Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 37

Скрип окованной железом двери заставил Винченцо насторожиться и вскинуть голову, до этого безвольно опущенную на грудь. Твёрдым взглядом он встретил вошедшего в камеру немолодого эдетанского наёмника. Следом же в помещение скользнула супруга Винченцо, облачённая в солнечно-жёлтые шелка, а за ней — ещё двое эдетанцев.

Лавиния остановилась в паре шагов перед прикованным к стене мужем, эдетанцы послушными тенями застыли по бокам от герцогини.

— Винченцо, — негромко произнесла Лавиния, складывая руки на груди. — Мой, как оказывается, потрясающе глупый супруг. Иначе, чем ещё можно объяснить твоё участие в покушении на моих родственников?

— Лавиния, дорогая. Поверь, мне жаль… Мне очень жаль, что Адриан и Тиберий Фиенны остались живы! — прорычал он, рванувшись в своих оковах так, что его жена отшатнулась на пару шагов. Но через мгновение Лавиния уже взяла себя в руки.

— Идиот, — с усмешкой сказала она. — Я ещё понимаю, как на такую авантюру мог пойти этот недоумок, дядюшка Паоло, вздумавший заступаться за «честь семьи», но ты!.. Ты был вторым человеком в Лиге после моего отца. Чего тебе не хватало? И, о Трое милосердные, вы даже организовать ничего нормально не смогли! Наняли каких-то уличных бандитов, которые и мечи-то с трудом в руках держать умели.

— Кто же знал, что твой братец даже в бордель таскается с охраной… Или наш дорогой Тиберий любитель только посмотреть, как его подручные тискают девок, а сам предпочитает обжиматься с сестричкой?

— Госпожа, — подал голос эдетанец-наёмник, выразительно кладя ладонь на рукоять кинжала за поясом. — Хотите, я его…

— О, нет, Хосе, не надо ничего такого, — обернулась к эдетанцу Лавиния. — Не надо… Я не столь милосердна.

— Я всегда ненавидел твоё семейство, эту собачью свадьбу! — продолжал свой пламенный монолог Винченцо. — Но тебя, чёртову порченую сучку, я любил!.. Даже несмотря на то, что получил в свою постель уже после того, как тебя поимели твои братья — интересно только, они делали это по очереди, или вы развлекались втроём?

— Хочешь оскорбить меня? — глаза Лавинии хищно сузились. — Уж поверь, вся эта грязь, льющаяся из твоего рта, скорее оскорбляет тебя самого. Ты жалок, Винченцо — в этой дурацкой ревности и ненависти и ещё больше — в своей нелепой вере в пустые слухи.

— Пустые слухи, говоришь?! Дыма без огня не бывает, а насчёт твоей дьяволовой семейки чешут языками все кому не лень. А то, что эдетанский бастард лизал тебе… ноги — тоже пустые слухи?! У него ведь всегда были очень нежные отношения с тобой и твоим братиком Габриэлем. Скажи, он вас в постели-то не путал? Или ему было всё равно? Он же не только бастард, но ещё и бахмиец, а они, говорят, очень охочи до красивых мальчиков…

— Замолчи!

— О, значит и Белую Львицу можно чем-то пронять, — удовлетворённо кивнул Винченцо. — В одном ты права — я действительно был идиотом — потому что связался с Фиеннами. Надо было сразу же после свадьбы запереть мою дорогую жёнушку во дворце в Сентине, а не потакать тебе ради союза с Фиоррой. Но кое-что я всё-таки успел — обеспечить твоему самому любимому братцу короткий путь в могилу, — после этих слов Альтьери специально сделал паузу, наслаждаясь тем, как вытянулось лицо Лавинии.

— Что?.. — сбивчиво произнесла она. — Что ты такое говоришь?!

— Правду, забери меня Бездна! — рявкнул ей в лицо муж. — Или ты думаешь, что Габриэль вместе с этим ублюдком Агиларом случайно оказались в замке некроманта Вэона?.. Да я лично заплатил человеку из Чёрных Гончих, чтобы тот направил твоих любимчиков в ловушку! Правда, вот беда, некромант оказался слабаком — он должен был их убить, а эти сволочи выжили и его прикончили. Но кое-чего я добился, не так ли, моя дорогая Лавиния? — Винченцо упивался тем, как ему удалось разбередить раны стоявшей перед ним гордой и непокорной женщины. Отчаяние, написанное на её лице, было для пленника лучшим утешением. — Я-то понимаю, что Габриэль Фиенн оставил службу в рядах Гончих не из-за ранения, как говорили некоторые. О нет, для твоего любимого родственничка всё обернулось несколько хуже — Вэон успел-таки его проклясть. Интересно, сколько твоему братцу ещё осталось жить — год, два?.. — глаза Винченцо горели торжеством, на губах появилась почти безумная улыбка.

Он видел, как Лавиния становится белее мела, сражённая открывшейся тайной, и почти ждал, что сейчас жена отвесит ему пощёчину. Но вместо этого Лавиния резко ударила Винченцо ребром ладони по горлу так, что он задохнулся и захрипел, обвисая в оковах. А его супруга, не оборачиваясь, вылетела из камеры, сопровождаемая безмолвным караулом эдетанцев.

Лавиния почти ничего не чувствовала, пока двигалась по подземному коридору, сначала — стремительно, но с каждым последующим мгновением — всё медленнее. Ей казалось, что шла она очень долго, но, на самом деле, уже через пару десятков шагов ноги Лавинии подкосились и, хватаясь за стену, она сползла вниз, усаживаясь прямо на холодный и грязный пол.

«Из-за меня… Из-за меня опять страдают все, кого я люблю. Да способна ли я приносить что-то, кроме смертей и несчастий?!» — снова и снова стучалась в её висках одна и та же мысль, пока сама Лавиния сидела у стены, сжавшись в комочек.

Будто бы серый густой туман застилал глаза Лавинии, и она падала в его вязкую глубину. Лишь когда Белая Львица увидела склонившееся над ней лицо Тиберия и почувствовала, как сильные руки брата сжимают её озябшие в холоде и сырости подземелья плечи, она сумела усилием воли возвратиться в такую отвратительную сейчас реальность.

— Тиберий… — сказала она, слабо касаясь ладонью его лица. — Как хорошо, что ты пришёл сюда… Как хорошо, — на мгновение Лавиния спрятала лицо на груди у брата, но он принялся тормошить её, расспрашивая, что же произошло, и она — сначала полубессвязно, потом всё чётче и твёрже — поведала Тиберию о своём разговоре с Винченцо.

— Тварь, — выплюнул наследник дома Фиеннов, дослушав рассказ своей сестры. — Мерзостный зверь, кусающий приласкавшую его руку… А таких зверей следует уничтожать! Я вызову его на поединок и убью, сестричка. А ты, наконец, будешь свободна от этого подонка.

— Нет! — воскликнула она. Охватившие Лавинию апатию и отчаяние резко сменило другое чувство — страх. Она была уверена, что её брат — один из лучших мечников Эллианы, но понимала и то, что Винченцо лишь немного уступает ему в искусстве фехтования. Кроме того, она видела, в какое бешенство привели Тиберия новости о предательстве герцога Альтьери, и отнюдь не была уверена, что её брат сможет сохранить хладнокровие во время боя.

Что, если Винченцо сумеет этим воспользоваться?.. По его милости Габриэль уже получил смертельное проклятие, и теперь Лавиния ни за что не позволит мерзавцу отнять у неё другого брата. Главное, не дать самому Тиберию понять, как она за него боится — иначе, он пуще прежнего захочет вызвать Винченцо на поединок, дабы не прослыть в глазах сестры трусом.

— Не стоит этого делать, брат, — Лавиния принялась ловко выплетать вязь из лжи и полуправды. Ей давно и верно служило это оружие, которым можно было не только ранить врага, но и защитить близких. — Неужели тебе, и вправду, хочется подарить предателю быструю и честную смерть?.. Он этого не заслужил.

— Может, ты и права, — задумчиво отозвался Тиберий. — По-хорошему, стоило бы отдать его церковникам — Гончие из того, кто подставил их людей, все жилы бы вытянули. Но твой проклятый муженёк знает про наши переговоры с Хрустальными островами — а Тирра до поры до времени ничего не должна об этом услышать.

— Мы не можем отдать Гончим Винченцо, но можем — предоставить информацию о том, кто был предателем в их рядах, — глаза Лавинии больше не заволакивало горе, теперь в них читались холодная злость и решимость. — Брат, прошу, одолжи мне на сутки Ксантоса.

***

Жёлтый шёлк, забрызганный кровью, выглядел почти невинно — словно распустившаяся роза пёстрого диковинного сорта или спелый бок покрасневшего персика. Лавиния — в своём таком изысканном, но теперь безнадёжно испорченном платье — стояла над каменным столом, на котором распростёрся её законный супруг. Винченцо был ещё жив и даже буравил Лавинию тяжёлым взглядом одного тёмного глаза — второй безнадёжно заплыл.