Песнь Гнева (СИ) - Кадышева Дарья. Страница 42

Меч был полутораручным. У него был двойной дол, стальная оболочка, а сердцевина, как утверждал Драгон, — какой-то неизвестный металлический сплав. Костяной черенок рукояти был обтянут шершавой кожей, изогнутая крестовина украшена орнаментом из каких-то не совсем ясных символов, а посеребренное навершие выполнено в форме тюльпана. Клинок был широкий, гораздо шире, чем клинок Пчелы, и длиннее. По лезвию шла надпись: «Ellure teau mrat en fale et avime1».

— Тот, кто ковал его, преследовал нехорошую цель, — пробормотала Лета.

Драгон положил меч на колени, но не вытащил его из ножен. Он называл его Анругвин, что с эльфийского означало Гневная Песнь.

— Кто бы его ни выковал и какая бы цель ни была, этот меч не единожды выручал меня, — сказал Драгон. — Но в нем кроется зло.

Он погладил рукоять меча и вернул его на прежнее место.

Драгон происходил из дворянской семьи, но его прадедом был керник. Так случалось, что Стражи покидали свой путь и пытались вернуться к жизни простых людей. И прадед Драгона, Бехар, так поступил. Он женился на дочери богатого и знатного человека, взял ее фамилию и стал купцом. Рассказы о прадеде и были тем толчком, из-за которого Драгон захотел стать керником. Откуда Анругвин был у Бехара, он не знал. Прадед завещал передавать этот меч из поколения в поколение старшему сыну. Так Анругвин достался Драгону. Больше он ничего не знал. Ни истории меча, ни имени предыдущего хозяина, ни всех сторон той магии, что содержалась в мече.

Драгон собрал много клинков за всю свою жизнь. Некоторые ковались специально для него. Анругвин резко выделялся среди них своей прекрасной рукоятью, надписью на лезвии и темным прошлым. Он всегда жаждал крови, выскальзывая из ножен, звенел и дышал, как живой.

Может, это было просто наваждение, плод разыгравшийся фантазии. Не зная почти ничего об Анругвине, подсознание желало сочинить свою историю, как можно более странную и будоражащую. Но Лета ощущала что-то живое под сталью.

— Ты прав, — проговорила она. — Я не хочу слушать про зло в нем.

Драгон поскреб рукой щетину на своем лице.

— Хочешь, расскажу какую-нибудь другую историю, не связанную со злом, смертью и тайнами?

— Да, хочу. Но сначала…

Лета встала на колени и подползла к Драгону. Он с удивлением воззрился на нее. Она ощупала его лоб. Горячий. Перевела взгляд на его бедро.

— Болит?

— Да.

Она наклонилась к его ноге, осматривая намокший от крови и воды кусок рубахи.

— Если начнется воспаление…

— Не начнется.

— Мы не знаем, куда это чудовище засовывало свои когти перед тем, как ранить тебя, — сказала Лета.

Она затянула ремень на бедре туже. Ей предстояло всю ночь менять положение ремня — то ослаблять, то наоборот. Иначе он лишится ноги. Она вдруг обняла Драгона. Он был жилистый, худой. Но теплый.

— Как огонь, — шепнула Лета.

— Что?

— Ничего. Отдыхай.

Драгон поцеловал ее в лоб, когда она разжала объятия.

— Тебя что-то еще тревожит. Помимо моей ноги, — сказал он. — Я вижу.

— Ничего.

— Скажи.

— Ты все равно не станешь об этом говорить.

Он вздохнул и поводил головой из стороны в сторону, разминая затекшую шею.

— Ты о Миловане? Да?

— Мы должны его убить. Все очень просто, — бросила она с наигранной бесстрастностью. — Ты почему-то сомневаешься.

— Лета, то, что я не пытался отомстить ему, не значит, что я не хочу. Но мне не справиться с ним.

— Одному нет. Но нас двое.

— Милован серьезный противник.

— Вдвоем мы прикончим его. Раздавим, как таракана, — ее взгляд был полон ненависти и боли.

— Твои глаза меняются. В сумке лежит настойка. Осталось всего на один раз.

Лета посмотрела на сумку Драгона.

— Мы нескоро добудем еще, — сказала она. — Я приму ее завтра. А может, послезавтра. Здесь всем плевать, какие у меня глаза. Кругом одни деревья и кусты.

— И зверь, похожий на кота, который у меня был в детстве. Правда, намного, намного крупнее, — подметил Драгон и увидел мимолетную улыбку Леты. Внутри у него потеплело. — Слушай. Я давно опасался встречи с Милованом, еще когда ты раскрыла себя в Суариве. Я думал, он захочет найти тебя. Но нет. И у него, и у князя были другие заботы. Однако теперь…

— Мало того, что я — живое напоминание его неудачи, я вдобавок являюсь свидетелем всей этой истории с банши, — прервала его Лета. — Милован захочет найти меня… И ты хочешь что-то предложить?

— Ты сказала, что вдвоем мы справимся с Милованом. Это так. Это будет не совсем честно, но…

— Нечестно было пытаться убить меня, когда я была младенцем, — снова перебила Лета. — С ним я не буду поступать честно. Я поступлю справедливо и жестоко.

— Мы найдем его первыми. Мы не будем сидеть и ждать, когда он найдет нас. И тогда, — Драгон поглядел на нее, — мы убьем его.

— Ради моей защиты?

— И ради отмщения.

Она промолчала, отвернувшись к стене. Драгон знал, что дал ей надежду. Он сказал это не просто для того, чтобы успокоить ее. Рана открылась вновь и сочилась отчаянием, муками и воспоминаниями. И если убийство поможет залечить ее — так тому и быть. Встреча с Милованом дала Драгону понять, что сейчас у него появилась возможность отомстить за смерть своей любимой и защитить ее ребенка, к которому он так сильно привязался. Было самое время проверить, сможет ли месть подарить успокоение, которое так и не наступило за эти годы.

Следующий день наступил внезапно. Драгон проснулся от резкого света, бившего по глазам. Это было солнце, проникающее через тоненькие ветви деревьев. Лета была рядом. Он увидел ее озабоченное лицо.

— Который час? — спросил он.

Услышав свой голос, Драгон нахмурился. Он был слабый и хриплый.

— Полдень, — ответила Лета.

Ее лицо расплывалось перед глазами.

— Я чувствую себя…

— Паршиво, — закончила она и судорожно кивнула. — Да, это моя вина. Я не доглядела ночью и… Ты потерял много крови.

Драгон дотронулся до бедра. Оно было влажным и липким.

— Я сейчас это исправлю, — сказала Лета, приблизившись.

— Ты сказала, что сейчас полдень?

— Да… Я не могу ее остановить…

— Тише. Сожми сильнее, не бойся. Еще… Вот так.

Драгон приподнялся и провел рукой по лицу. Голова кружилась.

— Есть и хорошие новости. Мне удалось кое-кого застрелить и зажарить, — произнесла Лета со смешком в голосе.

С истеричным смешком.

— Я не сомневался.

— Нет, сомневался. И я добыла воды.

— Ты молодец. А теперь туши огонь. Пора в путь.

— Сначала ты должен поесть, — Лета поднесла к лицу Драгона что-то белое и дымящееся.

— Что это?

— Мясо. Птица. Я такую еще не видела, но на вкус ничего. Похожа на голубя.

— Убери.

— Почему?

— Я не могу.

— Тебе нужно поесть, — она придвинулась ближе и положила руку ему на плечо. — Пожалуйста.

— Я не хочу.

— Ой, ой, ой, — застонала Лета. — Это очень плохо, ты ведь знаешь?

— Я знаю. Поэтому мы идем. Сейчас.

— Ты видел себя? Ты весь бледный. Ты не можешь идти.

— Но нам нельзя оставаться здесь.

— Драгон, ты не выдержишь.

— Я могу попытаться.

Она снова хотела возразить, но вдруг застыла, повернув голову к выходу из пещеры.

— Ты слышал? — спросила она, поджав губы.

Драгон не слышал. Он видел лишь ее лицо, которое расплывалось и двоилось в его глазах. Раненая нога будто налилась свинцом, он почти ее не ощущал. Он не чувствовал ничего, кроме рассеянности и сонливости.

— Что там, Лета?

— Наверное, показалось, — проговорила она и потянулась за чем-то назад. — Вот, выпей хотя бы воды.

В это же мгновение Драгон увидел чьи-то крупные руки, которые схватили девушку. Она закричала. Он нашарил на полу меч, но было поздно. Она исчезла. Драгон попытался встать. Он слышал отчетливые звуки борьбы, но зрение ему отказывало. Перед ним все плыло. Он сумел не глядя обнажить меч только потому, что это движение уже превратилось в инстинкт.