Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата. Страница 92

— На вот тебе деньги, купи активированный уголь, аспирин. И воды газированной, — сунула ей в руки пару скомканных купюр.

— Да нафик надо? Плевать она на нас хотела, почему мы должны вокруг нее плясать? — возмутилась Ника, но деньги взяла.

Через пару минут вышла из комнаты уже в куртке, и скрылась за дверью коридора.

Присела на край дивана, и потрясла мать за предплечье.

— Ма-ам, ты как?

— Янка, это ты, что ли? — открыла опухшие глаза и подслеповато сощурилась. — Плохо мне, дочка. Помираю. Воды дай.

— Пить надо меньше и будет хорошо, — взяла со стола графин, и плеснула в заляпанный пивной пеной стакан.

— Да с чего хорошо-то будет, если мужиков нормальных нет. Перевелись мужики. Вот, видишь, — ткнула пальцем в фиолетовый кровоподтёк под глазом, — его рук дело, Николаши, чтоб его!

— А за что это он тебя так?

— А, — махнула рукой, — отпускать не хотела, и деньги отдавать. Он же сволочь такая всё равно свалил, ни копейки ведь мне не оставил! Совсем ушёл, вещи вон свои собрал… Всё деньги эти проклятущие! Чувствовала я, что счастья они никому не принесут, — трясущимися руками взяла стакан, и за несколько глотков полностью осушила.

— Да откуда у тебя деньги? Мои, что ли, до сих пор не поделили? — горько усмехнулась я.

— Твои давно уже потратили. И то не все — половину этот гнида себе заныкал. Но я их у тебя не крала! — горячо вскинулась она. — Это всё он! Коробку твою нашёл и выскреб всё подчистую. Я и не знала сначала, потом он уже выпил и проболтался. Я было давай ругаться, а он говорит, что ничего мол страшного, я мать, имею право пожить получше. Ты прости меня, забил мне всю голову речами своими проклятущими! Нехорошие вещи меня заставлял делать, знала бы ты только какие…

— Ладно, что уж теперь. А то, что уехал — это даже хорошо. Не нужен он тебе, только головная боль одна. Живите себе спокойно с Никой, бросай пить, приведи себя в порядок. Ты же ещё совсем молодая.

— Не буду, не буду пить. Брошу! Вот поглядишь, — уверенно закивала мать. — Спасибо, что пришла, доченька. Виновата я перед тобой, а ты вот всё равно приехала к матери своей непутёвой, — всхлипнула, смахивая набежавшие слёзы.

— Всё, бросай сырость разводить, дома вон лучше прибери, — поднялась с дивана и, наматывая по пути шарф, пошла к двери. — Сейчас тебе Ника уголь принесёт, чтоб выпила. Я поехала, — уже вышла в коридор, как услышала вскользь брошенное:

— И никакой он тебе не отец.

— Кто? — застыла.

— Да кто-кто — депутат этот. Придумала я всё.

Её слова, сказанные так безразлично, выбили из-под ног поплывшую почву.

Забежала обратно, схватив мать за грудки:

— Как придумала? Соврала?! От начала и до конца?!

— Эй, ты чего это? — испугалась она, отбиваясь. — Ну не всё соврала — было у нас с ним по молодости действительно, только не его ты дочка. Я это просто так сказала, чтобы ты прекратила меня обвинять, что нагуляла тебя от незнамо кого. Отец твой военный, Альберт…

— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Понимаешь?! — закричала, разглядывая её размытый сквозь пелену слёз силуэт. — Ты мне чуть жизнь не испоганила, а может уже! Я же сдохнуть хотела! Из-за твоего вранья!

— Дочка, Яночка, прости, прости! — запричитала, неуклюже поднимаясь. — Я же не знала, что тебя это так расстроит, понятия не имела!

— Всё купила, вот сдача, — в комнату вошла Ника, но я, толкнув у дверей сестру, выбежала из дома. Спотыкаясь, бежала к остановке, смеясь и плача одновременно.

Редкие прохожие осторожно сторонились, пропуская безумную в распахнутом пальто. Какая-то женщина, окинув меня взглядом полным ужаса, притянула ближе к себе маленькую дочь.

Ян не мой брат! Никакой он мне не брат!

Хотелось хохотать. Хотелось обнять каждого прохожего. К чертям обман матери, к чертям деньги, к чертям всё!

Ян мне не брат!

Мы можем быть вместе! Стало страшно, что если бы она вдруг не призналась, или когда-то потом, когда было бы слишком поздно…

Нужно срочно ехать на Звёздную, нужно увидеть Яна. Любыми путями! Если они не пустят меня в дом, я залезу через окно, буду звать его под балконом, нам нужно увидеться с ним и объясниться!

Я вымолю прощения за свою ложь, за глупые слова. Всё ему объясню. Он поймёт, обязательно поймёт.

Автобус плёлся целую вечность, хотелось выскочить на ходу и нестись, расправив за спиной вновь выросшие крылья.

Чистые улочки, аккуратные дома, полутораметровые заборы…

Надавив кнопку звонка, принялась ждать. Нажала ещё и ещё. И ещё. С той стороны лязгнул засов.

Ян! Пусть это будет Ян!

Но это оказался Роман Алексеевич. В махровом халате и расстегнутых ботинках на босу ногу.

Увидев меня, изменился в лице и, прикрыв за собой дверь, выпучил рыбьи глаза.

— Да как у тебя совести хватило явиться сюда! — прошипел, озираясь по сторонам.

— Мне нужно поговорить с Яном, прямо сейчас. Я не уйду!

— Я сказал — убирайся отсюда, и чтоб духу твоего здесь не было! Если сын у меня молодой дурак, то меня ты не проведёшь смазливой мордашкой, поняла? Спелись с мамашкой своей? Я уже дал вам денег! Пришла требовать ещё? Так вот знай — шиш вам, а не деньги, вымогательницы!

— Какие деньги? Вы вообще о чём?

— И поёшь, главное, как убедительно, ты посмотри! Хочу чтобы ты знала, — понизил голос и воровато обернулся, — как свою дочь я тебя никогда не приму, видеть тебя не хочу! А если ещё заявишься — пожалеешь.

— Да никакая я вам не дочь! — бросила ему в лицо и он, раскрыв от изумления рот, глупо захлопал блеклыми ресницами. — Мать всё это придумала, только мне непонятно — зачем.

— Не дочь? Точно? Это точно?!

— Абсолютно. Так что можете спать спокойно.

На его лице расцвела счастливая улыбка облегчения, но он, нахмурив брови, тут же её убрал.

— Я это с самого начала знал. Аферистки! Да по вам решетка плачет! Мог бы проучить вас обеих, да не хочется руки марать. Убирайся! — брезгливо скривился он, и потянул на себя коварные ворота.

Я вцепилась в резную ручку, с силой удерживая дверь.

— Я не уйду, пока не увижу Яна. Видит Бог, разнесу весь ваш дом по кирпичику! Дайте пройти, — толкнула внушительную тушу, но сдвинуть его с места оказалось не так-то просто: он как пробка плотно перекрыл узкую прореху, не оставляя ни единого шанса протиснуться во двор.

— Да что ты себе позволяешь, чокнутая! Нет Яна, уехал он!

— Неправда! Дайте пройти! — толкнула снова, утопая ладонью в мясистом животе.

— Говорю же — уехал. Вчера вечером. А перед этим нажрался как скотина, спал на лавочке в парке, пришлось забирать сына из мусарни. Позорище! И всё из-за тебя! Ты виновата! — ткнул пухлым пальцем в пуговицу пальто. — Но слава Богу он вовремя прозрел, понял, что ты за фрукт. Сам попросил купить билет, вещи собрал и время до отбытия поезда поторапливал.

— Куда уехал? В Москву? Новороссийск? — обессиленно опустила руки, оставив попытки проникнуть за ворота.

— Не твоё дело, куда! Уехал — и правильно сделал. Подальше от тебя. Так, всё, надоел мне этот цирк, проваливай, пока милицию не вызвал, — раздражённо пробурчал Роман Алексеевич, и захлопнул перед моим носом дверь.

— Пожалуйста, просто скажите, куда он поехал? — взмолилась, вцепившись в холодный металл.

— Сказал же — убирайся! Сейчас собаку спущу! — прорычал он, удаляясь.

Медленно сползла по двери на ледяную землю. Не успела. Он уехал. Я добилась своего, он возненавидел меня и уехал.

Всё кончено.

Часть 69.2

Две недели спустя.

На плите возмущённо свистел чайник, но я его словно не слышала, застыв как изваяние у окна.

Облокотившись ладонями о подоконник, прислонилась лбом к холодному стеклу.

Сегодня выпал первый снег. Лёгкие снежинки кружили в воздухе, мягко оседая на мёрзлую землю.

Раньше я любила эту пору — конец осени, первое дыхание наступающей зимы. Но сейчас равнодушно смотрела на сыпавшееся с неба белое конфетти, и думала о том, а идёт ли сейчас снег в Москве. Почему-то я была уверена, что Ян именно там.