Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 48
Поверьте, я желаю вам только добра…
Он сказал мне о деньгах и драгоценностях… Потом сообщил об условии, касающемся ночных гостей… Иначе я непременно бы его нарушила…
Любое условие завещания либо все вместе взятые условия…
Он неоднократно призывал меня прочитать завещание, где говорилось о возможности письменного отказа. А я…
…и он же неоднократно отговаривал меня от отказа. Почему он не дал мне уйти?.. Считал, что я действительно могу каким-то образом вернуть назад… объект договора?
Он расписывал мне достоинства квартиры так, будто искренне полагал, что мне суждено тут счастливо жить долгие годы… И был так убедителен…
А может быть, это и вправду возможно, просто я не знаю, как?..
Может, он объяснит мне, как выпутаться из этой ловушки?
Если из нее есть выход…
Я обреченно посмотрела на себя в самый большой осколок, оставшийся от зеркала в прихожей.
И увидела худую девушку с острыми коленями, провалившимися ключицами и руками, повисшими, как плети.
Глаза мои были пусты, как высохшие колодцы.
Я смотрела в зеркало и не узнавала своих черт.
Но не удивилась этому.
Потому что уже почти не помнила, кто я такая.
Папа зовет меня Марта.
А кто такая Марта?
Мой лоб в зеркале нахмурился, и его перерезала старческая морщина.
Из пучины неблагодарной памяти всплыли какие-то островки воспоминаний. Какой-то юбилей… Поздравления, звон бокалов… Кто-то касается моего локтя… Взгляд мужчины из угла…
Но все это было так давно… Много месяцев… или даже лет назад…
Так давно, что под наслоением времени память не в силах открыть этих далеких страниц.
Я сжала в руке маленький бумажный прямоугольник.
Времени нет. Его нет совсем. Я потеряла счет дням, но 2 ноября — день моего рождения — наступит, самое большее, через сутки.
И тогда будет поздно.
Все, что еще имеет смысл предпринять, надо предпринять немедленно.
И нужно успеть.
Мысли в голове заметались, как вспугнутые голуби.
Позвонить Корсакову неоткуда — оторванная трубка до сих пор валяется на полу в прихожей, а в мобильном по-прежнему нет связи. Значит, нужно ехать в контору. Бегом одеваться!
И я помчалась в спальню. Начала лихорадочно рыться в бауле. Что бы надеть, чтобы расположить к себе холеного адвоката?..
Вы преобразились и стали похожи на благородную девицу…
Не знаю почему, но я вытащила на свет черное платье в пол, с большими карманами и капюшоном. Я не любила это платье. Оно казалось мне траурным. Мы с Альбинкой купили его на распродаже в маленьком магазине одежды на окраине города. Я надевала его только один раз — на похороны бабушки, а потом сложила и запрятала в шкаф, в самый дальний угол.
Как оно оказалось в бауле?.. Я брала с собой только самое необходимое, к чему это платье явно не относится…
Сейчас я смотрела на него во все глаза, будто видела впервые.
И понимала, что это то, что мне нужно.
Быстро облачась в платье и глухие туфли на небольшом каблуке, я снова подошла к зеркалу — достойно ли я появлюсь в конторе адвоката?
По-моему, весьма.
На секунду мне показалось, что из зеркала на меня глянула смерть — в его стеклянной темной глубине отразилась фигура в длинном черном одеянии, в капюшоне, натянутом до самых бровей…
А за этой фигурой, далеко, в самой глуби зеркала, вдруг мелькнул цветной образ — россыпь светлых волос, яркий халатик с рыбками, свежий румянец, огонек в глазах и задорная улыбка…
Я вгляделась в тусклую поверхность зеркала и вновь увидела только черный силуэт смерти.
В капюшоне, упавшем на лицо.
Но я же не в капюшоне. Он болтается у меня за плечами!
Шепча про себя молитву, я накинула белое каракулевое пальто и выскочила за дверь.
Ключа у меня не было, поэтому дверь запереть было нечем. Но я не боялась воров. Пусть возьмут все, что им нужно.
Я даже хотела этого.
Мне показалось, что проспект сузился. Маленький парк перед домом стал еще меньше. Готические здания встали плотнее друг к другу, не оставив даже крошечного прохода. Дорога тоже стала как будто уже. На небе, как обычно, теснились серые облака.
Ускоряя шаг, путаясь в длинном платье и проклиная себя за необъяснимый выбор, я пошла к остановке.
По пути северный ветер несколько раз жестко хлестнул меня по лицу моими же волосами.
Остановка была безлюдна. Спрятавшись от ветра внутрь, я стала напряженно всматриваться в сторону, откуда должен был показаться трамвай.
Но трамвая не было.
Прошло очень много времени. Ноги в туфлях сильно замерзли. Я скрестила их, недоумевая, куда подевался транспорт.
На башне начали бить часы. Сколько ударов они отсчитали, я, задумавшись, пропустила.
Внутри остановки было теплее. Но какое-то странное ощущение того, что она давит и жмет, как ботинок, выгнало меня на тротуар.
По тротуару неслышно брели бестелесные черные тени.
Одна тень вдруг приблизилась ко мне и подняла на меня лицо. Это оказался пожилой мужчина. Глядя на меня прозрачными глазами, почти без зрачков, он прошелестел — так тихо, что показалось, будто это шепот травы или шорох падающих осенних листьев:
— Не ждите, трамвая не будет. Мост разобран.
И, отойдя, вновь слился с вереницей бредущих черных теней.
Стоя у края тротуара, я внезапно как бы увидела себя со стороны и вдруг поняла, что я теперь такая же тень. Я тоже одна из них. И он, наверно, принял меня за свою.
Трамвая не будет. МОСТ РАЗОБРАН, — дошли до моего сознания и сожгли его в горький пепел слова, отнявшие последнюю надежду.
«Завтра будет поздно…» — прошелестел угасающий шепот.
Бесплотной тенью я скользнула по тротуару и не услышала своих шагов.
Если я еще жива, то лишь наполовину.
В памяти вновь пронеслись безоблачные картины прошлого, но уже другие. Вот полыхнула у самых глаз светлая челка Дуганова; вот мы с Альбинкой в Чехии, ловим в раскрытые ладони пушистый снег; вот машет рукой счастливая мама из самолета, улетающего в Испанию…
Прощайте, мои любимые!
Внезапно я обнаружила, что возле меня притормозило такси.
Из окошка выглянул шофер — глаза у него были тоже неприятные, водянистые, скользкие, но выбора не было.
Испугавшись, что сейчас он уедет, не дождавшись, я быстро засеменила к нему.
— Проспект Касаткина, семь, — почти умоляюще проговорила я.
Не сказав ни слова, тот распахнул заднюю дверь.
Подхватив подол платья, я забралась внутрь.
Машина плавно тронулась с места.
Внезапно я почувствовала, как давно не разговаривала ни с кем, не делилась своей бедой.
Желание припасть к чьему-нибудь плечу, высказать свою боль, попросить совета стало неодолимым. Но рядом был только этот незнакомый водитель, чья неприветливая спина маячила передо мной, загораживая дорогу.
Сжав зубы, я молча сидела, уйдя в свои мысли.
Наконец, не выдержав, произнесла:
— Мне нужна контора адвоката Корсакова.
Он обернулся и как-то странно посмотрел на меня.
Потом повернулся к рулю и некоторое время вел машину молча.
Я пожалела, что вступила в разговор.
По темному окну побежали водяные дорожки — на улице снова пошел дождь.
— Третий ряд, строение девять, — вдруг сказал шофер, остановившись.
«Странно, ряды какие-то…», — подивилась я, оказавшись на улице.
И вообще, какое странное место…
Я очутилась на улочке, густо застроенной одноэтажными ухоженными домиками. Они и впрямь стояли рядами, отделенные друг от друга низкими оградами, и напоминали какое-то дачное товарищество. За оградами виднелись красивые цветники и уютные скамеечки…
Здорово тут! — несмотря на невеселый повод, приведший меня сюда, невольно восхитилась я.
И пошла мимо аккуратных домиков в третий ряд.
Проходя мимо одного из домов, я заглянула за ограду — меня заинтересовала статуя, стоящая в цветнике. Это была скульптура молодой стройной женщины в кокетливой шляпке. Ее лицо и поворот головы мне кого-то смутно напомнили.