Полиция Гирты (СИ) - Фиреон Михаил. Страница 25

— Чем вы тут занимаетесь? — набычился начальник отдела Нераскрытых Дел, заходя в заполненный резким, до тошноты пряным дымом, смрадом жженого кофе и пронзительным светом галогеновых ламп кабинет. Граммофон на столе доктора заело на последней дорожке, но это ничуть не меняло сути заведенной на нем однообразной ритмичной композиции.

— Шахматы играем, развиваем интеллект! — с готовностью продемонстрировал три водруженных на операционный стол доски, хитрый криминалист. Двое серых с недосыпу лаборантов-санитаров и дикого лесного вида девка с растрепанной немытой косой и в накинутой поверх черной докторской мантии манерной жилетке из проетого молью неопределенного цвета и происхождения серого меха, что делала ее похожей на волчонка из леса, держа в руках плоские керамические чашки для выпаривания реактивов, озадаченно глядели в доски, расчесывали над фигурами затылки. Доктор играл против коллег из морга и девицы-магнетизера из отдела по убийствам сразу на три доски.

— Несите труп банкира — приказал инспектор Тралле — и приберитесь здесь. Сию же минуту! Быстро!

— Сию секунду! — с готовностью ответил доктор и, сорвав со спиртовки бунзеновскую колбу, налил себе в выпарную чашку горячего, кипящего кофе, подкрутил завод и переключил граммофон на начло заевшей пластинки.

— Ну и ароматы! — втягивая носом едкий дым курящихся на раскаленной жаровне смол и смеси еще каких-то пахучих ингредиентов, восхитился доктор Сакс — как в будуаре у красотки! Пробивает аж жуть, прямо до тошноты!

— Это чтоб не смердело мертвечиной — мрачно осадил его инспектор. Лесная девица-магнетизер захихикала в знак подтверждения, таинственно и призывно засверкала глазами, и в тяжелом опиумном дыму всем показалось, что ее зрачки в полутьме фосфоресцируют, переливаются желтоватыми огнями, а кончики зубов заострены на крошечные кровавые конусы, как у вампира с картинки из фантастической книжки.

Безмолвные санитары взяли в коридоре носилки, принесли из подвала, с ледника, обугленный труп банкира Рапсона, убрали шахматы и выпарные чашки. Бесформенной обгорелой грудой водрузили на стол останки тела. Даже несмотря на густой, вьющийся под потолком, заглушающий свет ярчайшей электрической лампы, пряный дым, лаборатория тут же наполнилась удушливым смрадом гари. Девица в темном углу заулыбалась еще шире, повела носом, принюхиваясь к новым запахам, облизнула губы нечеловечески длинным и острым языком. Все мрачно нависли над столом в ожидании дальнейших действий. Яркий свет опущенной низко к столу лампы выхватывал из дымной темноты застывшие безмолвные лица.

— А амфетамин вы тут что, трупам даете, чтоб они плясали под ваши пластинки? — глядя на банки с порошками, на столе, без тени улыбки, строго потребовал ответа инспектор.

— Спать нельзя! — деловито отвечал доктор, прямо так, без перчаток, разворачивая обугленные ребра и отирая о полы своей черной мантии ладони перемазанные в липкой дурно пахнущей жиже. С готовностью пояснил — эманациями своих мыслительных сил я сдерживаю эгрегор некротических энергий трупов хранящихся в морге. Иначе они поднимутся и захватят Гирту.

— А что же вы нашего каннибала-то мертвого пропустили? — с издевкой спросил его Фанкиль.

— А что вы мне там тогда насыпали? Думать надо было, прежде чем всякую дрянь нести! — нашелся доктор, бросил ему встречное обвинение. С хрустом разрываемых тканей достал из груди умершего покрытый нагаром и копотью диск, вытянул его и продемонстрировал, уходящие в глубину обугленной плоти многочисленные тонкие отростки — то, что вам нужно? Резать или экстрагировать каждый по отдельности?

И бросил многозначительный, зловещий, взгляд на своих ассистентов.

— Резать — ответил инспектор — и заверните эту дрянь, чтоб грязь не разносить. Эксгумируйте остальных троих с этого пожара, и пусть проверяют каждое поступающее тело. Приступайте сейчас же, приказ спущу чуть позже, сегодня вечером.

Доктор Фарне ничего не ответил. Только загадочно переглянулся с уже бросающими выразительные, голодные взгляды на шахматные доски на лабораторном столе санитарами и девицей-магнетизером из отдела убийств, что как будто пряталась в тенях, в дальнем углу у раковин и шкафов с медицинскими инструментами, держась подальше от яркого света лампы и незваных посетителей.

— Он что себе, помощников из кусков трупов, что ли склеил? — когда закрылась дверь, уже в коридоре, едва сдерживаясь от смеха над собственной шуткой, заюлил, заулыбался, доктор Сакс, заглядывая в лица коллег, не засмеются ли — кормит их частями неопознанных тел!

— Да, он так и делает — с мрачным отвращением ответил ему инспектор Тралле — если, вы Густав, еще не знали этого.

Когда они с Марисой выходили из здания комендатуры, детектива снова охватило терзавшее его после драки волнение, но он мысленно сказал себе, что не обязательно быть смелым, можно лишь показывать это своим видом. Сделав над собой некоторое усилие, он остановился прямо посреди двора, но все же не под самым фонарем, чтобы не просматриваться изо всех концов плаца, окон и дверей, грозно подбоченился о меч, закурил трубку, обозревая окрестности, огляделся победным взглядом в поисках обидевшего Марису полицейского. Несколько раз быстро вдохнул дым и, удовлетворившись собственной храбростью, последовал за нетерпеливо тянущей его за локоть спутницей дальше к воротам на проспект.

— Как вы его ловко, в спину-то! — засмеялся, окликнул Вертуру у ворот дежурный, пожилой бородатый полицейский с пикой и в шлеме-морионе, выглянувший из своей лилово-полосатой будочки им навстречу.

— Свинья, оскорбляющая беззащитных женщин не заслуживает иного обращения! — важно парировал детектив и, повлек злорадно ликующую Марису на проспект.

Пока они шли до дома, с каждой минутой он все больше и больше ощущал, как нарастает напряжение идущей рядом с ним, прижимающейся к его плечу спутницы, все такой же молчаливо-сосредоточенной, но то и дело с нетерпением ускоряющей шаг, чтобы он шел быстрей. Как будто, повинуясь этому внезапному, охватившему ее возбуждению, что она с такими трудом и досадой сдерживала, пока они были на людях, таща его за собой, этим быстрым изнуряющим бегом она пыталась хоть немного унять беснующуюся в ее сердце бурю чувств и мыслей. Чувствовал ее цепкую ладонь, ласкающую его локоть и бок, ее дрожащие пальцы, все крепче сжимающие его руку, чем ближе они подходили дому, где он жил. Ощущал как, та дрожь, что зарождалась в ее пальцах, когда она гладила ими его ладонь, постепенно переходит в лихорадочный озноб, с каждой минутой все сильнее охватывающий все ее тело. И, всю дорогу, осторожно поглядывая на нее, замечал, как она поджимает губы и отводит пылающий взгляд, пытаясь скрыть под низко накинутым на голову капюшоном разгоряченное лицо, пытается не смотреть на своего спутника, чтобы самой не сорваться раньше положенного времени. А когда они поднялись на второй этаж, она властно, напористо и нетерпеливо втолкнула его в комнату, с грохотом захлопнула входную дверь, рывком задвинула за ними засов и только Вертура и успел что расстегнуть заколку плаща, как она, обхватив его руками, вцепилась в него, прижавшись к нему всем разгоряченным телом, выгнула спину, заглянула в лицо и прошептала как приговор, тяжело, страшно и волнительно.

— Ты дрался, ты готов был убить его ради меня, и теперь я буду принадлежать только тебе!

Он не успел ответить, как она уже была у серванта. Схватила из него какую-то керамическую чашу и, наполнив ее до краев вином из бутылки на столе, упала перед Вертурой на колени. Расплескав половину на пол, на свою и его одежду, протянула ее детективу. Он принял чашу из ее трясущихся рук, а Мариса подалась вперед, обхватила его и с силой прижалась к его бедру щекой. Как дикий зверь, тяжело задышала, вцепилась зубами в его одежду. Когда же он допил вино и отставил чашу, она вскочила с пола, налила вина себе, держа чашу одной рукой и не отпуская детектива другой, выпила залпом все и, сорвав через голову плащ, схватилась за свою косу. Миг и белые с синим траурные ленты были на столе. Мариса резко тряхнула головой, как строптивая лошадь гривой, ее растрепанные темно-каштановые волосы рассыпались по плечам, упали на раскрасневшееся, охваченное жаром лицо, искаженное страшным безудержным волнением.