Сказка зимнего Синегорья (СИ) - Рудышина Юлия. Страница 7

Снежанка, наслаждаясь тихой погодой, пошла в сторону своей улицы, но через какое-то время заметила, что дорога больно уж долгая. Волноваться начала. Огляделась — улица вроде бы та же, а что-то в ней изменилось. Не то дома выше стали, не то окна шире… Не то деревья другие в палисадниках — вот, к примеру, темнеет ель огромная, а когда шли от магазина с Аришкой, вроде бы не видели ее здесь. И тут, едва подумалось обо всех этих странностях, метель налетела — резко, словно из ниоткуда. Взвыла по-волчьи — дико, страшно, и Снежанка бросилась в сторону — по тропинке, которая синей змеей вилась среди высоких сугробов.

Среди завирухи ворота показались белоснежные, синими узорами расписанные. Снежанка замерла, словно к месту приросла — и хочет бежать, и двинуться не может. А ворота меж тем распахнулись, и за ними показалась изба ледовая. Совсем как обычный сруб с виду, но изморозью каждое бревно покрыто, а вместо мха — снег. И крупные снежинки на стеклах блестят, а с крыши четырехскатной и наличников сосульки огромные свисают, и звон стоит такой, будто кто по хрустальным бокалам серебряными палочками постукивает.

И страшно Снежанке, и в то же время интересно рассмотреть все поближе. Подошла к высокому крыльцу из хрусталя, слышит — с мелодичным скрипом отворились двери.

Девушка взгляд наверх подняла — стоит на пороге женщина красоты невиданной. Лицо узкое, белое, как из мрамора вырезано или из снега, а на нем голубым льдом сверкают глаза лучистые. А губы тонкие, с синевой, волосы — так белы, что кажется, седая она. Коса будто приклеена к шубе соболиной и спускается почти до земли.

Ступала женщина плавно, но вдруг каким-то чудом рядом со Снежанкой оказалась, белым вихрем слетев с крыльца.

Хороша… ох, хороша! А венец какой чудный — серебряный, топазами и жемчугами украшенный. Переливаются камни в лунном свете, и взгляд у волшебницы зимний-зимний, строгий. Изучающий. Но не злой.

Затанцевали вокруг нее снежинки, а Снежанка невольно отшатнулась — таким потусторонним могильным холодом повело… словно изнутри все выстыло.

— Не бойся меня, — сказала красавица, и голос ее показался звоном колокольчиков. — Я тебя в гости хочу позвать, уму-разуму поучить. Пригодится тебе наука моя, спасибо еще скажешь!

— Кто ты? — Снежанка настороженно посмотрела на хозяйку ледовой избы, впрочем, уже догадываясь, кто перед ней.

— Матушка Метелица, — улыбнулась та, но улыбка ее хищным оскалом была — скулы обострились, зубы острые сверкнули.

Ветер взметнул полы шубы соболиной, словно они невесомыми были, показалось меж мехом платье, похожее на саван.

— А я Снежанна, — девушка запнулась, понимая, что фамилия-отчество и прочие атрибуты прошлой жизни здесь значения не имеют.

Кто она теперь?..

— Невеста Морозова, — подсказала Метелица холодно и равнодушно, но в глазах ее синие искры вспыхнули, словно она была довольна знакомству такому. — Заходи ко мне в избу, погутарим маленько… И еще, девка, не нравится мне, как тебя все кличут… Снежкою будешь!

И развернулась спиной, махнув приглашающе рукою. А Снежанка мысленно новое имя проговорила. Понравилось, как звучит — словно звон хрустальный. Снежка так Снежка.

— А он красивый, Морозко-то? — не удержалась она, заходя в просторные сени, где висели на стенах полушубки меховые да шапки с шарфами, салазки расписные да коромысло ледовое. На бревнах — изморозь, с потолка сосульки свисают. Как есть — ледовая изба…

— А снег красив? Или зимние узоры на окнах — красивые? — полуобернулась Метелица, открывая меж тем двери в переднюю.

Там слева печь виднелась, утварь всяческая в закутке стояла, а справа — подушки и перины пуховые высились на кровати, а на окнах белели занавесочки кружевные, с голубыми рюшами. Уютно… но стыло как-то. И холодно.

— Красивые, — согласилась Снежка, привыкая к своему новому имени.

Оно тоже красивое — как пурга над горами, как ели в изморози, как вязь следов на белом насте, припорошенном снежком… И подумалось, что не было прежней ее, что всегда она жила среди этой чудной сказки, в избе Метелицы.

Но веет от стен этого дома жутью морозной. И кажется, что призраки зимы, те самые, что во время метели явились с подарёнками, в дверь вошли следком за Снежкой и Метелицей. Ан нет, не кажется — вот они сели рядком на лавке у окошка — прозрачные, будто статуи ледовые. И улыбаются, будто малахальные. Молчат. Глазеют.

— Не смотри ты на них, слуги то мои, — бросила Метелица, показывая Снежке на другую лавку. — Ты садись, садись, в ногах-то правды нет.

— А добр ли Морозко? — Снежке так хотелось как можно больше про жениха своего сказочного узнать, что страх перед зимней девой прошел.

— Характерный он, озорничать любит, — уклонилась от прямого ответа Метелица. — Но погодь, сюда слушай… Как придешь сейчас домой, надень ту одежу, что тебе мои слуги соткали, возьми шкатулку — приданое свое, и выйди на перекресток. Жди, как звезда упадет — а после иди за ней, в той стороне путь к терему Морозко и будет. По дороге ни на что не засмотрись, златом да каменьями не купись, блазням не поддайся, с тропы, что тебе откроется, не сходи, чтобы ни звало, чтобы ни привиделось. А мерещиться всякое может, но ты все одно иди себе вперед, будто и не видишь ничего. Ежели совсем беда будет, вот тебе гребень и лента, брось позади себя и поспешай дальше.

Снежка приняла резной деревянный гребень и ленту шелковую синюю и больше вопросов не задавала, задумалась о том, как найти в себе силы, чтоб ничего не убояться да дойти до терема волшебного. И что ждет ее там? Стоит ли вообще идти? Ведь путь этот в сказочный лес приведет, с людьми разлучит.

Нахмурилась Снежка, сидит, глядя тоскливо в окошко, косу теребя — а коса тонкая, светлая, простой резинкой скрепленная. Не заметила она даже, как ленту Метелицы вплела да гребнем ее заколола, подобрав на затылке.

— А сможешь-то жить, как жила? — вдруг жалостливо спросила хозяйка ледяной избы. — Люди-то не больно жалуют тех, кто не такой, как они. Волшба для них — сказки, иной мир. Самоцветы знаешь-то, отчего находить перестали, знаешь, отчего малахит на Урале повывелся?

— Потому что Хозяйка на людей озлилась? — Снежка перевела спокойный взгляд на Метелицу.

— Умна ты, девка, такую невесту царь зимы давно искал… Жадные люди стали, хапуг все больше, чем мастеров да умельцев по камню работать. Вот и захлопнула Малахитница свои кладовые, все ждет, когда снова станут ценить красоту камня, а не цену его… — голос убаюкивающий был, словно колыбельную Метелица пела.

Снежка едва не придремала. Дернулась, словно от сна очнулась. А может, и правда, спала?.. Блазни все так же сидят напротив, Метелица все так же синевой глаз жжет да кривит тонкие губы в улыбке.

На самом ли это деле? Или сон, греза зимняя?

— Не знаю я, что делать, — вздохнула Снежка растеряно. — Вроде как и понимаю — права ты, скучно и тошно мне меж людей. И всегда так было. Я с детства приучилась молчать, если что-то странное и красивое увижу, а то глядят, как на дурочку. Когда маленькая была, все плакала, что меня в обмане обвиняют — а я ведь и правда домового Кузьку у печки видела, и шишигу возле бани… и банника. Я даже в баню боялась ходить… не потому, что городская, как все думали. Но оставить все… Как же так?..

— То-то же, сама видишь, как оно, видящим-то, да среди обычного люда… — кивнула Метелица важно да руки на коленях сложила, глазами сверкая. — Не думай даже оставаться, девка. И не жалей ни о чем. Тебя-то, небось, никто не пожалеет.

— А что скажут, если я исчезну? Искать ведь станут, волноваться… баушка уж совсем слаба здоровьем. Еще сердце схватит… и давление у ней скачет, и нервы… нет, не могу я ее волновать! — Снежка нахмурилась — нельзя уходить, никак нельзя.

Но и оставаться — тоже. Что делать? Не может же она душу напополам разделить!..

Ах, как хорошо, если бы можно было! Одна Снежка в лес волшебный ушла бы, вторая — среди людей осталась. И всем хорошо было!

— А я сделаю так, что никто и не вспомнит, что средь людей жила такая Снежанна Николаевна, — хищно прищурилась Метелица и стала похожа на белую лисицу, так черты ее обострились. Коса светлая скользнула по плечу, змеею поползла по синему шелку узорчатому. Наряд Метелицы слепил серебром вышивки да каменьями драгоценными, и словно бы искры сыпались по ледяным половицам, когда хозяйка избы поворачивалась или наклонялась вперед, разговаривая со своей гостьей.