Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа. Страница 40

«С34.1 Центральный с-г верхней доли левого легкого с многочисленными мтс в правое легкое, Т3 N2 МЦ{PUL}.IVst. в процессе ПХТ, IV кл. гр. Операция противопоказана».

И пусть я не совсем поняла, что обозначают эти цифры, но главное и так лежит на поверхности, бесполезно отторгаемое моим мозгом.

У МОЕЙ РОДНОЙ БАБУШКИ НЕОПЕРАБЕЛЬНАЯ ОПУХОЛЬ ЧЕТВЕРТОЙ СТЕПЕНИ. И ЭТО ДЛЯ НЕЕ СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР.

15 Глава

Чем пахнет беда? Ощущение надвигающегося кошмара, который захватил тебя внезапно, выдернув из вчера еще благополучной жизни, перечеркнув все планы и мысли? Когда все внутри содрогается, а душу накрывает невыразимая тоска и предчувствие надвигающегося краха всей твоей жизни.

А она, оказывается, пахнет морозной свежестью, легким ознобом, сначала обманчиво бодрящим, но практически сразу переходящим в ледяную стужу жесткого чувства онемения всего тела, когда сделать ничего не можешь, ни единого движения. То самое состояние безнадежности, которое охватило меня, когда я прочитала диагноз болезни бабушки, неуклюже распластавшись на полу. Оно всюду — в воздухе, на губах, на одежде, не отпускает, нарастая с каждой минутой. Хочется стряхнуть его с себя, не понимая, что отныне состояние краха останется с тобой до самого конца, но ты будешь прятать его внутри, находя внутренние резервы для того, чтобы улыбаться и делать вид, что все хорошо и в твоей жизни все по-прежнему. Так надо, потому что рядом с тобой человек, которому страшно и больно гораздо сильнее, чем тебе, потому что для него мир уже остановился, прозвучав отсроченным приговором. Самое ужасное, что он материален, лишает воли, затормаживает мысли, которые медленно пытаются найти выход, не в силах примириться с неизбежным.

Когда беда настоящая, потом не до запахов становится. Страх за близкого человека стискивает в свои объятия так, что воздуха не хватает, дышать не можешь и четко, до последней буквы вспоминаешь молитву «Отче наш», которую до этого момента вроде и не знала. Все, что угодно, лишь бы не висел над родным человеком дамоклов меч неизбежности при обманчивой видимости сегодняшнего благополучия..

— Лизонька, Макс, почему вы дома, а не на выпускном вечере? Что случилось? И что с твоим платьем, внучка?

Я смотрела снизу вверх на бабушку, стоявшую в дверях кухни. Вот ее взгляд остановился на бумагах на столе, на справке в моих руках, перешел на Макса, безмолвно застывшего рядом со мной.

— Ба, ты дома? А мы вот вернулись переодеваться, вот, видишь, рукав оторван, — я что-то еще говорила, пытаясь подняться с пола, но сил не было. Макс это видимо понял, протянув мне руку, в которую я и вцепилась, как утопающий за последнюю соломинку, не выпуская из поля зрения бабушку.

— Да, я никуда не ходила, просто прилегла ненадолго.

Она спокойно подошла к столу и стала не спеша, аккуратно собирать разбросанные документы в прозрачную папку. Протянула руку — и я отдала ей справку, которую она тоже убрала к остальным, после чего защелкнула на папке кнопку и положила обратно на стол.

— Простите, дети, не хотела, чтобы вы все вот так узнали. Хотела сказать, когда было бы подходящее время, а оно как сложилось…. Голова закружилась, думала, полежу полчасика, и все уберу. Но раз так, значит, теперь и скрывать нечего. А вам ведь надо торопиться, Лиза, иди, переоденься, ведь вы еще успеваете, я права? Там, наверное, директор школы волнуется, поторопитесь!

Я в возмущении всплеснула руками:

— Бабушка, да о чем ты говоришь, какой бал! Плевать на него, без нас пройдет, мы не пойдем. Скажи, Макс, я ведь права?

— Антонина Петровна, Лиза права, какие бал и танцы, когда вы больны.

Бабушка грустно улыбнулась:

— Вы так говорите, словно я уже завтра в могилу сойду, а вы прямо сейчас готовы нести дежурство у постели умирающей. Вот поэтому я не хотела, чтобы вы узнали раньше времени. Лиза, школьный выпускной бывает только раз в жизни, а люди из жизни уходят каждый день. Не надо, девочка, меня жалеть, я достаточно пожила на свете, и раз Бог так решил, значит так и надо. Он не открывает, когда закончится наш жизненный путь на земле и начнется небесный, не показывает будущего, но обещает помощь и поддержку в свое время, не советуя всматриваться в хрустальный шар предсказаний, но освещает наш последний путь светом на один шаг вперед, чтобы мы не впадали в пучину отчаяния. Ничего, девочка моя родная, я еще должна буду порадоваться твоему поступлению в институт. Это же мечта, вот и будем ее осуществлять. Верь мне, времени у нас достаточно, Лизок.

Я стояла, сдерживая последним усилием воли скопившиеся слезы, боясь моргнуть, чтобы они не пролились неудержимым потоком по щекам. Нет, должна пересилить себя, ради вот этой маленькой, хрупкой, но такой сильной женщины, которая о своей собственной смерти говорит твердо и спокойно, словно ей просто предстоит недолгая поездка по обыденным делам.

— Макс, пока Лизонька переодевается, включи кофемолку, сейчас мы с тобой кофейку попьем покрепче, как ты любишь. И достань из холодильника ту баночку с персиковым вареньем. Когда-то давно я именно так любила пить крепкий кофе — запивая его горечь сладким вареньем.

— Ба, нельзя кофе, у тебя же сердце!

— Девочка, что ты, мне теперь все можно! Беги переодеваться, времени совсем нет! Я хочу, чтобы моя внучка на своем первом балу затмила всех!

— Антонина Петровна, только вместе с вами, если вы в школу поедете, иначе мы останемся дома.

— Да вы что, мне, старой перечнице молодежи мешаться! Нет, это неприлично под ногами мельтешить.

— Ба, Макс дело говорит! Ты же наш учитель, должна посмотреть, как мы танцуем. И под твоим присмотром нам привычнее. Найдет место, где тебе будет удобнее сидеть, ты совсем не устанешь. Если что, мы же на машине, сразу домой поедем. Соглашайся, что ты одна дома сидеть будешь?

Мы танцевали зажигательный танец под ритмичную веселую музыку, привычно принимая сексуальные позы и четко выполняя все необходимые па и движения. Вот только все окружающее я видела нечетко от слез, оно расплывалось в одно пятно, да и обязательная улыбка никак не появлялась на лице. Если бы не Макс, не поддержка его уверенных рук, не ободряющий взгляд бабушки, который я физически ощущала на себе, то наш танец закончился после первых минут. Первый раз я ощущала себя «бревном», тем самым «Буратино», механически передвигая ноги под музыку. Вот только вряд ли у бревна могла болеть душа, полосуемая острыми ножами на куски кровоточащей плоти. Я откровенно обрадовалась окончанию танца, ведь это означало, что смогу подбежать к сидящей с улыбкой бабушке.

— Лиза, Макс, вы просто молодцы, я горжусь вами. Посмотрите, с каким восторгом приняли ваш танец сверстники. Макс, теперь у тебя прибавиться еще соперников, смотри, так из-под носа и уведут нашу красавицу, прошляпишь девочку!

— Не беспокойтесь, Антонина Петровна, Лиза у нас не из ветреных, ей сейчас о вступительных экзаменах надо беспокоиться, да о проходных баллах.

— Смотри, мальчик, как бы потом локти не кусать от бессилия!