Недостреленный (АИ) - Читатель Константин. Страница 25

— Ааа, понятно, — протянул Павел, задумавшись.

— Товарищ Кузнецов, а у вас есть какие-либо предложения? — неожиданно обратился ко мне Розенталь.

Я, застигнутый внезапным вопросом врасплох, не знал, что сказать. Я тут самый неопытный по стажу, моё дело молчать, что я могу предложить-то?

— Ну… — кашлянув, начал я, — надо оружие держать наготове, если есть какая опасность, а не надеяться, что мы их рожами своими напугаем.

Ответом мне был гомон голосов, скорее, одобрительных.

— Конечно, к гражданам неправильно с наганом в руках соваться и дулом в нос тыкать, — продолжил я, скосив глаза на Маршалка. — Но если есть подозрение, что перед нами бандиты, то оружие хорошо бы приготовить заранее и успеть открыть огонь, ежели что.

Возражений со стороны Розенталя и Маршалка не последовало.

— Лампы нам нужны или переносные фонари, — выступил бывший с нами в "кабинете" трактира молодой матрос. — Как сегодня в трактире — потушили свет, и мы как слепые кутята. А они то своё заведение как пять пальцев наощупь знают.

— Дельное предложение, — согласился Розенталь. — Я составлю заявку в городской совет.

— И вот ещё что, — мне кое-что вспомнилось, и я решил высказаться. — Очень может такое случиться, что враги советской власти и бандиты захотят мстить, или уронить авторитет рабоче-крестьянской власти, или просто сеять панику среди мирных граждан. Я к тому, что могут начать нападать на милиционеров на улицах. Поэтому предлагаю наряд рабочей милиции отправлять не меньше, чем по двое. И подходить к людям, к подводам или автомобилям так чтобы того, кто подходит, мог поддержать огнём со стороны другой. Я могу показать как…

Люди зашевелились, всем стало интересно посмотреть на что-то новое. Я вызвал Никитина и того матроса, что был с нами в трактире:

— Вот, — говорю матросу, — пусть ты бандит и хочешь напасть, когда товарищ Никитин у тебя документы проверяет или когда ты у него что-то спрашиваешь. Павел, подходи к нему с одного боку, — сказал я. — А я стою с другого боку и в отдалении, в шагах трёх-четырёх и могу выхватить оружие, ежели что. Вот что ты сможешь сделать?

Я встал, как рассказывал, засунул револьвер за пояс и положил ладонь на рукоятку. Матрос попытался было обозначать удары Никитину, выхватывать из кармана бушлата наган, нападать на меня — неизменно револьвер у меня в руках оказывался раньше, и матрос не успевал уйти с линии огня.

— Мда, не рыпнешься, — признал он, — куда ни кинь, всюду клин. Ловко ты придумал.

— И кучно стоять нельзя, — добавил я. — Вот как в трактире сегодня. Мы стояли кучкой у двери. Если бы они залпом стрельнули в нашу сторону, всех бы накрыли.

Народ помрачнел, вспоминая сегодняшние события.

— Очень занятный прием, товарищ Кузнецов, — резюмировал Розенталь. — Но, думаю, до такого не дойдёт. Милиция у нас своя, рабоче-крестьянская, нападать на неё могут только враги революции и эксплуататоры.

— Хорошо бы, если так, — пожал плечами я. — Но лучше соломки-то постелить, на всякий случай.

Розенталь объявил собрание законченным. Люди встали со своих мест, но расходиться по домам не спешили. Завязались обсуждения на разные темы. Тот матрос из трактира подошёл к нам с Никитиным:

— Гусь, — заявил он, протягивая руку.

— Кто гусь? — не понял я, пожимая автоматически его руку.

— Я Гусь, — разулыбался матрос. — А зовут Иваном.

— Саша, — в свою очередь назвался я. — Кузнецов. А это Павел.

— Никитин, — пожал руку матросу Паша.

— Слыхали, в Брест-Литовске мир с Германией подписали? — начал разговор матрос.

Я помотал головой:

— Что, уже? — удивился я. В переезде и в происходящих вокруг нас с Лизой событиях я совсем упустил из виду газеты и текущую ситуацию в стране.

Начиная с Декрета о мире и продолжая дальнейшими своими обращениями, большевики предложили всем воюющим державам немедленное перемирие и открытые переговоры о мире без аннексий. И, что было впервые в мировой практике, с правом наций на самоопределение.

Назначенный Керенским верховный главнокомандующий Российской армией генерал Духонин не признал власть большевиков и отказался выполнить приказ новой власти обратиться к военным командованиям других стран с предложением перемирия. Совет народных комиссаров сместил Духонина с поста главковерха, чего не стали признавать страны Антанты, обещая генералу "всяческую поддержку" и угрожая ему "самыми тяжелыми последствиям" в случае перемирия. Ставка главнокомандования в Могилёве стояла за продолжение войны, вокруг неё начало складываться новое антибольшевистское правительство. Большевики развернули антивоенную агитацию среди солдат. Уставшие от войны разозлённые солдаты подняли в Могилёве бунт, устроили самосуд, и генерал Духонин был убит в начале декабря семнадцатого года.

Страны Антанты игнорировали мирные обращения большевиков, рассчитывая на свою выгоду — продолжая войну и препятствуя выходу из неё России, они надеялись и дальше оттягивать с западного фронта германские силы и надеялись достичь самим военного успеха. Самым же страшным для Антанты был бы сепаратный мир между Россией и Германией. И именно в этом они стали пропагандистски обвинять новую российскую власть, несмотря на полученные от неё по дипломатическим каналам предложения о прекращении войны. Советская же делегация на начавшихся в Брест-Литовске 3 декабря 1917 года по новому стилю переговорах отстаивала и перемирие на обоих фронтах, Восточном и Западном, и запрет переброски войск между фронтами.

Германии, в свою очередь, перемирие и сепаратный мир с Россией были бы очень выгодны. У неё и у её союзника Австро-Венгрии кончалось продовольствие и стратегическое сырьё, страны находились в международной блокаде. В них росло недовольство и уже начались продовольственные беспорядки. В результате долгих прений делегации стран Четверного союза (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции) согласились с российской формулой — заключить общий мир без насильственных присоединений и без контрибуций, на основе права народов на самоопределение. Однако принципиальным было расхождение в одном пункте: Германия отказывалась отводить войска из оккупированных Польши, Прибалтики, областей Украины и Белоруссии, мотивирую тем, что эти народы на основе права на самоопределение хотят выйти из состава Российской империи. Советская же сторона считала, что изъявление народа на самоопределение не может происходить при оккупации его Германией. Переговоры застопорились противоречием во взглядах сторон. Советская сторона тогда выбрала тактику затягивания переговоров и предпочла тянуть время.

Большевики считали, что пролетариат промышленно более развитых стран Европы в шаге от социалистической революции. Надежды большевиков были не беспочвенны: в Австро-Венгрии продовольственные бунты преобразовались в политические выступления, в Германии начались массовые забастовки.

— Вот и я думаю — поторопились подписывать, — вздохнул Гусь. — Еще бы чуток подождали, вот-вот революция в Германии начнётся.

— Думаю, что так быстро не начнётся, — возразил я. — Не созрела там полностью еще революционная ситуация.

Знание будущей истории подсказывало мне, что до революций в Австро-Венгрии и Германии, и до свержения их монархий в ноябре 1918 года оставалось еще восемь месяцев. А пока страны Четверного союза смогли временно справиться с кризисом. Центральная Рада Украины, возникшая после февраля семнадцатого, провозгласила в ноябре семнадцатого Украинскую республику, но проигрывала украинским Советам рабочих и крестьянских депутатов и установлению советской власти на Украине. Боясь потерять свою власть, Рада подписала в феврале восемнадцатого года с Германией сепаратное соглашение о поддержке. Германия заявила на переговорах с большевиками о выходе из советской формулы общего мира без аннексий и выдвинула требования об оставлении за ней оккупированных областей и о преобразовании договорённостей общего мира в сепаратные, между Германией и Россией. Российские буржуазные круги в газетах обвинили большевиков в том, что они германские агенты и предают интересы России, в то же самое время мечтая о приходе немецкой армии и предпочитая германскую оккупацию вместо власти большевиков.