Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 47
Ледяным покоем, — предупредил кто-то.
Тихо скрипит деревянный мост. Я стою у самого его края, а в шаге от меня стоит отец. Он смотрит на меня, и его глаза улыбаются.
И я вдруг понимаю, что мне никто не нужен — ни мама, ни Дуганов, ни друзья, ни подружки… Мне хочется только одного — остаться здесь навсегда. Улыбаясь, я подаю отцу руку — и он протягивает свою в ответ. Но наши руки не могут коснуться друг друга — для этого нужно сделать еще один шаг. А мои ноги будто приросли к земле. И папа тоже не может ко мне приблизиться. Я хмурюсь, но папа говорит, что нужно еще немного потерпеть, и скоро мы встретимся…
И я опять улыбаюсь.
Черные деревья с другой стороны моста клонят головы вниз, будто кивают.
Будто хотят дотронуться
Почему-то это неприятно… не хочу… прочь отсюда…
…
Я сижу на полу перед портретом. Ноги влажные от росы.
Мне хорошо.
И в то же время какая-то изнуряющая тоска выворачивает наизнанку.
Будто душа раскололась на две части.
Это удивительное умиротворение похоже на…
отупение от сильных лекарств.
Оно какое-то ненатуральное. И в нем есть что-то…
страшное
Я встала и, не оборачиваясь на портрет, пошла к двери кухни.
Там чайник, я хочу какао
И не хочу смотреть в глаза отцу
На ореховом столике — пустой стакан
И что-то еще
Какие-то бумаги
Надо взять все с собой
МАРТА, ДО ЗАВТРА, МОЯ ДЕВОЧКА!
Голос спокойный, приторно-ласковый, но
похожий на стекло — холодное и твердое…
чужой голос
До завтра, папа!
Кухня встретила меня неприветливо. Мне показалось, что воздух наполнен удушающей тяжестью. Углы небольшой комнатки странно потемнели, и я пару раз мнительно покосилась на них — так и казалось, что там кто-то прячется и следит за мной внимательными глазами. Не сумев отделаться от неприятного ощущения, я налила какао, захватила пачку хрустящих хлебцев и поднялась наверх.
Усевшись по-турецки на полу, прихлебывая горячий напиток, я рассматривала бумаги, которые принесла из гостиной.
«Завещание.
Я, Вильгельм фон Краузенштайн…»
Наверно, какао обладает снотворным эффектом — меня вдруг стало сильно клонить в сон.
«…находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество своей единственной дочери, Печатниковой Марте Вильгельмовне…»
Я зевнула.
«…после моей смерти имущество переходит в полное ее распоряжение
Я гордо улыбнулась.
при соблюдении некоторых условий…»
Далее шли уже знакомые мне условия, как то: достижение возраста двадцати пяти лет, проживание с гадким портретом, выпроваживание гостей до полуночи…
И еще.
«Марта имеет право отказаться от завещания. При этом необходимо сообщить об отказе представителю наследодателя Корсакову П.И. в письменной форме не позднее трех дней до вступления его в законную силу. В этом случае все наследуемое имущество переходит в Фонд академии наук».
Значит, еще вчера я могла отказаться от завещания!
…Но до сегодняшнего дня я не могла его найти… Наследодатель надежно прятал его от меня.
Теперь я понимаю, почему.
Но, к сожалению, теперь уже слишком поздно.
Воспоминание коснулось уха легким шепотом ангела, пролетевшего вчера над головой:
«Завтра будет поздно…»
Слова эти молоточками застучали в мозгу; к горлу подкралась тошнота. Я быстро хлебнула какао из чашки, облив при этом ворот пижамы.
Осознание того, что назад пути уже нет, вызвало непередаваемое чувство, что я заблудилась в лабиринте.
«При отсутствии письменного отказа завещание вступит в силу 2 ноября 2003 года».
Дурманящий сон начал валить с ног.
«…Примечание.
Завещание действительно только при подписании договора о залоге…»
Последнее слово больно толкнулось в мозг, и он проснулся.
ДОГОВОРА.
Корсаков говорил о каком-то страшном договоре…
Я лихорадочно перевернула страницу.
Вот он, договор. С виду небольшой. Напечатан красиво, на гербовой бумаге.
О чем же я сдуру да спьяну договорилась с мертвым папашей?
«Идиотка», — выругалась я про себя и, водя пальцем по строчкам, начала читать.
«Печатникова Марта Вильгельмовна, именуемая в дальнейшем «наследница», с одной стороны и (имя неразборчиво, на незнакомом языке) с другой стороны заключили договор о нижеследующем…
Наследница принимает условия завещания и обязуется их соблюдать…»
Похоже на какую-то дурацкую расписку.
И герб какой-то дурацкий — похож на… на…
Три сцепленные между собой шестерки.
Смутное предчувствие сдавило сердце.
«…на срок в одиннадцать дней, до наступления возраста полных двадцати пяти лет наследница отдает свою душу в залог…»
Непонятно. Какую душу?..
А договор, по-моему, не с отцом…
И мерзкий холод пролез под теплую синюю пижаму.
«…отдает свою душу в залог Держателю душ…»
Это еще что за персонаж?
Во рту вдруг стало сухо. От абсента, что ли?..
«В случае невыполнения наследницей любого условия завещания либо всех вместе взятых условий…»
Отгоняя наплывающий сон, я вчитывалась в мелкие строчки договора, пытаясь уяснить их суть.
А суть была такова.
В случае невыполнения мною любого условия завещания либо всех вместе взятых условий я лишаюсь права на завещанное мне имущество. При этом моя душа остается в ведении некоего Держателя душ. В случае же соблюдения всех условий завещание вступит в законную силу 2 ноября 2003 года. При этом залог возвращается владелице,т. е. мне. Дата, подпись…
Моя подпись.
Прочитанный мною документ мне не понравился. Больше всего мне не понравилось в нем три вещи: то, что в нем упоминается моя душа; то, что я не знаю, кто такой Держатель душ; и то, что под всей этой чертовщиной стоит моя подпись.
Значит, моя душа уже давно в залоге у неведомого Держателя душ, и я с этим согласна.
Вдруг неясное озарение колыхнуло эту самую душу.
Держатель душ… покровитель отца и его властелин!
Дьявол! Вот кто это такой!
Я смотрела на собственную подпись и не верила глазам. Как я могла это подписать? Не прочитав, не задав адвокату ни единого вопроса… Какая же я дура. Какая же я немыслимая дура! И я могу хоть двадцать раз перейти через мост, сатана все равно завладеет моей душой,
а отец — телом
они раздерут меня на части, и каждый получит свое.
Потому что, если я нарушу условия завещания, это будет противоречить договору, и моя душа навечно останется у… Держателя душ. А если не нарушу, то в день двадцатипятилетия отец вселится в меня.
«При отказе от завещания договор автоматически считается расторгнутым…»
«…не позднее, чем за два дня до вступления завещания в законную силу…»
Я впилась глазами в эту короткую строку.
Бумажный лист в моей руке затрепетал, как на сильном ветру.
Я не могла в это поверить. Неужели у меня и вправду был шанс?!
И ЕЩЕ ВЧЕРА все можно было бы изменить?!
И в ЛЮБОЙ из этих прошедших здесь дней, кроме СЕГОДНЯШНЕГО!
ТАК ПРОСТО…
И этот последний шанс УПУЩЕН!
В гостиной громко забили часы.
Я отшвырнула чашку с недопитым какао в угол спальни, забрызгав дорогие обои, и, беззвучно давясь подступившими к горлу слезами, упала на пол лицом вниз.
Надо мной, взлетев, зазвенела едва различимая тихая песня.
Звон звон звон
Окатил водою
Справлюсь сам с собою?..
Сяду на трон, венчаюсь на царство
Ох, корона не шапка и не лекарство…
Бумаги разлетелись по полу, и из них выпал маленький картонный прямоугольник.
Это была визитка Корсакова.
ГЛАВА 27
Корсаков.
Только он сможет мне помочь.
Приподнявшись, я вытерла слезы и перевела заплаканные глаза на отлетевшую в угол визитку.