалеко от железнодорожной станции города Ханау. В одну из ночей англо-американцы совершили очередной налет на железнодорожную станцию. Территория нашего барака, мастерских и складов была накрыта несколькими «коврами» тяжелых бомб, напалмом и морскими торпедами. Охрана открыла двери, прокричала: «Алярм!» — «Тревога!» — и вместе с нами разместилась в убежище. Это был пустой одноэтажный гараж, снаружи обвалованный землей до самой крыши. Пока бомбы падали сравнительно далеко от нашего укрытия (200–300 м), некоторые солдаты пытались шутить и даже напевать маршевые песенки, стараясь показать нам, какие они храбрые. Когда же бомбы начали падать совсем близко, страх охватил всех. Земля вздымалась и качалась, с потолка сыпалась штукатурка, одна из морских торпед весом в несколько тонн разорвалась где-то поблизости, ударившись о дерево. Взрывная волна выбила двери гаража, нас всех вдавило в стены, крышу сбросило в сторону. Я мысленно попрощался с жизнью, понимая, что если еще одна тяжелая бомба или торпеда упадет рядом, наше убежище превратится в одну братскую могилу. Простые смертные очень нервно переносят бомбежку в лесу, крупных населенных пунктах, особенно находясь в убежищах с большим количеством людей. Всем почему-то кажется, что бомба обязательно упадет туда, где они находятся.