Мартовские дни (СИ) - Старк Джерри. Страница 42

— А тебе чего тут сдалось? Ступай, добро наше сторожи, — шуганул рыжего царевич. Буркей отступил на пару шагов и утробно фыркнул, всем видом показывая, что без него никак не обойтись Вспомнив раздавленную тварь в конюшне и глянув на мощные копыта жеребца, Пересвет согласился с тем, что ему позарез нужна компания.

Колышущуюся воду выстелили лунные блики, обращая ее в жидкое серебро с небрежно раскиданными там и сям пригоршнями мерцающих яхонтов. На дне Синь-озера, как уверяла молва, высится огромный дворец местного Водяного, правителя над всеми окрестными реками, протоками, ручейками и болотами. Даже Водяной с Молочной реки, уж на что был грозен и неуступчив нравом, ходил к синеозерскому владыке на поклон и платил ему дань скатным жемчугом, янтарем да золотыми самородками.

Пересвет вздрогнул, когда конь пихнул его лобастой головой в спину. Дитя Арыси не ошиблось, углядев, как среди пляски мелких волн неспешно, камешек за камнем, проступает узкая каменная осыпь. Человеку с конем как раз перебраться. Мокрые валуны блестели под луной. Замешкавшиеся и внезапно выброшенные на сушу рыбешки разевали круглые рты, топорщили жабры и подскакивали, тщась вернуться обратно в воду. Царевич несколько раз оскользнулся, а Буркей аж до колен с плеском съехал задними ногами с перемычки. Пересвет мертвой хваткой вцепился в узду и потащил бьющегося жеребца к себе. Буркей нашарил на дне опору, подобрался и рывком выбросил себя на дорожку.

Бок о бок человек и конь вступили на обширную мощеную площадку перед воротами. В мечущемся свете факела Пересвету показалось, якобы на выступах по обе стороны от врат нанизаны на крюках тряпочные чучела в человечий рост. Должно быть, отпугивать незваных гостей. Что ж, он добрался до таинственного острова Буяна… и что теперь прикажете делать? Кажется, тут и впрямь давным-давно никого не осталось.

— Эй, — нерешительно возвысил голос царевич. — Душа живая, отзовись! Гость с далеких земель стоит под воротами, войти желает! Столько скакал, уморился! С миром пришел, вот те крест!

Буркей завертелся на месте, стуча копытами по старым булыжникам, скаля клыки и раздувая ноздри. Пересвет отчаянно замахал факелом, пытаясь углядеть, что вынюхал или приметил жеребец. Где затаился вражина, каков он, можно ли одолеть его в честном бою?

Шагах в десяти поодаль всплыли и замерли две близкопосаженные, ярко-зеленые искры. До ушей Пересвета долетело низкое, перекатывающееся в глотке урчание злобного пса, примеривающегося напасть и ожидающего только хозяйского приказа. Искры малость переместились дальше от ворот, текуче, неуловимо плавно. Впрямь глаза некоего зверя, крупного, гибко скользившего на мягких лапах промеж камней. То ли оголодавший за зиму волк, то ли пардус, в темноте не разглядишь. Охти, пришла беда неминучая. От волка или разъяренной рыси мечом не больно-то отмахаешься. Буркей пособит, но дитя Арыси всего лишь конь и не так проворен, как волчара…

Жеребец ощерился, поворотился задом к крадущейся зеленоглазой тени и яростно взбрыкнул задними ногами. Мол, не робей, подваливай ближе. Угощение для тебя всегда готово.

— Хозяева! — в голос заблажил Пересвет, надеясь, что его крики не канут попусту в безлюдной пустоте. — Отопритеся-отворитеся! Да собачку свою угомоните, будьте ласковы! Я это… я Елену Премудрую разыскиваю, знающий человек баял, она здесь отшельничает! Эге-гей, ну хоть голос подайте, не дайте сгинуть ни за что, ни про что!

Промеж обвалившихся зубцов башни просиял огонек — не трепещущий факельный, на удивление ровный, бледно-лунный, отливающий лавандовым. Зыбкий свет усиливался с каждым ударом сердца, призрачным потоком стекая по выщербленной, изъеденной ветрами и дождем стене, и беспощадно обнажая скрытое в тенях. Пересвет обманулся — на крюках болтались не чучела, но тронутые тлением и разложением тела в обрывках богатых одежд. Вроде человечьи, а вроде не совсем. Руки непомерно длинны, а головы, распялившие в последнем вопле зубастые рты, в посмертии кажутся оплывшими, как свечной воск. Под подножием барбикена грудой валялись доспехи и оружие. Иные обглоданные взъевшейся ржавчиной и переломанные, в пробоинах и вмятинах, иные целехонькие и новые. Промелькнули меж ними желтоватые длинные кости, но Пересвет решил без нужды пристально не вглядываться

Грозно рычавшая во мраке тварь вспрыгнула на кучку камней. Оказавшись вовсе даже не волком, не сторожевым псом и не коварным горным пардусом — а лисой. Вот только высотой в холке и крепостью сложения та лисичка могла на равных поспорить с молодым медведем. Искрящийся и переливающийся рыжий мех жестко топорщился на широких плечах и вдоль хребта, верхняя губа мелко подрагивала в лад беспрерывному угрожающему ворчанию. Густой воротник вкруг шеи лисицы приминал широкий кожаный ремень с бронзовыми бляхами. На ремне покачивалась большая золотая лунница, украшенная подвесками.

— Кто указал тебе дорогу на Буян? — звонко и гневно прокричали сверху. Эхо исказило голос, могущий принадлежать как женщине, так и безбородому юнцу. — Сам каковских будешь? Отвечай быстро, ну!

— Пересвет я, сын Берендея, государя Тридевятого царства, — задрав голову, гаркнул в ответ Пересвет. — Сюда меня направила баба-Яга из Ибирских лесов. Рогнеда Ильгизаровна ее кличут.

— Рогнеда еще жива? — на барбикене малость опешили.

— Живей всех живых, — уверил невидимого собеседника царевич. — Поклон велела передавать сударыне Елене. Хозяин добрый, может, впустишь? Надрывно как-то глотку рвать, всё ж не казенная. Чай, не на базаре за низку калачей торгуемся.

— У кого ты отнял дитя Арыси? — голос исполнился едва сдерживаемой злости. — Чем вынудил служить себе и защищать?

— Да не отбирал я его, — оскорбился Пересвет. — Такого отберешь, пожалуй. Добром попросил. Мне его ромалы одолжили, до острова Буяна слетать. Это Буркей. Сам-то кто будешь, хозяин неласковый? Вопрошаешь только да гневаешься. Эдак разве гостей встречают?

— Иных незваных гостьюшек я привечаю стрелой в упор, — откликнулись с барбикена. — Лисавет Патрикеевна! — огромная лиса навострила уши. — Будь добра, сопроводи.

Это ж у какого Патрикея уродилась такая Лисавета, подумалось царевичу, когда старые ворота, пронзительно и тягуче скрипнув, отворились сами собой. Человек, жеребец и бдительно державшаяся поодаль лиса прошли под нависающей аркой в единственный внутренний дворик старого замка. Узкий и стиснутый нависающими с четырех сторон облупленными, темными строениями. Пятно бледного света ползло за незваными гостями, лужицей расплескиваясь по выщербленным камням. Облизывая и высвечивая схваченные морозцем кустики бурьяна, проросшего меж камней. Валяющееся на боку седло с высокой лукой, груду переплетенных стальных колец, некогда бывшую кольчугой, прислоненные к стене копья и нацепленный на навершие одного из них череп.

Щелкнули о камень каблуки. Пересвет заполошно обернулся. Догоревший факел он выбросил, но меч по-прежнему сжимал в руке.

В пути к Синь-озеру царевич не раз воображал, какой явится ему таинственная чародейка, не рожденная и не ведающая смерти. Супруга давнего пращура мнилась Пересвету статной, движущейся подобно волне или матерой турице, с волосами цвета льна, убранными в толстую косу. С переливчатыми глазами — то небесно-голубыми, то черными, как ночь, то золотистыми.

На высоком каменном крыльце, льнувшем к основанию главной башни замка, тенью маячил некто гибкий, узкоплечий и вроде без косы-девичьей красы. Затянутый в кафтанец до колен, и в широких шароварах, заправленных в сапоги. В сложенных чашечкой перед грудью ладонях стремительно вращался, плюясь искрами, крохотный огневеющий шарик. Который, с обреченным замиранием сердца понял царевич, вполне может прилететь ему прямиком в лобешник.

Лучшее, что пришло на ум Пересвету — нарочито медленно вложить клинок в ножны и поклониться. Поклон спины не ломит, а полезен бывает. Злое, колючее сияние малость поутихло. Хозяин острова Буяна разглядывал незваного гостя. Поблизости неотступной, мрачно зыркающей тенью маячила лиса Лисавета. Буркей раздраженно пофыркивал в ее сторону, всем видом показывая, что готов в любой миг учинить смертный бой.