Возвращение (СИ) - Штиль Жанна. Страница 114

— Милая моя… — Стоя в деннике, Наташа трепала любимицу по холке, любовно оглаживала, поглядывая на усмехающегося Рыжего. — Я думала, что больше никогда её не увижу. Разве это Бригахбург её тогда купил?

— Её уводили в Штрассбурх.

— Так вот о каком сюрпризе он говорил, — рассмеялась девушка. — А ты бы лучше за Фионой присмотрел.

— А что Фиона?

— Там её кадрят! Вот заберут… в жёны.

Руди, прищурившись, всматривался в темнеющие в дверном проёме силуэты: мужской и женский.

— Здешний командующий решил, что Фиона ему подходит по всем параметрам: высокая, красивая, лекарка, — нахваливала пфальцграфиня. — Ведь она сирота. Отговаривать некому. Как сама решит, так и будет.

Пунцовая, довольная Рыбка спешила к ним.

— Кто здесь? — заглянула в денник.

— Познакомься, это Зелда. — Наташа обнимала Серую. — Мулица. Я потом тебе расскажу.

Уходила из конюшни в отличном настроении. Чувства переполняли душу. Герард… Он всё время помнил о ней.

— Руди, будешь жить в замке на первом этаже в мужской половине. — Наслаждалась его угрюмым видом. — Фиона, идём, я тебе купальню покажу, и чуть позже съездим в деревню навестим Руху. Ну, что, договорилась с Рабаном? — Нарочито громко продолжала разговор. — На свидание пригласил?

— Сказал выйти на крыльцо как стемнеет, — шептала Рыбка.

— Пойдёшь?

— Пойду.

Пройдя колодец с поилкой, Наташа оглянулась. Руди стоял в воротах и смотрел им вслед. По дорожке приближался конный отряд. Запыленные воины устало покачивались в сёдлах.

— Герард вернулся, — улыбнулась пфальцграфиня, ускоряя шаг.

У крыльца стояла карета. Девушка, схватив Фиону за руку, остановилась.

По лестнице поднимался Шамси с мальчиком на руках. За ним, поглядывая по сторонам, шёл Ингваз.

— Наки, — прошептала Наташа, отмечая, что он не похож на своего отца: цвет кожи намного светлее, ясные глаза, чёрные короткие волосы.

Из кареты выпрыгнула темнокожая женщина, закутанная в яркий зелёный балахон и, прихватив небольшую корзину, поторопилась за хозяином.

Тайный советник, сидя на скамье у окна, напряжённо наблюдал за лекарем, ощупывающим ноги его сына. Сколько эскулапов прошло перед ним за последние полтора года? Не счесть. Но впервые в осмотре принимает участие женщина. Он не вмешивался, с интересом прислушиваясь к беседе двоих: Элмо Касимиро и пфальцграфини. Её травница, с которой у аристократки сложились странные доверительные отношения, сцепив руки под животом, стояла в изножье ложа.

В изголовье, присев на прикроватный столик и положив ногу на ногу, вертя в пальцах серебряную ложку, сидела Наташа:

— Ну что, господин Касимиро? Ваш вердикт? — присматривалась к высокому для своего возраста, с явным дефицитом веса мальчику.

— Ничего не понимаю, госпожа пфальцграфиня. Ноги чувствительность не потеряли, мышцы напряжены, переломов не было.

— Давай-ка, Наки, сядь на край кровати и спусти ноги. — Девушка помогла ему сесть, придерживая за плечи, вручая ложку: — Подержи-ка.

— Это началось после попытки отравления, — вмешался Шамси.

Элмо глянул на мужчину исподлобья, пробубнил:

— Кто посмел тронуть дитя? — ощупывал его спину, шею, позвоночник.

Наташа вздохнула:

— Посмели. Впрочем, это предположение. — Ждала подтверждение своим словам. Эксиленц молчал. — Господин Касимиро, вы знаете, чем можно очистить организм от накопившихся ядов?

— А чем травили? — он пытливо уставился на дознавателя. Тот отвернулся к окну. — Не знаете… — продолжал недовольно бурчать лекарь. — Если неизвестен недуг, остаётся лечить его вслепую… Ничего не поделать. Chi vivr, vedr (итал. Поживём — увидим)

— Chi cerca — trova (итал. Кто ищет, тот найдёт), — возразил Шамси, получив в ответ от дуремара взор исподлобья.

Пфальцграфиня поспешно вмешалась:

— Что скажешь, Фиона? Травку для вывода токсинов из организма знаешь? Руха меня поила чем-то.

— К Рухе и надо, — фыркнула та.

Ложка выпала из руки Наки, бесшумно приземлившись на толстый ковёр. Мальчик вздрогнул, скосив глаза на ведунью.

— Какие все нервные, — вздёрнула бровь Наташа, поглядывая на мальчика. — Chi la dura la vince (итал. Кто упрям, тот победит).

Воцарилось молчание. В углу шевельнулась женщина. Сидя на коленях, положив на них руки и опустив глаза, она слушала господ.

«Рабыня», — поставила «диагноз» пфальцграфиня. Обратилась к Наки:

— При попытке ходить где-нибудь болит?

— Не может он ходить, — вздохнул Шамси.

Больной опустил голову, выворачиваясь из рук Наташи, падая на спину.

— Боишься упасть? — смотрела в его лицо. — Или кого-то боишься?

— Вэлэри! — Эксиленц встал, хмурясь. — Мой сын не может…

— Конечно, не может, — выставив руку, остановила его. — Возможно, здесь имеет место психологическая проблема. Страх, например.

— Боязнь! — воскликнул Касимиро.

— Да. Боязнь упасть. Боязнь есть и снова отравиться. Не соответствовать выдвигаемым требованиям и возложенным надеждам. Потерять отца и остаться одному. Да мало ли… Переходный возраст. Можно у Франца спросить, чего он там боится. Они ровесники. — Качнула головой. Франц для консультации подходил меньше всех. Этот сорвиголова ничего не боялся.

— Очень интересно. — Лекарь сложил руки на груди. — Quando l’acqua tocca il collo, tutti imparano a nuotare (итал. Как тонуть начнёшь, так и плавать научишься), — изрёк он поучительно.

— Верно, — улыбнулась Наташа. — Вот сегодня вечером и начнём.

— Что вы задумали? — забеспокоился Шамси.

— Ваш сын умеет плавать? — смотрела на Наки, безучастно глядящего в окно.

— Немного.

— Пока остановимся на водолечении и массаже. Купальня для этого подойдёт идеально и вы, папочка, лично будете учить своего сына плавать. Надеюсь, сами-то плавать умеете? А она, — кивнула на женщину в углу, — будет делать ему массаж. Медовый. Я покажу. У него нет высыпаний от употребления мёда?.. Ещё составим для ребёнка особое витаминное меню. Да, Фиона?

Густой пар, поднимающийся от купальни, в вечернем сумраке отливал сиреневым цветом. Стекающие по камню тёплые струи целебного источника с тихим журчанием вливалась в воды бассейна.

Наташе нравился душный запах хлора. Она, подобрав под себя ноги, сидела на скамье под сводами ниши, увитой диким виноградом, и с жалостью смотрела на мужчину, задумчиво уставившегося себе под ноги. Она не знала, чем можно утешить отца, на долю которого выпало подобное испытание. Эксперимент, на успех которого они так надеялись, закончился ничем. Шамси, поддавшись всеобщему азарту, учил сына плавать. Тот, испуганно тараща большие голубые глаза, со всех сил молотил руками по воде, совершенно не двигая ногами. Девушка не спускала с него глаз, предполагая, что болезнь мальчика связана не только с опорно-двигательным аппаратом, но и возможным нарушением психики. Наки молчал.

В клубах пара мелькало бронзовое тело абассинца, притягивая взор совершенством линий. Фиона, опустив голову, изредка поглядывая на него, крестилась, изрекая: «Изрезан весь», на что Наташа, отводя глаза, только хмурилась.

Королевский дознаватель вскинул голову. Влажные волосы коснулись плеч.

— Вэлэри, не смотрите на меня так.

Она подавила вздох:

— Я понимаю, что здесь не принято слушать женщин… Это касается того, что вы собираетесь сделать. Я вам должна кое-что разъяснить… Шамси, нет никакой гарантии, что вы попадёте в нужное время. Нет никакой гарантии, что Наки вылечат. Нет никакой гарантии, что вам вообще удастся достучаться до нужных людей. У вас нет документов, дома, необходимых знаний. Вы не имеете понятия, с чего начать, куда идти, что делать. Вы своей одеждой с первых шагов привлечёте внимание всех. При первом же задержании вас лишат всего: золота, оружия. Вам никто не даст махнуть кинжалом. Отнимут ребёнка, а вас изолируют. Это здесь вы правая рука короля и никто не посмеет вас тронуть. Там вы чужак. Человек, не знающий языка, не сумеющий никому ничего объяснить.