Второй удар гонга. Врата судьбы - Кристи Агата. Страница 81

— Это не важно, — заметила Таппенс. — Знаешь, я хочу вытащить кое-какие вещи из маленькой теплицы.

— Вы имеете в виду сарай? Стеклянный сарай? Кэй-Кэй, правильно?

— Совершенно правильно, — подтвердила Таппенс. — Странно, что ты знаешь его правильное название.

— Да его всё время так называли. Все. Говорят, это по-японски. Не знаю только, правда ли.

— Хорошо, — сказала Таппенс, — тогда пошли.

Процессия состояла из Томми, Таппенс, пса Ганнибала и Альберта, который, оставив мытье посуды ради более интересного занятия, замыкал строй. Ганнибал был на седьмом небе от счастья, после того как насладился густыми запахами округи. Он опять присоединился к ним около Кэй-Кэй и с интересом принюхался.

— Привет, Ганнибал, — сказала Таппенс. — Тоже хочешь нам помочь? Ну, расскажи нам что-нибудь.

— А что это за порода? — спросил Кларенс. — Кто-то говорил мне, что такие собаки охотятся на крыс. Это правда?

— Абсолютная правда, — ответил Томми. — Он у нас манчестерский терьер классического окраса — черный с рыжими подпалинами.

Ганнибал, понимая, что речь идет именно о нем, повернул голову, потянулся и с энтузиазмом замахал хвостом. А затем с гордым видом уселся на землю.

— Он кусачий? — уточнил Кларенс. — Все так говорят.

— Он очень хорошая охранная собака, — пояснила Таппенс. — Он меня охраняет.

— Да, — вмешался в разговор Томми. — И когда меня нет, то Ганнибал становится твоим защитником.

— Почтальон рассказывал, что четыре дня назад тот его чуть не искусал.

— Почтальоны собакам никогда не нравились, — заметила Таппенс. — А ты не знаешь, где ключ от двери?

— Знаю, — ответил Кларенс. — Он висит в сарае. В том, где хранятся цветочные горшки.

Он убежал и вскоре вернулся с одним, когда-то очень ржавым, а нынче более-менее смазанным ключом.

— Наверное, Исаак смазывал этот ключ, — сказал он.

— Да, раньше его практически нельзя было повернуть, — согласилась Таппенс.

Дверь открылась.

Фаянсовый табурет Кембридж, вокруг которого извивался лебедь, выглядел совсем неплохо. По-видимому, Исаак оттер и вымыл его в предвкушении того дня, когда погода позволит установить его на веранде.

— Здесь еще должен быть синий, — сказал Кларенс. — Обычно Исаак называл их Оксфорд и Кембридж.

— Правда?

— Ну да. Оксфорд был синим, а Кембридж — голубым.

— Да, почти как лодочные команды.

— Кстати, с этой лошадью-качалкой что-то случилось, правда? Вокруг нее масса какого-то мусора.

— Правильно.

— Смешное имя Матильда, правда?

— Да. Она перенесла операцию, — объяснила Таппенс.

Почему-то это показалось Кларенсу очень забавным. Мальчуган рассмеялся.

— Мою двоюродную тетю Эдит тоже оперировали, — сказал он. — Вырезали у нее что-то внутри, и она поправилась. — В голосе его послышалось разочарование.

— Мне кажется, что внутрь этих табуретов забраться невозможно, — заметила Таппенс.

— Думаю, что этот мы можем расколоть так же, как и синий.

— Правильно. Другого варианта я не вижу, а?

— Интересно, что это за S-образные прорези по периметру сиденья? — спросил Кларенс. — Кажется, в них можно засовывать разные вещи, как в почтовый ящик.

— Да, — согласился Томми. — Вполне можно. Интересная идея. Очень интересная, Кларенс.

Было видно, что парень рад этой похвале.

— Знаете, а ведь его можно развинтить, — сказал он.

— Развинтить? — переспросила Таппенс. — А ты откуда это знаешь?

— Мне Исаак говорил. Я сам видел, как он это делает. Его надо перевернуть, а потом можно начинать откручивать верхушку. Иногда она застревает; тогда надо смазать вокруг маслом, и когда оно впитается, можно попробовать еще раз.

— Ах вот как…

— Проще всего это делать, когда табурет перевернут.

— Кажется, что все на свете надо переворачивать с ног на голову, чтобы заставить заработать, — заметила Таппенс. — Матильду тоже пришлось переворачивать перед операцией.

Какое-то время Кембридж отчаянно сопротивлялся, а потом совершенно неожиданно фаянсовое сиденье поддалось их усилиям. После этого они быстро отвинтили его и подняли.

— Наверное, там скопилась масса всякой ерунды, — предположил Кларенс.

Ганнибал пришел им на помощь. Он вообще был псом, который любил принимать активное участие во всем происходящем. Ничто, по его разумению, нельзя было считать завершенным, если он не приложил к этому свою руку, или, вернее, лапу. Правда, в таких случаях, как нынешний, речь обычно шла о его носе. Он засунул его внутрь, негромко зарычал, отступил, на несколько дюймов и уселся на землю.

— Ему это не очень нравится, правда? — заметила Таппенс и тоже взглянула на неприятного вида мусор внутри табурета.

— Ой, — сказал Кларенс.

— Что случилось?

— Я поцарапался. Здесь внутри что-то висит сбоку на гвозде. То есть я не знаю, то ли это гвоздь, то ли еще что-то.

— Гав-гав, — произнес Ганнибал, присоединяясь к мальчику.

— Прямо внутри здесь что-то свисает… Вот, достал. Ой нет, выпало из рук… Да-да, вот теперь держу.

Кларенс вытащил сверток, упакованный в брезент.

Ганнибал подошел к Таппенс, уселся у ее ног и зарычал.

— В чем дело, Ганнибал? — спросила миссис Бересфорд.

Пес опять зарычал. Таппенс наклонилась и погладила его по голове и ушам.

— В чем дело? — повторила она свой вопрос. — Ты что, хотел, чтобы победил Оксфорд, а выиграл все-таки Кембридж?.. Ты помнишь, — Таппенс обернулась к Томми, — как мы однажды разрешили ему посмотреть гонку по телевизору?

— Помню, — ответил Томми. — К концу он здорово разозлился и разлаялся так, что мы не слышали комментатора.

— Но видеть-то нам никто не мешал, — заметила Таппенс. — Это было нечто. Но если ты помнишь, ему не понравилось, что Кембридж победил.

— По-видимому, — пошутил Томми, — он окончил Оксфордский университет для собак.

Ганнибал оставил Таппенс и, подойдя к хозяину, благодарно замахал хвостом.

— Ему понравилось то, что ты сказал, — сказала Таппенс, — так что это вполне может быть правдой. Но я лично, — добавила она, — считаю, что он учился в Открытом университете для собак.

— И чему же он там учился? — поинтересовался Томми с улыбкой.

— Основным предметом там было обращение с костями.

— А ты его хорошо знаешь.

— Конечно, — ответила Таппенс. — Знаешь, однажды Альберт, хоть это и было Не очень умно с его стороны, дал ему целую бедренную кость барана. Сначала я обнаружила его в гостиной, где он пытался запихнуть ее под подушку, так что мне пришлось выгнать его в сад и закрыть за ним дверь. А когда я посмотрела в окно, то он уже приближался к клумбе, на которой у меня росли гладиолусы. Так что кость он аккуратно захоронил именно там. Знаешь, он всегда очень аккуратно обращается с костями. Никогда не пытается их съесть и откладывает на черный день.

— А он когда-нибудь выкапывает их снова? — спросил Кларенс, заинтересованный этим рассказом.

— Думаю, что да, — ответила Таппенс. — Причем делает это тогда, когда они успевают протухнуть, так что лучше им было бы оставаться в земле.

— А наша собака не любит собачьи бисквиты, — рассказал в свою очередь Кларенс.

— Он, наверное, оставляет их на тарелке, — решила Таппенс, — съев предварительно все мясо.

— A вот человеческий бисквитный торт — это наш пес просто обожает, — продолжил Кларенс.

Ганнибал принюхался к трофею, который только что достали из недр Кембриджа. Неожиданно он развернулся и громко залаял.

— Надо посмотреть, кто это там снаружи, — сказала Таппенс. — Может быть, садовник? Кто-то не так давно говорил мне — кажется, это была миссис Херринг, — что знает пожилого мужчину, который в свое время был очень хорошим садовником, а сейчас берется за временную работу.

Томми открыл дверь и вышел на улицу. Ганнибал проследовал за ним.

— Здесь никого нет! — крикнул Томми.

Пес залаял. Сначала он рычал, а потом стал лаять все громче и громче.