Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 19

— Прости, но почему все-таки убийца?

— Аслан — боевик, — я помолчала, взвешивая свои следующие слова. — Начинал как простой наемник. Проявил себя на этом своем поприще еще во время Первой чеченской… Потом и вовсе сделал карьеру, если можно так это назвать. Естественно ни о чем таком я и не подозревала… Это мне потом о нем рассказали. Когда я дала себе труд начать узнавать про отца своего ребенка у людей знающих… Слышала, что живет он сейчас где-то в Турции, но частенько появляется и в Чечне. Естественно неофициально…

— Итак, монах-молчальник, все-таки педераст — тут уж ни отнять, ни прибавить, чеченский полевой командир и, наконец, ночной сторож, с лицом Аполлона и здоровенной дырой в голове, в которую ухнуло буквально все…

— О чем это ты? — я напряглась.

— А это уже начало моей истории, Машуня. Только она у меня коротенькая, как автобиография школьника. Когда родился — не знаю, где учился — не помню… Четыре года назад очнулся в больнице небольшого городка на Лене, не представляя даже как выгляжу… Точнее выглядел до того, как… Черт, даже не знаю, что и случилось-то со мной. Вот такие дела… Выяснилось, что в памяти осталось все, кроме меня самого. Все детали прошлой жизни ушли безвозвратно. Сначала-то врачи надеялись. Выборочная амнезия чаще всего проходит. Но, как оказалось, не в моем случае. Попытались установить личность — не вышло. Лицо обезображено, отпечатков пальцев нет…

— Как нет? — тоненько пискнула я.

— А вот так. Нет и все тут. На ладони рисунок есть, а на пальцах — тю-тю. Так и появился на свет Иван Иванович Иванов, мужчина, биологический возраст тридцать пять — сорок лет, без определенного места жительства и работы, практически здоровый, но никому не нужный. Сначала жил там же, при больнице. Помогал, чем мог. За это кормили. Потом главный хирург, мужик молодой, талантище — это он мне лицо лепил — выхлопотал паспорт, жилье, работу… Начал помогать ему — чем-то надо за добро расплачиваться. Тут-то и выяснилось, что хорошо лажу с детишками. А потом стало невмоготу. Как услышу — Москва, словно кольнет что-то. Не знаю почему, но казалось мне — если где и искать ответы на все мои вопросы, то здесь… А встретил тебя, Машуня. Полюбил. И теперь боюсь того, чего жаждал еще совсем недавно — вспомнить.

— П-почему?

— А вдруг я женат, вдруг где-то меня ждет семья и ребенок?.. Или наоборот разыскивает полиция за зверское убийство?

Я зажмурилась, не желая даже представлять себе подобный кошмар, а потом, извернувшись, обняла его за шею и зашептала горячо и убежденно:

— У жены я тебя отобью, пусть не обессудит, ребенка будешь навещать так часто, как захочешь, а уж от полиции спрятаться и вовсе дело нехитрое.

— Меня первым же сдаст твой родитель! — в притворном ужасе округлил глаза Иван.

Он смеялся, а я видела, как трудно ему это дается. Особенно теперь, когда карты открыты. Я понимала его — теперь он казался сам себе особенно беззащитным. Да так оно, наверно, и было. Сильный, волевой человек — это было очевидно. Сорок лет… Расцвет для мужчины. Расцвет его жизни, карьеры… И вдруг оказаться ни с чем, начать с нуля… Да даже не с нуля — из минусов. Кем он был, чем занимался до страшного несчастья, которое, слава богу, не сломало его?

Я поднесла к глазам его ладонь, погладила пальцы. Длинные. Хорошо сформированные, сильные. Обычно у людей малообразованных или вышедших из простых семей руки бывают другими… Да и речь… Кстати выговор у него действительно совершенно московский. Профессиональных мозолей, которые не сходят не то что за пять, за десять лет, нет. Я прижала ладонь к своей щеке — она была шершавой и твердой. У людей, занимающихся чисто интеллектуальным трудом ладони иные. Правда, с тех пор прошло четыре года… Отпечатки! Я вопросительно уставилась на кончики его пальцев — гладенькие, даже чудно. О чем это нам говорит?

— Пытаешься прочесть мою судьбу? — голос насмешливо-печальный.

Я внезапно смутилась и, быстро поцеловав самую середку его ладони, ответила:

— Нет, пытаюсь вызнать, что же такого приключилось у дяди Вени, что ты вернулся домой с подбитым глазом.

Он было рассмеялся, но потом как-то осекся.

— Домой… Слово-то какое — «домой», — вздохнул, помолчал немного, а потом:

— Да все нормально. Сделал все, как было велено в той записке. Встретились, поговорили. Рассказал о себе все, что только что узнала и ты, только с адресами и фамилиями, чтобы он, если будет желание, проверить мой рассказ мог. Потом заговорили о покушении на тебя, которому я чуть было не стал свидетелем. Вытянул он из меня все, даже то, на что я, казалось, и не смотрел, заставил припомнить… Потом стал спрашивать, не замечал ли чего необычного вокруг Васи, не крутился ли кто подозрительный у дачи…

Я встрепенулась и тревожно уставилась ему в глаза.

— Да, есть у него и такие мысли. Он вообще полон разных подозрений, этот твой дядя Веня, и очень обеспокоен. До похода к нему, честно сказать, я и не думал, что все может быть так серьезно, Маша. Может быть вам с Васильком стоит на время уехать? Хотя бы к Петюне?

— А работа?

— Сколько лет ты его кормила, теперь пусть потрудится он!

— Да нет, Ванечка. Если захотят убить — найдут и там. История знает тому массу примеров. Нет, разбираться надо. Действовать как-то.

— Можешь целиком на меня положиться. Ты и Васька… Ты даже не представляешь…

— Спасибо, — я смутилась, чувствуя себя робкой восемнадцатилетней дурочкой. — Только… Только ты мне зубы-то не заговаривай! Почему я опять ничего не услышала про подбитый глаз?

Он расхохотался. На этот раз совершенно искренне и раскованно.

— Ну Машка! Давай-ка вылезать, а то скоро жабры отрастут… И плавники. Из тебя выйдет шикарная русалка. С глазами цвета моря…

— Не подлизывайся, а рассказывай. И вообще — сначала стулья потом деньги, — я выразительно потерла пальцы на сей раз у его античного профиля.

— А можно?..

— Можно, но деньги вперед!

— Ах, Машенька… — столько нежности, что я почувствовала волну такого безмерного, всепоглощающего счастья…

«Боже, спасибо тебе, что дал мне еще раз испытать подобное! Три большие любви в одной жизни одной не очень крупной женщины — это много, очень много… И я благодарна… Как я благодарна за твою щедрость!»

Глава 5

Следующим утром я должна была уезжать рано. И так сколько времени прокидывала работу!

И лучше б я там не появлялась! Правда, не приди я сама — нашли бы по мобильнику. Моему начальству взбрело в голову послать меня в очередную командировку. Слава богу, это была не очередная «горячая точка», а всего лишь Сибирь. Военная часть, расквартированная в одном из тамошних городов, взяла под свою опеку почти две дюжины мальчиков-сирот. Вот этих-то новоявленных «сынов полка» я и должна была снять. Впрочем, дело было доброе, благое, и я с энтузиазмом взялась за подготовку. Надо сказать, что любое мероприятие, которое требовало каких-то разрешительных слов от военного начальства, всякий раз начавшись с одного факса, обрастало потом такой волокитой, на которую к тому же накладывалась и наша собственная телевизионная неразбериха, что к середине дня голова у меня уже шла кругом. Позвонил Иван, но его было почему-то очень плохо слышно, и я попросила перезвонить…

— Ванечка?..

Но это был мой начальник.

— Маша, — интонация странная до удивления, — зайди ко мне, пожалуйста. Э… Да. Это срочно.

В кабинете помимо привычной фигуры шефа, я увидела еще двоих мужчин, которые учтиво поднялись мне навстречу. Один был невысок, круглоголово лыс и объемист, другой же наоборот строен и широкоплеч. Оба производили впечатление более чем энергичных людей, которым по силам любые преграды. Лелик и Болек — я как-то сразу окрестила их для себя именно так — поздоровались. Первый (Болек? Хоть убей, не помню, кто из мультяшных персонажей был коротышкой, а кто долговязым) кратко и почти нечувствительно обхватив мои пальцы своими, и даже самый благосклонный свидетель не назвал бы это рукопожатием. Лелик же наоборот уделил ритуалу куда больше внимания. Пожалуй, даже излишне много…