Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия". Страница 38

— Осторожно, ваша светлость, — прошелестел у Лавинии за спиной приятный низкий голос. — Лучше встаньте немного подальше.

— Не бойся, Ксантос, — сказала Лавиния стоявшему позади неё юноше. — Мой муж больше точно не причинит мне вреда. Он теперь почти и не человек, — она обвела взглядом изуродованное тело перед собой, — и не мужчина — уж точно.

— Даже смертельно раненый зверь опасен, — протяжно и певуче ответил Ксантос. — А я должен защищать вас.

Лавиния обернулась к собеседнику — глаза её были абсолютно пустыми, но она постаралась вложить в обращённую к Ксантосу улыбку благодарность.

Он ответил ей коротким но, вроде бы, сочувственным кивком. Хотя, судить об эмоциях Ксантоса было трудно — на его оливково-смуглом, не слишком красивом, но имевшем правильные черты лице всегда отражалось крайне мало эмоций.

Этот худощавый и высокий молодой человек, которого природа наградила примечательной деталью внешности в виде густой и жёсткой шапки волос неприятного желтоватого оттенка, напоминавшего цвет серы, был плодом любви Адриана Фиенна и аристократки из Зеннавийского царства, когда-то посетившей Фиорру и имевшей короткий, но бурный роман с её властителем.

Сам Адриан до поры до времени и не подозревал, что далеко на востоке, в когда-то обширной и могущественной, а ныне — потерявшей часть своих земель в жестоких войнах с бахмийцами Зеннавии, у него есть ещё один отпрыск. Но через восемнадцать лет после того, как расстался со своей экзотической любовницей, получил от неё подарок в виде подросшего бастарда — готового верно служить никогда прежде не видевшему его отцу, и, несмотря на юный возраст, уже обученного искусствам, получившим немалое развитие в Зеннавии — пыткам, приготовлению ядов и тайным убийствам.

За те несколько лет, что Ксантос прожил у Фиеннов, полученные им на родине навыки, без применения, разумеется, не остались. Кроме того, ко всеобщему удивлению, тихий и скрытный зеннавиец-полукровка сдружился с полной своей противоположностью — взрывным и прямолинейным Тиберием и сопровождал наследника дома Фиеннов во всех его авантюрах и кутежах, коим тот не изменил даже после своей женитьбы на знатной эдетанке Тересе.

Теперь же бастард властителя Фиорры помогал Лавинии в её пахнущем кровью и палёной плотью возмездии, как всегда — спокойный, вежливый и до жути изощрённый в своём искусстве. Прошло чуть больше суток с тех пор, как Ксантос принялся за дело и уже несколько часов с той минуты, как Винченцо выдал своего сообщника среди воинов Церкви. Но конца его мучениям это не положило — Лавиния приказала Ксантосу продолжать пытки, а сама оставалась рядом, внимательно наблюдая за тем, как долго можно истязать человека, не позволяя ему, в то же время, покинуть мир живых.

— Возможно, нам стоит завершить это? — вглядываясь в бледное лицо сводной сестры, мягко спросил Ксантос и протянул ей нож с длинным лезвием. — Вы ведь знаете, куда бить, правда? Но, если хотите, я могу показать.

— Нет, не надо, — Лавиния помотала головой — упрямо, резко — как капризный ребёнок. — Я не смогу. Пожалуйста, закончи всё сам, брат. И… ты знаешь, что делать с телом.

— Конечно, ваша светлость.

Она быстро, не оборачиваясь, вышла из камеры и не видела, как в глазах Ксантоса вспыхнуло удивление — братом Лавиния назвала его впервые.

Тиберий встретил любимую сестру в подземном коридоре и, взглянув ей в лицо, на мгновение застыл на месте, силясь что-то сказать. Но Лавиния бросилась ему в объятия, беззвучно плача и подготовленные слова вылетели у Тиберия из головы. Он лишь покрепче обнял сестру, прижимая её белокурую головку к своей груди.

— Почему?.. Почему они все просто не оставят нас в покое? — через пару минут спросила Лавиния, поднимая заплаканное лицо. — Все эти дворяне, Лига… Они так нас ненавидят! Винченцо… у него ведь было всё, он мог вместе с отцом править Эллианой. И я, я его не любила, но была хорошей женой, правда, хорошей! А он отправил моего брата и моего… и Рихо на жуткую смерть! Почему, почему?! Габриэль, Рихо… они ведь даже почти не участвовали в делах нашей семьи! Они просто хотели служить Церкви, избавлять мир от зла! А теперь Габриэль… — она вновь зашлась в рыданиях.

— Тише-тише, пожалуйста, прекрати, милая, — Тиберий гладил Лавинию по голове, не слишком-то понимая, как ему унять охватившую сестру истерику. — Не могу видеть, как ты плачешь. Ты ведь теперь снова вдова, верно?.. Но этот повод уж точно не стоит слёз! И, я уверен, ты найдёшь на Хрустальных островах способ избавить Габриэля от проклятия… «Не отступая», помнишь? Мы — Фиенны, а все наши враги — уже всё равно что мертвецы.

— Этот девиз, — ответила Лавиния, всхлипывая, — придумал какой-то упрямый идиот.

— Нет, думаю, это просто был человек, который умел добиваться своего. А тебе сейчас нужно переодеться и поспать. Пойдём, я отведу тебя в твои покои.

Он, и вправду, довёл её до спальни, вот только Лавиния устала так, что заснула одетой на роскошной кровати, застланной покрывалом из бирюзовой с серебром парчи. А Тиберий не позволил прибежавшим служанкам тревожить сон сестры и, лишь убедившись, что отдыху Лавинии никто не помешает, вышел из комнаты.

— Какой же ты всё-таки дурак, Габриэль, — пробормотал себе под нос наследник дома Фиеннов, тихо затворив дверь в спальню.

========== Глава 14. Благие намерения ==========

Летний вечер опускался на имперскую столицу. Несмотря на жаркую погоду, все окна в кабинете генерала Ритберга были плотно закрыты — никому из тех, кто вёл в небольшой комнате беседу, не хотелось бы, чтобы их слова достигли ушей охранявших дом снаружи людей из Грифоньей стражи. Но вот между собой присутствующие были вполне откровенны.

— Вас не было вчера на центральной площади, — продолжая свою мысль и обращаясь к Ритбергу, сказал Маркус Неллер, стоявший перед его письменным столом, заложив руки за спину. — А я был и видел, как там казнили невинных людей — целительницу, которая просто в силу природы своей магии не могла причинять вред людям, и ректора Хааса, который всему Эрбургу был известен как глубоко порядочный человек. И я не понимаю, почему имея силы и возможности прекратить это беззаконие, должен оставаться в стороне.

— В вас говорит южная нетерпеливость, — в наступившей после слов молодого генерала тишине голос Эрнста Ритберга прозвучал весомо и бескомпромиссно, словно приговор. — Подумайте, неужели честь позволяет вам стать тем, кто начнёт гражданскую войну? К тому же, вы присягали на верность императору Карлу.

— Но вы-то ему не присягали, — парировал Маркус. — А моя честь давно уже похоронена, и новый император сам воздвиг надгробие над её могилой.

Сидевший до этого в углу комнаты молча, Георг Бренн насмешливо хмыкнул в ответ на эту фразу — его всегда забавляла страсть друга к излишнему пафосу в речах.

— Вы ведь были дружны с его высочеством Альбрехтом, — продолжал Маркус, ничуть не смущённый такой реакцией. — Неужели вы верите во всю эту чушь — что он поклонялся демонам, поджёг Крысиный Городок и похитил императрицу?

— Даже если и не верю — не я осуществляю имперское правосудие, — в словах невысокого пожилого мужчины, чьи коротко подстриженные волосы были уже почти полностью седыми, слышалась всё та же сдержанная сила. — И пусть я пока не присягал Карлу Вельфу, я не вижу альтернативы его правлению. Императрица Гретхен, возможно, уже мертва, а безвластие и хаос — не то, чего я хотел бы для Мидланда.

— Но династии не вечны, — Маркус повторял теперь куда с большей уверенностью те слова, что недавно говорил Георгу.

— О, вот даже как!.. Кого же вы видите на месте Вельфов? Уж не себя ли?

— У меня и в мыслях не было! Есть много достойных семей старой знати…

— Я, во всяком случае, здесь не помощник. Разумеется, я не стану выдавать вас властям — честь никогда не позволит мне этого. Но не ищите у меня сочувствия к мятежу — я служил и — если на то окажется воля Создателя и Двоих — ещё буду служить империи, какой бы она ни была. И, простите господа, но в моём возрасте я уже могу себе позволить быть твёрдым в убеждениях.