Завещание с простыми условиями (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 49
И руки тоже показались странно знакомыми…
Но задерживаться и рассматривать садовые статуи было некогда, и я, пробираясь между оградами и удивляясь, отчего дома стоят так тесно, вышла-таки к третьему ряду.
Строение девять мало чем отличалось от соседних строений.
Низкая металлическая ограда, выкрашенная в темно-зеленый цвет; ведущая к дому ровная дорожка, обрамленная яркими цветами. Возле дома уютная скамейка, вырезанная из светлого дерева, рядом с которой примостился маленький столик.
На пороге дома лежал красивый букет хризантем.
«Надо же, тайные поклонницы у нашего ловеласа…» — подумала я.
На двери была прибита табличка, гласящая:
Корсаков Павел Иванович, адвокат.
9.30–17.00
«Интересно, это его дом или контора? — подумала я, дергая за ручку. — Для дома, пожалуй, строение девять простовато. Конечно, домик ухоженный, но слишком маленький для адвоката. Да и участок совсем небольшой…»
Дверь предполагаемой адвокатской конторы была заперта.
Звонка, как ни странно, возле нее не было.
Я нетерпеливо дернула еще раз.
Закрыто.
Может, отошел на обед? Я, правда, не знаю, утро сейчас, день или вечер, могу только догадываться. Часы на моей руке показывают десять минут пятого, но это ничего не значит.
Абсолютно ничего.
Вздохнув, я присела на скамейку и закурила. Делать нечего, придется подождать.
По привычке выкурив сигарету до самого фильтра, я снова задумалась, что же теперь предпринять.
Наверно, ждать бессмысленно — драгоценное время утекает, как вода в песок.
Никогда еще время не казалось мне столь драгоценным, как в этот день.
Может быть, последний.
Калитка соседнего домика приоткрылась, и в нее бесшумно вошла высокая, худая девушка в серебристом балахоне до пят. Поведя в воздухе узкой ладонью, будто ловя что-то невидимое, она медленно повернула на меня лицо…
Я сделала вид, что не заметила ее появления, и углубилась в изучение цветов на клумбе Корсакова. Ухоженность цветника меня удивила.
«Надо же, какой цветовод, когда только все успевает… Хотя, может, за цветами ухаживает жена…»
Самое разумное, по-моему, написать Корсакову записку и попросить его срочно прийти.
Приняв такое решение, я полезла в сумку и не без труда выудила оттуда бумагу и ручку.
Присутствие соседки сковывало, и я невольно снова подняла на нее глаза. Девушка уже тихо прошла вдоль дорожки к самому порогу дома, но в дом не зашла. Теперь она стояла, повернувшись к солнцу, бледные лучи которого, пробиваясь сквозь тучи, падали на ее лицо.
Под неярким светом отливал серебром ее длинный балахон, стлавшийся до земли. Черты лица показались мне чересчур острыми, а цвет — мертвенно-белым, с оттенком синевы.
На секунду мне стало неуютно. Я поежилась на своей скамейке.
Наверно, пора уходить.
Чиркая ручкой по бумаге, я мимоходом продолжала следить за девушкой.
Она, неслышно скользнув к кусту розы, достала из-под него маленькую розовую лейку. Потом повернулась ко мне, и ее взгляд застал меня врасплох.
Я заморгала глазами. Непостижимый страх заполз под каракулевое пальто, и его легкие, холодные пальцы быстро побежали вверх по спине.
Девушка приветливо улыбнулась, и от этой улыбки рука, держащая ручку, дрогнула.
Потом она пошла по цветочной аллее с лейкой в руке и начала неторопливо ее поливать, наклоняясь к каждому цветку.
Я еле-еле оторвала от нее взгляд.
Надо быстрее уходить.
Перечитав криво написанное «Уважаемый Павел Иванович. Мне необходима Ваша помощь. Дело не терпит отлагательств. Срочно свяжитесь со мной. Марта П.», я поднялась по ступенькам и быстро всунула записку в дверь.
Потом поспешила к калитке…
Она уже была здесь, внутри дворика, возле калитки — на узкой, посыпанной песком, дорожке.
Высокая, выше меня почти на голову; балахон развевался от легкого ветра. В тонкой руке — детская розовая лейка.
Я встала как вкопанная, не в силах сделать шаг.
Непонятно, почему она меня так пугает?..
Скользящей походкой девушка подошла ближе, и я рассмотрела ее лицо. Оно было красивым, хотя и угловатым, — но очень бледным.
Смертельно бледным.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, мягко, нестрого, и голос показался мне ломким, как хворост.
— Я пришла по делу… к адвокату, — пробормотала я, не чая, как обойти ее и дать деру по всем трем рядам…
Но она стояла на моем пути, преграждая его.
— Он уехал в город, — наконец, раздался вновь ее голос, — вернется поздно.
— А вы кто? — осмелела я. — Откуда вы знаете?
— Я?.. — будто удивилась девушка и отняла от лица прядь спутанных волос. — Я смотритель. Смотритель кладбища.
И она опять улыбнулась и, зацепив меня полой балахона, прошла мимо по дорожке, спокойно подошла к ярким розам на клумбе и наклонила к ним свою лейку.
Я уставилась на нее, осознавая ее слова…
Одноэтажные дома… цветы, песчаные дорожки… скамейки… ограды…
Боже мой!
Дрожащей рукой я открыла калитку и выскочила за нее, чуть не споткнувшись о соседнюю ограду.
— Вам лучше идти вон по той тропинке, — раздался в спину голос смотрительницы.
Я с безумным ужасом оглянулась на нее. Она высунула из широкого рукава бескровную руку и указала куда-то в сторону.
Но я перевела взгляд мимо руки, на табличку на двери.
На ней было написано:
Корсаков Павел Иванович
1930 — 1970
А внизу, у порога, лежал букет свежих хризантем…
Я опрометью кинулась прочь, мимо оград, по узкой, петляющей тропинке.
Цветными пятнами замелькали в глазах растущие за оградами цветы.
Наконец, сердце застучало где-то в горле, в боку предательски закололо, и я вынуждена была остановиться.
Я была уже в первом ряду.
Тяжело дыша, оперлась рукой на какую-то ограду.
А вон и дорога! Как же я не узнала этот пейзаж — вот пустырь, а вдалеке — прилепленные друг к другу высокие, под самое небо, здания…
Еле видимое пятно солнца было уже на самом горизонте.
Вдруг я почувствовала, как рука теряет опору — ограда уползает из-под нее.
Я медленно посмотрела вниз.
Ограда уменьшилась в несколько раз и уже едва возвышалась над землей. А на месте дома возникла каменная могила, богато убранная цветами.
А в изножье могилы, у деревянного креста странной, перевернутой формы стояла статуя женщины в шляпке, по пути сюда показавшаяся мне знакомой.
Теперь я ее узнала.
Это была статуя Даны, продавщицы из салона Иды Крупиньской.
Я вспомнила ее изящные руки, подающие мне одежду.
Они были запечатлены очень точно.
Наверное, и ее хозяйка где-нибудь здесь неподалеку.
Отдышавшись, я вышла на дорогу и пошла в сторону моста.
ГЛАВА 28
Как же так, все они мертвы?
Но ведь все они живы…
Значит, все они когда-то были мертвы. И их хоронили здесь.
И все они бродят по проспекту академика Касаткина — адвокат ведет дела, модельер обшивает модниц, продавец демонстрирует товар…
Все они существуют — в чужой плоти.
А их сгнившие тела погребены здесь…
Это же кладбище неупокоенных.
Неупокоенных НАСЛЕДОДАТЕЛЕЙ.
А мой отец в портрете. Интересно, когда он умер, его тоже хоронили? Вернее, не его, а какую-то телесную оболочку. Ну, наверно, а как же иначе? Весь цвет науки должен был собраться на его похороны…
Но его могилы я здесь не видела. Может быть, ее и не существует. Вернее, она существует. Но не здесь…
И сегодня я ступлю в эту могилу… И мне никто не поможет.
Теперь уже никто.
Последняя надежда угасла, как луна на рассвете.
Внезапно я вышла из бесплодных раздумий и поняла, что слепо бреду куда-то и уже не узнаю пути.
Резко остановившись, я осмотрелась по сторонам. Потерла вспотевший лоб.
Справа уже нет кладбища,
но нет и города.
Солнце село, и я в полутьме стою на безлюдной дороге, а вокруг никаких признаков жизни — ни домов, ни скверов, ни магазинов, ни казино…