Мартовские дни (СИ) - Старк Джерри. Страница 43

— Ладно, — наконец вымолвил чародей. — Коли добрался, давай хоть словом перемолвимся. Поднимайся сюда, — он скрылся в стрельчатом дверном проеме. Сияние торопливо втянулось следом, оставив Пересвета и рыжего коня в звездных сумерках. Легко процокали по камням невтяжные когти. Лисица взлетела по высоким крошащимся ступенькам и шмыгнула в дверь, только белый кончик хвоста мелькнул.

— Может, это совсем даже не Елена? — шепотом поделился в подергивающееся конское ухо Пересвет. — Может, подручный ее какой или ученик? Боязно, а надо сходить. Разузнать, как да что. Зря мы, что ли, неслись за тридевять земель сломя голову? А ты бди. Если что, я голос подам, но и ты не зевай.

Буркей фыркнул, азартно пристукнул копытом. Стою, мол, в дозоре, глаз не смыкая. Явлюсь по первому зову, только свистни!

Оступаясь в полумраке, Пересвет взошел по ступенькам на крыльцо. Дверей в проеме не было, но чуть дальше по извилистому коридорцу он ткнулся лицом в жесткий ворс толстого ковра. Отогнув занавесь в сторону, царевич вошел, украдкой бросил взгляд по сторонам.

Небольшой покой-горница, низко над головой темнеют скрещенные, источенные жучком балки. Высокие узкие оконца, смахивающие на прорези-бойницы, уцелевшие рамы в обоих затянуты бычьими пузырями. Трехлапые жаровни темной бронзы, от плывущего жара в комнатушке тепло и даже уютно. Сундуки вдоль стен, полки с большими и малыми книгами, в дорогих окладах с цветными каменьями и в обложках попроще, все аккуратно расставлено. В дальнем углу неопрятное гнездовище из шкур, скомканных бархатных занавесей и цветастых половиков, лисье лежбище. Сама Лисавет Патрикеевна свернулась ворохом рыжего меха, прищуренные глаза на узкой морде бдительно следят за каждым шагом незваного гостя. Рядом с лисицыным логовом стояла ровно застеленная походная койка на деревянном каркасе с примотанным шнурами кожаным основанием-люлькой. На каменном полу спорили пестротой несколько брошенных друг поверх друга ковров. Ковры попирал резными ножками тяжелый стол, к столу придвинуты табуреты. Шандал из оленьего рога с яркими свечами, кувшин да пара кружек.

По другую сторону стола сидел давешний чародей, негостеприимный хозяин. Теперь, когда его лицо не пятнало кружение бликов колдовского огня, Пересвет смог его толком разглядеть. И тихонько икнул — отчасти от испуга, отчасти от непомерного удивления.

Все-таки одним из обитателей старого замка была женщина. Девица. Тощая и плоская, бледнокожая, в кафтанце с высоким воротом и прорезными рукавами смахивающая на злобного, настороженного юнца. Кафтанец был крыт диковинным шелком, отливавшим в буроватую зелень, цвета лягушачьей кожи. Прямые темно-русые волосы девица-чародейка обрезала по самые плечи, от висков заплела тонкие длинные косицы, перетянутые кожаными шнурками. Над темными, вразлет бровями тускло блестел серебряный обруч искусного плетения, за который были небрежно воткнуты несколько цветов — белые кувшинки да желтые кубышки.

Откуда взяться кувшинкам посередь льдов и холодной весны, не к месту озадачился Пересвет.

— В ногах правды нет, садись, — дозволила ворожея.

— С-спасибо, милая хозяюшка, — царевич осторожно присел на край табурета. Сообразив, что цветы за венцом не живые, и не крученые из шелка, но резаны умельцами из цветного камня.

— Никакая я тебе не милая, — отрезала девица. Взгляд больших, ярких глаз был не по-девичьи тяжел и неподвижен. Очи изжелтого в ядовитую прозелень оттенка сильно тянулись к вискам, как у дикой рыси. Для полного сходства с лесным зверем круглая радужка затмила почти все око, лишь по самому краешку светился малый просвет белка.

Пересвет напомнил себе, что видит лишь избранное колдуньей обличье. Маску или наряд, скрывающий создание, явившееся на свет задолго до укладки первых камней в основание Царь-града и Ромуса.

— Прости, — повинился царевич. — Так, к слову пришлось. Как звать-величать тебя прикажешь?

— Ты ж вроде Елену Премудрую разыскивал? Вот я она и есть. Кащеевна по батюшке.

Она злорадно ухмыльнулась, когда Пересвет сделал неловкую попытку отодвинуться вместе с табуретом подальше. Лиса Лисавета вскинула голову и глухо затявкала, одобряя хозяйскую издевку над гостем.

— Эммм… — растерянно протянул царевич.

— Да шучу я, — блеснула рысьими очами Елена не-Кащеевна. — Страсть как забавно вы сразу ерзать начинаете. Словно горячих угольев в штаны вам сыпанули. Не отец он мне. Наставником был и полюбовником тоже, но и только. Я сама по себе и сама за себя. И имечко это мне прискучило. Сколько лет Елена, Марья да Василиса, словно других имен на свете не осталось. Хелла. Да, так мне больше нравится. Зови меня Хеллой, — она щелкнула пальцами. Кувшин плавно взмыл в воздух, склонился над кубками серебряной чеканки. Из носика пролилась струйка прозрачной жидкости с яблочным запахом. Новопоименованная Хелла отхлебнула из кружки. Угоститься гостю не предложила, хотя кружка сама собой придвинулась ближе к Пересвету.

— У варягов есть сказ про великаншу Хель, царицу мира мертвых душ, — осторожно заикнулся царевич.

— Миры — отражения, дробящиеся в капле росы. Может, они встречали одно из моих отражений, — надменно откликнулась Хелла. — В другом мире у меня шесть рук, черная кожа и я денно и нощно пляшу на поле битвы, усеянном поверженными демонами. А где-то еще другая я хранит миры от погибели. Или скачет на бледном коне впереди воинства призраков, неся смерь и разрушение. Много миров, много разных меня. Такой и сякой, всякой и разной, — она резко тряхнула головой, косицы метнулись из стороны в сторону. — Так, ясно. Как и сотни побывавших тут до тебя, ты ровным счетом ничего не понимаешь. Изъясняюсь понятно для заезжих царевичей, — звонкий девчачий голос вдруг обратился въедливым старушечьим скрипением: — Дела пытаешь али от дела латаешь, добрый молодец? С порога женихаться начнешь или, следуя дурной традиции, загадаешь пару загадок про золотое колечко и серебряную свайку?

— Вообще-то я женат, — с достоинством, как ему казалось, возразил Пересвет. Чародейка, которой так трепетала баба-Яга, на деле оказалась не пугающей, а раздражающей — как любая девка с непомерно острым языком и дурным нравом. — Извини великодушно, хозяйка, но со сватовством — не ко мне. Может, кому другому свезет больше. У меня же вопрос к тебе имеется, по колдовской части…

— Жена-ат? — недоверчиво переспросила Хелла. — Неужто? Тебе нужен ответ на вопрос — ну, так я сперва хочу взглянуть на твою жену. Что-то мне слабо верится. Женатые в такие дали не забредают. Они по домам сидят, пироги жуют.

Пересвет и рта разинуть не поспел, как чародейка выбросила длинную, гибкую руку. Мимолетно пробежалась холодными, как лягушачья лапка, пальцами по кисти царевича — и вот уже на указательном пальце, где столько лет плотно и надежно сидел обручальный перстень с нежно-васильковым сапфиром, ощущается непривычная пустота.

По-мужски коротко и резко замахнувшись, колдунья ударила похищенным кольцом о столешницу.

Взвыл царевич, да поздно. Синий яхонт разлетелся тысячами сияющих осколков. Посередь столешницы расплескалась прозрачно-голубая лужица шириной в пару ладоней, окаймленная тонкой золотой чертой. Жестом повелев возмущенному гостю умолкнуть, чародейка провела над ней прямой, окостеневшей дланью.

Гладкая поверхность затрепетала. Натянулась, словно тончайшая мокрая вуаль, плотно облепившая чье-то лицо. Запрокинутый к небесам лик с твердо очерченными, выступающими скулами и нежными губами, сложенными в едва уловимую улыбку. Тяжелые веки с чуть вытянутыми к вискам уголками сомкнуты. Однако длинные ресницы подрагивали, словно нихонский принц внимал чьим-то занимательным речам и едва удерживал смешинку за мелкими белыми зубами.

— О, — лживо восхитилась Хелла. — Надо же, для пущего разнообразия незваный гость и впрямь окольцован. Редкостной красоткой к тому же. Половчанка али дева с Кадайских земель, не разберу. Ну-ка, встань передо мной, как лист перед травой, явись в полном обличье!