Где простирается тьма (ЛП) - Джуэл Белла. Страница 16
― Не думал, что появишься именно ты, ― тихо произносит он.
Ха, да я телепат.
― Остальные собирались дать тебе время побыть одному. Тебе повезло, что мне хватило ума проигнорировать их мнение.
Взгляд его голубых глаз, наполненный болью, пересекается с моим, и он напоминает мне сломленного больного щенка. Он выглядит так… Боже, таким раздавленным. Я опускаюсь на колени возле него и осматриваю ногу. Глубокая рана, все еще довольно сильно кровоточит. И еще гематома на лодыжке.
― Что случилось?
― Поскользнулся.
― Ясно, спасибо за подробное объяснение. Ты можешь идти?
Он резко смотрит на меня.
― Стал бы я сидеть здесь, если бы мог идти?
― Ладно, умник, ― саркастически говорю я, ― если тебе нужна моя помощь, то перестань грубить, или я брошу тебя здесь.
Какую-то секунду он молчит.
― Что, черт возьми, такая мелочь, как ты, собирается сделать?
Я встаю и упираюсь руками в бедра.
― Ты просто не знаешь, какая я: стоит меня завести ― и я взрываюсь...
Уголки его губ дергаются в улыбке, и тогда понимаю, как двусмысленно прозвучали мои слова.
― И я взрываюсь так, что мало не покажется.
Да уж, это прозвучало не лучше.
Теперь он почти улыбается мне. Боже. Как он красив.
― Т-так, ― я заикаюсь, ― так ты позволишь помочь или нет?
― Мы ни за что не вернемся в лагерь вовремя, ― замечает он.
― Может быть, но сидеть здесь глупо. Ты замерзнешь.
Он снова смотрит на меня.
― И какой у тебя план?
Я наклоняю голову в шоке, что он на самом деле позволит мне помочь ему.
― Ну, во-первых, надо перевязать рану. Значит, тебе придется позволить мне дотрагиваться.
Его тело напрягается.
― Только быстро, ― выдавливает он.
Я киваю и раздумываю, чем бы воспользоваться. Нужно остановить кровотечение. Я осматриваю его одежду: джинсы, ботинки ― ну, теперь один ботинок ― и обтягивающую черную футболку. Хочется сказать ему, чтобы снял футболку, но использовать то, что на мне, более логично: я в длинном платье. Наклоняюсь и, пошарив пальцами по земле, нахожу острый камень. Использую его, чтобы проделать дырку. Как только появляется маленькая прореха, я использую обе руки, чтобы оторвать полоску.
И все получается не так, как планировалось. Да, я отрываю полосу, но заодно и половину своего платья. Понимаю, что становятся видны и трусики, и мои ужасно белые ноги. Супер! Чувствую, как щеки краснеют, и стоя на коленях, боюсь взглянуть на Димитрия. Но прежде чем коснуться его, гляжу вверх. Он снова смотрит на меня таким взглядом. Таким великолепным, жаждущим, напряженным взглядом.
― Знаю, что это ничего не значит и не изменит, что тебе будет неудобно, но мне важно, чтобы ты знал: я никогда не сделаю тебе больно, Димитрий. Никогда.
Его взгляд смягчается, и он прищуривается, глядя на меня, будто не может меня понять. Я слегка улыбаюсь ему и наклоняюсь, осторожно берусь за лодыжку. Он вздрагивает, и, быстро посмотрев на него, замечаю сжатые челюсти и закрытые глаза. Бедняга. Я сосредотачиваюсь на том, что делаю: закрепляю самую широкую часть над раной, а затем крепко бинтую. Закончив, мягко похлопываю его по колену, и он открывает глаза.
― Все сделано. Ты хорошо справился.
Я встаю и оглядываюсь вокруг, ища кое-что еще. Замечаю несколько толстых веток, упавших с дерева недалеко от нас. Карабкаюсь к ним через несколько камней. Перебираю их, пока не нахожу достаточно толстый сук, который Димитрий мог бы использовать как костыль. Возвращаюсь к нему и протягиваю ветку.
― Сейчас или никогда, солдат.
О, его глаза снова просветлели и просто великолепны.
― Зачем?
― Не хочется расстраивать тебя, ― говорю я, небрежно опираясь на сук, ― но ты должен позволить мне помочь тебе вернуться. А это поможет нам.
Он морщит лоб.
― В смысле...
― Ты возьмешь палку, видишь? ― демонстрируя, говорю я. ― И обнимешь меня за плечо. Вместе, палка и я, поможем тебе вернуться.
Он уже качает головой.
― Нет, во мне шесть футов роста, а ты…
― Что? ― бросаю я вызов.
― Ты мелкая.
― Зато энергичная, помнишь?
Он качает головой.
― Костыля будет достаточно.
― Нет, ― говорю я, придерживая сук, когда он тянется за ним. ― Не будет.
― Джессика, дай мне палку.
― Не дам.
Он опускает голову и что-то ворчит, а затем снова пытается:
― Отдай. Мне. Палку.
― Ты хочешь умереть, Димитрий?
― Глупый вопрос.
Я качаю головой, вращая палку кончиками пальцев.
― Нет, это вполне логично, учитывая, что ты можешь подхватить инфекцию или усугубить ее, опираясь на палку, поэтому я снова спрашиваю: ты хочешь умереть?
― А ты как думаешь?
― Ну, догадываюсь, что нет. Но как узнать наверняка? Ты весь такой из себя мрачный, ищешь мести… и все такое.
Он закатывает глаза.
― Ты когда-нибудь перестаешь говорить?
― А ты ответишь на вопрос?
― Нет, ― выдавливает он. ― Я не хочу умирать.
― Хорошо, тогда встань и позволь тебе помочь. А если нет, то останешься здесь и замерзнешь или истечешь кровью. Тебе решать.
Он пристально смотрит на меня, но встает. Ему больно, поэтому шагаю вперед и протягиваю палку. Он переносит на нее вес, а я подхожу ближе, подставляя плечо.
― Ты можешь, ― говорю я самым что ни на есть ободряющим голосом. Разве что с капелькой сарказма.
С раздраженным вздохом он поднимает руку и кладет ее мне на плечо.
― Видишь, все не так плохо. Я не прогибаюсь под всеми твоими мускулами, ― он только вздыхает. ― Тогда давай, нам надо спуститься. Давай обходить эти камни по одному.
― Ну, я и не собирался перепрыгивать через них. Черт, похоже, ты дала мне не костыль, а пенделя. Я могу быть послушным, но, черт…
Я изображаю вздох.
― Что, Димитрий, ты попытался… страшно сказать… пошутить?
― Просто иди.
― Мы с тобой будем хорошими друзьями. Со временем.
― Джессика, ― говорит он слегка удивленно.
― Да?
― Заткнись.
― Ладно.
Мы выясняем, что гораздо легче спускаться со скал, если Димитрий просто садится на валун и соскальзывает с него вниз. Однако, когда мы достигаем более ровной поверхности, наше движение замедляется. Его лодыжка болит, и время от времени он шипит, но это не из-за меня, потому что я молчу. Мы добираемся до ручья, но оба знаем, что впереди еще полтора часа ходьбы. А у него уже ноги подгибаются. Скоро стемнеет, и я не уверена, сколько еще смогу его вести.
― Остановись-ка здесь, ― говорю я, указывая на ручей. ― Опусти лодыжку в воду. Поверь, станет легче.
Он не спорит. Наверняка знает, что я права. Мы садимся у воды, и я помогаю ему пристроить ногу. Я вижу у него на лице моментальное облегчение. Сажусь рядом с ним, опуская свои ноющие ступни.
― Ух, я больше не уверена, что мы вернемся сегодня вечером. Какие планы?
― Ты всегда шутишь? ― неожиданно спрашивает он.
― А? ― озадаченно поворачиваюсь к нему.
― Похоже, ты во всем находишь забавное. Кроме той первой ночи, когда связал тебя, не заметил, чтобы ты по-настоящему боялась.
Я пожимаю плечами.
― Я долго жила, делая только то, чтобы выжить, и у меня никогда не было возможности узнать, какая на самом деле «Джесс-она-же-Блэр».
― И сколько людей видели тебя с этой стороны?
― Ну, ты… как бы… только ты.
Он поворачивается ко мне, приподнимая брови.
― Почему?
― Я уже говорила тебе, почему. Когда Хендрикс спас меня, я была в полной жопе. Он помогал мне, пока не стало легче. Тогда я смирилась с тем, что навсегда останусь на корабле. Что никогда не буду любить, никогда не выйду замуж, у меня никогда не будет детей. Я просто жила. Я смогла собраться, и каждый день благодарна ему за то, что он помог мне выжить. Так что ты не напугал меня, хотя старался. Кстати, это были хорошие попытки.
Он улыбнулся.
О Боже. Он улыбнулся.
Мое сердце тает, а в животе все переворачивается.
Я заставляю себя продолжить, хотя голос и подрагивает.