Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 18
После, когда потоп уже был побежден, а измученные победители сидели в теплой зеленоватой воде — я спиной к широкой щекотно-волосатой груди Ивана, он наконец-то заговорил. Но начал, на мой взгляд, совсем не оттуда.
— Ну а теперь расскажи мне о слизняке, педерасте и убийце… — помолчал и закончил. — Потому что об альфонсе я и сам кое-что знаю… Понимаешь, не то чтобы я страдал болезненным любопытством, но все-таки интересно знать, в какую компанию попал.
«Ну, папуля!» — подумала я про себя, а потом сказала уже вслух:
— Слизняк — отец Наташи, педераст — мой теперь уже бывший муж, а убийца — тот подарил мне Васю… Об альфонсе же я, в отличие от тебя, совершенно ничего не знаю! — я сердито зыркнула через плечо, однако свернуть его с избранного пути не удалось.
— Сначала деньги, потом стулья, — он выразительно пошуршал у меня перед носом большим и указательным пальцами. — Так что там с моими «подельниками», как их изволил величать твой родитель?
— Я их всех очень любила, каждого по своему, но… И вовсе Ника не слизняк! А Аслан не… гм… не совсем убийца, ну а Петюня…
— Педераст только иногда?
— Замолчишь ты или нет? — вскипела я, и без того совершенно измученная попытками начать свое повествование.
— Прости, — он стал серьезен. — Не стоило вообще затевать этот разговор, просто уж больно я завелся сегодня…
— У моего батюшки по молодости лет было прозвище Кривой стартер, потому что он мог завести кого угодно, когда угодно и куда угодно.
Мы рассмеялись, нам обоим стало легче, и я наконец-то нашла в себе силы начать.
— Мне было двенадцать, когда я познакомилась с Никой. Его распределили в часть, которой тогда командовал мой отец. Молоденький лейтенант, умный, тонко чувствующий… Бог знает, зачем он вообще пошел в военное училище. Я влюбилась как кошка, а он… На что ему была 12-летняя соплюшка? И все-таки он не отталкивал меня, как мог бы поступить другой, не смеялся над моим столь явным увлечением взрослым мужиком. А потом произошло то, что произошло… Уже шли переговоры о выводе войск из Афганистана, но в горах еще во всю воевали. Я умоляла отца послать в Афган с подразделением Ники кого-то другого, но… Ты уже немножко знаешь Александра Лунева и можешь предположить, что он на это ответил. Никита уехал. Солдатики, которыми он командовал, вернулись довольно скоро — через полгода. А он нет. Попал в плен, прикрывая отступление своих. Его и еще двух парней, которые остались с ним, освободили только четыре года спустя. И вернулся он уже совершенно другим человеком. Он не рассказывал никогда о том, что с ним было за эти годы, но уверена — это было по-настоящему страшно… Я была с ним рядом и в госпитале, куда его отправили сразу после освобождения и после… Мы стали близки, но потом что-то в нем сломалось окончательно. Никита ушел, а спустя пару месяцев я убедилась, что беременна.
— Ты…
Я лишь отрицательно качнула головой, прерывая его. Иван понял и лишь теснее прижал меня к себе.
— Тогда мне было уже шестнадцать. Может, история и не имела бы продолжения, если бы не поведение отца. Он приказал мне, причем в более чем резких выражениях, сделать аборт, я естественно уперлась рогом. Короче, кончилось тем, что я сбежала из дома, а он заявил матери, что у него теперь только одна дочь…
Наташка родилась вскоре после того, как я прибилась к коммуне хиппи. Там была Куклюша… И Стас… И кое-кто еще из тех, с кем ты познакомился позавчера. Лето и начало осени мы прожили в палатках, а когда стало холодать, переселились на шикарную дачу в ближнем Подмосковье. Я была крайне удивлена, но потом мне объяснили, что сын хозяина дачи спит с одним из наших парней. Ты можешь представить себе мой шок. Все-таки тогда это еще не получило такого распространения. И даже в той среде, где я обреталась, не было, скажем, делом обычным. Я ждала увидеть какого-то монстра, а встретила человека, который стал мне настоящим другом.
Петюня из очень обеспеченной семьи крупного советского чиновника. Родители прочили ему блестящую дипломатическую карьеру, но тут выяснилось, что мальчик их на самом деле предпочитает быть девочкой… Что тут началось! — я негромко хмыкнула и невольно поежилась — вода в ванне начала остывать, но Иван, похоже, не замечал этого. — Ситуация у Петюни была в чем-то сходна с моей. Мы подружились… А потом было совершенно дикое, но удивительно удачное, как показала жизнь, предложение со стороны его отца. Он хотел, чтобы мы с его сыном поженились. Расчет был верен. Для Петюни подобный брак стал бы великолепным прикрытием его истинных наклонностей, и то, что у меня уже был маленький ребенок, с точки зрения опытного «царедворца», искушенного в интригах, делало ситуацию и вовсе блестящей.
Мне подобный контракт тоже давал очевидные и более чем ощутимые преимущества. Во-первых, выйдя замуж, я обретала свободу. Я ведь тогда еще была несовершеннолетней и отец, хоть и отказался от меня, формально все еще имел право по собственному усмотрению кроить мою жизнь. Ну, а во-вторых, да и в прочих… Прописка, квартира, официальное удочерение для Натки, возможность учиться, помощь в карьере… В общем, сам понимаешь. О любви и близости с каким-то другим мужчиной, кроме Никиты, я и помыслить не могла. Петюня был добр, чуток и хорош со мной, а главное с Наткой. Я согласилась.
— Постой, постой, а Никита? Он так и исчез с концами? Даже не узнал, что у него родилась дочь?
— Нет, почему же… Узнал… Только это уже ничего не меняло ни для него, ни для меня. Мы и сейчас иногда видимся, даже Натка иногда ездит, но редко — тяжело. Дело в том, что он принял постриг и сейчас живет в маленьком полуразвалившемся монастыре с очень строгим уставом, где принят обет молчания… Это история «слизняка», если опять-таки цитировать моего родителя, а с педерастом я прожила почти десять лет. Дипломатом он не стал. Началась перестройка, отец его внезапно оказался не у дел и как-то очень быстро постарел и умер. На моей шее оказалась не только подрастающая дочь, но и Петюня, который только-только начинал свою художническую карьеру, а делать что-то еще не мог и не хотел, да плюс к нему его престарелая матушка, не работавшая ни одного дня в своей жизни… И все-таки это были хорошие времена. Я пахала как лошадь, но получала от этого только удовольствие… А потом в мою жизнь вошел Аслан.
— Начинается история убийцы?
Я невольно вздрогнула, и Иван, неверно истолковав это, потянулся и пустил в ванну тонкую струю горячей воды.
— Как любой восточный человек Аслан умел ухаживать. Охапки цветов, баллады под балконом Петюниной мастерской, которую он почему-то принимал за мою спальню — из-за розовых занавесок что ли? Да, тогда мы жили на втором этаже в одном из арбатских переулков, и его песнопения вполне можно было услышать… В общем, ему удалось пробить стену, которой я окружала себя все эти годы… Наши отношения складывались странно. Он то появлялся, то исчезал. И каждый раз в нем что-то менялось… Словно умирало одно и на его месте рождалось совсем другое. Глаза стали такими… Не объяснить. Я даже стала его бояться несмотря на то, что он во время своих визитов меня разве что на руках не носил. Столько слов любви я никогда в своей жизни не слышала, а нам, бабам, ведь этого всего ох как хочется… А потом все-таки наступил день, когда он в очередной раз исчез и уже больше так и не объявился.
— А через пару месяцев ты убедилась, что беременна?
— Смешно, да?
— Нет, малышка.
Он обнял меня поуютнее, и я со вздохом расслабилась в кольце его рук.
— Сначала я пыталась найти Аслана, чтобы сообщить, потом разозлилась и даже сдала все анализы для аборта, потом зачем-то поехала к Куклюше — она тогда уже во всю занималась своим детским домом… В общем, как говаривала одна моя давнишняя подруга: «Что выросло, то выросло». Подумать только, уже девять лет… Да… То, что родился именно мальчик, многое меняло. Голубой в качестве воспитателя никак не мог повлиять на половую ориентацию девочки, а тут… Я решилась на развод. Это было непросто, но, наверно, необходимо. Тем более, что Петюня наконец-то начал делать карьеру — его картины стали продаваться на Западе, он подумывал уехать, а там его нетрадиционные склонности были бы ему только в плюс — самый писк моды… Вот так…