Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 39

«Скорее — безнадёжно твердолобым», — со злостью подумал Маркус, но вслух, конечно же, ничего подобного не сказал. Распрощались они очень вежливо.

И лишь когда, пройдя пешком приличное расстояние от дома Ритберга, двое друзей сели в поджидавшую их карету, Маркус дал волю гневу.

— Чёрт и дьявол, неужели в столице не осталось людей, готовых действовать?! — воскликнул он. — Если уж Эрнст Ритберг готов склониться перед этим венценосным ничтожеством, то на кого же надеяться?

— Не знаю, Маркус, — пожал плечами Георг. — А что ты сам теперь будешь делать?

— То, что велят мне долг и совесть.

***

Эмма Триаль подумала, что ночью, наверное, опять будет долго ворочаться в постели без сна, раздражая этим мужа. В последнее время Эмму неотступно преследовала тревога, несмотря на то, что дела с ателье и прочими услугами, которыми она так ловко заправляла, шли неплохо.

Эмма радовалась тому, что переворот, затеянный вдовствующей императрицей и принцем Карлом, увенчался успехом. Если бы те проиграли, их враги вполне могли бы начать розыск сторонников заговора и, так или иначе, дойти до хозяйки ателье, которая предоставляла Луизе комнаты для встреч с чародеями Ковена.

Но все последовавшие за приходом к власти нового императора события Эмму изрядно напугали — столица вдруг сделалась очень неспокойным местом, а госпожа Триаль прекрасно понимала, что ей, пусть и прожившей в империи более двадцати лет, но иностранке, стоит больше прочих опасаться смутных времён.

Сегодня жители Эрбурга встречали Эмму учтивыми поклонами, как почтенную горожанку, но стоит кому-то бросить клич, что в недавнем пожаре или прочих бедах виноваты иностранцы — и те же любезные соседи придут громить её дом, да и саму Эмму со всем её семейством вряд ли пощадят.

Вот только страх страхом, но сегодня ей пришлось вновь рискнуть, принимая у себя человека, которого нынче искала по приказу императора и городская стража, и куда более жуткая для Эммы — Грифонья.

Идущему сейчас позади неё невысокому и полноватому господину, который в своей простой, но добротной одежде напоминал не то ремесленника, не мелкого торговца, Эмма просто не могла отказать — слишком многим была ему обязана, да и не желала злить — как знать, не вернётся ли ещё этот прохвост к мидландскому двору вместе со своим повелителем?..

Ланзо Рауш, ничуть не растерявший своего спокойствия и деловитости с тех пор, когда был секретарём принца-консорта, мелкими шажками семенил вслед за хозяйкой ателье, которая торопливо шла к одной из множества комнат в своём заведении. Остановившись перед простой деревянной дверью, Эмма обернулась к своему спутнику и взволнованно сказала:

— Она прибыла где-то минут десять назад, хорошо, что вы не заставили себя долго ждать, всё-таки — титулованная особа… Очень надеюсь, что вы оба не станете затягивать разговор — хоть у меня всегда было тихо, для вас, господин Рауш, сейчас в столице надёжных мест не осталось.

— Не бойтесь, милейшая Эмма — не в моих интересах здесь задерживаться, я и сам это отлично понимаю. Вы же окажетесь вознаграждены по достоинству, когда законная власть в Мидланде будет восстановлена. А пока что — вот, держите, в знак нашей давней дружбы, — и Рауш протянул своей собеседнице весело звякнувший кожаный кошель.

Едва дверь за Раушем захлопнулась, Эмма немедля распустила завязки кошеля и, с приятным изумлением, увидела, что он туго набит золотыми монетами.

«Ну что ж, — подумала она, несколько повеселев. — Во всяком случае, такие клиенты, как этот коротышка, позволят мне дать дочерям солидное приданое. Если только я сама раньше не окажусь на виселице».

***

Сидя в постели, уже переодетая для сна в длинную ночную рубашку, Гретхен машинально накручивала на палец свой длинный золотистый локон. Дожидаясь мужа, который должен был вот-вот появиться в спальне, она размышляла о тех событиях, которые так стремительно сменяли друг друга в её жизни.

Беглая императрица была рада наконец-то очутиться за мощными стенами замка и среди людей, на чью преданность можно было рассчитывать. Но Гретхен понимала, что на самом деле для неё и Альбрехта всё только начинается — впереди были и переговоры с северной знатью, и то, что неизбежно должно было последовать за ними — война.

Владельцы Соколиного Гнезда — Рупрехт и Фрида Фалькенберги — приняли императрицу и её мужа любезно, хоть и без особых внешних почестей — о личностях Гретхен и Альбрехта хозяева замка решили сказать лишь своим старшим, почти уже взрослым детям — Эриху и Карен, остальным же обитателям крепости прибывшая пара была представлена в качестве дальних родственников хозяйки дома.

Высокий и широкоплечий Рупрехт, чьи волосы — как и у многих жителей имперского Севера — имели светло-русый оттенок, производил впечатление человека прямодушного, уравновешенного и имеющего сильный характер. У Гретхен хозяин замка, чем-то напоминавший ей покойного отца, сразу вызвал симпатию.

А вот насчёт его супруги Гретхен, пожалуй, не смогла бы выразиться столь определённо. В молодости, должно быть, редкостная красавица, Фрида Фалькеберг и сейчас, с несколько погрузневшей фигурой — как-никак она родила семерых детей, из которых четверо выжили — и длинными цвета тёмной бронзы волосами, в которых поблёскивало немало седых нитей, оставалась весьма представительной женщиной. Манеры её тоже были безупречны — она ни в чём не уступала окружавшим Гретхен прежде эрбургским придворным дамам.

Но всё это вместе как раз и настораживало Гретхен. Да, не так уж и давно она была наивной девочкой, верящей только в лучшее в людях, но опыт — пусть и краткий — управления государством, наставления мужа и печальные события ночи переворота сделали её недоверчивой и пытающейся разглядеть под идеальными масками истинную суть окружающих людей. В случае с Фридой Гретхен пока не могла сказать об этой сути чего-то конкретного.

Скрипнувшая дверь заставила императрицу отвлечься от мрачных мыслей и с улыбкой поднять взгляд на появившегося в комнате мужа. Альбрехт выглядел похудевшим и осунувшимся после всех пережитых испытаний, но для Гретхен не было мгновений счастливей, чем те, когда она могла смотреть в его глаза. Легко спрыгнув с постели, Гретхен бросилась в объятья мужа — так резво, словно не видела его, по меньшей мере, пару недель, а не с полудня сегодняшнего дня.

Супруг, впрочем, и сам ответил на её порыв с ничуть не меньшей искренностью. В последние дни Альбрехту казалось, что они с женой бывают наедине слишком уж мало. Не то что бы они и до побега из столицы проводили вместе долгие часы — у обоих всегда оказывалось слишком много дел и обязанностей, мешавших этому. Правда тогда у Альбрехта была подходящая отговорка — их брак с Гретхен заключён совсем недавно, оба молоды, времени на чувства, любовь и нежность впереди ещё много.

Теперь подобный аргумент казался смешным. Смерть прошла от Альбрехта в одном недлинном шаге, а впереди ждала война и Трое ещё знают какие подлости со стороны узурпатора — хватило же у того ума натравить на беглецов Церковь. Много времени?.. Может быть — если он окажется достаточно везучим. Но, с тем же успехом, у них с женой могла оставаться всего пара недель — и это придавало поцелую, который из спокойного перешёл в очень горячий и почти грубый, особый привкус.

Гретхен сама развязала шнуровку у ворота своей рубашки, Альбрехт же помог супруге высвободить из-под тонкой ткани рубашки сначала её чуть присыпанные веснушками плечи, а потом — и маленькие груди, не забывая попутно избавляться и от собственной одежды.

Уже обнажённая, Гретхен выскользнула из объятий Альбрехта. Сидя на широкой кровати, она потихоньку отползала в сторону, не отрывая при этом взгляда от удивлённого лица мужа. Для Альбрехта такая непокорность Гретхен, обычно лишь послушно отдававшейся его ласкам, была в новинку, но ему нравилось игривое настроение жены.

Обхватив большой ладонью тонкую щиколотку Гретхен, Альбрехт слегка дёрнул её на себя, отчего императрица, вскрикнув в притворном испуге, опрокинулась на спину. Гретхен тихо смеялась, пока рука мужа гладила её бедро, а когда ладонь поднялась выше, действуя всё также неторопливо, смех сменили вздохи и короткие стоны.