Качели судьбы (СИ) - Пафут Наталья. Страница 24

С тяжелым вздохом Гарри сел около мутанта, с гримасой отвращения положил две ладони на окровавленные виски дракатона, усмехнулся, кто-то заботливый, содрал с его висков всю чешую, будто раскаленной наждачной бумагой прошелся. Гарри закрыл глаза, напрягся, его губы беззвучно зашептали заклинание, по его вискам потекли капельки пота. Дракатон вдруг низко застонал, все его тело выгнулось мучительной дугой, еще, еще…

Наконец Гарри довольно отвалился от посиневшего дракатона, устало вытер лоб. Так, эта работа сделана. Не стоит окружающим знать, что мутант может рассказать о Гарри, ректоре, Булке, обряде возврата, лишнее все это, а так, гарантия его молчания…Пнул раскинувшееся, бессознательное тело ногой, поджал губы, дорогой ковер испорчен, жаль, не догадались подстелить какой-нибудь тряпки. Ох, как он устал, а еще столько дел. Гарри сделал большой глоток бренди из пузатого стакана. Удовлетворенно посмотрел на полуиздохшего бледного, с провалившимися глазами мутанта. — «Ну что ж, студент, тебя ждет увлекательное путешествие на практику, не долгое только…»

Гарри встал, чувствуя, как потемнело в глазах от резкого движения — уж очень крепким орешком оказался разум этого мутанта, но ничего, он справился. А теперь главное — не дать дракатонам убить себя. Ах, как все это неудачно! Дурнота скоро прошла, но мрачные мысли Гарри не оставили: «Куда же отправить выпускников — так, чтобы разъяренные дракатоны не нашли их?»

Гарри с тяжелым вздохом пошел к Зеду. Он ему доверял, относительно. Доверие, дружба — это вообще очень относительные явления, доверие делает человека слабым. У них с новым ректором были дружеские отношения, как бывает обычно, когда отношения между людьми основаны на взаимной выгоде, не более…

Впервые эта новость обрушилась на выпускников час назад, когда новый ректор университета, пряча глаза, заявил, что им будет прислано пополнение вместо Мэридана. Одна эта новость сделала нового студента, кем бы он ни был в самой ненавистной персоной сезона.

— Сволочи, — проговорила Лиззи с ненавистью, — нельзя заменить Меридана, это ведь не просто пустая линия в их дебильном списке — это наш друг, часть семьи, а этот, новенький… Ненавижу! Ему не жить!

— Бедняга, — хихикнул Джеймс, — я даже как то переживаю за него.

— Ребята, сколько он продержится? — Спросила надменная Вереса.

— Что же это они ценные кадры переводят, ведь не протянет и недели! — Запричитал добрый Дрон. Самый слабый маг из них. Тем не менее его любили за его добрый нрав и умение везде найти еду и выпивку.

— А где Айрин? — Спросила тоненькая Ганна, отрываясь от поцелуя с Моррисом. — Я ее со вчерашней вечеринки не видела?

— В общежитии ее утром не было, — сказала Зои,

— Спит где-нибудь, после бурной ночи, раны зализывает, — хихикнула довольная Лиззи, — таакие слухи идут про нее и миларда-куратора.

Мелинда озабоченно нахмурилась — не нравились ей эти слухи, ох как не нравились. Как бы беды с Айрин не случилось.

Всегда все знающие Джеймс и Заррот пытались выяснить подробности про нового студента, про причину такой суматохи и, хотя бы, про их собственную практику.

— Все глухо, — вынужден был наконец признать поражение Заррот. — Все бегают, кричат, Гарри не видно, около его кабинета караулит Саблот, никого не пускает — даже меня (Заррот был известным любимцем у Гарри и пользовался некоторыми привилегиями), Айрин спит у себя. Помощник Зеда, ой, забыл, помощник его превосходительства миларда ректора Зеддериуса, сказал, чтобы были готовы к отъезду через три часа, быть в каретах и на конях. Куда едем не сказал. Новый куратор не известен.

Весь университет замер в напряжении — что же все-таки происходит?

…Через четыре часа щелканье хлыстов, потрескивание колесных осей и ржание лошадей заполнили все пространство университетской площади, пока экипажи и люди выстраивались в ряд. Телеги, покрытые брезентами, возы с поклажей студентов, пассажирские повозки, огромные корыта понтонов, покачиваясь и скрипя, начали движение по широкой, залитой жидкой грязью дороге. Погода после вчерашней грозы испортилась — не переставая лил дождь, косой и мелкий. Лужи и канавы с боков дороги были полны водой. Вдали неясными очертаниями стояли деревья и перелески. Под крики и ругань, проклятия, щелканье кнутов и треск осей об оси, в грязи и дожде, двигались сплошной, хаотической лавиной, обозы более двух тысяч студентов Евронийского высшего университета боевой магии. Иногда в этот поток врывался наездник верхом на взмыленной лошади. Начинались крики, кряканье, лошади становились на дыбы, весь поток останавливался, что-то падало с груженых телег, скатывались с дороги студенты…

Часть 2. В пути

Глава 1

Наши дни

Май 2405 года

В себя он начал приходить, почувствовав какое-то мягкое покачивание.

Ощущение раздражало, и в голове крутилась только одна мысль "Когда же это кончится?" Это не кончалось, долго. Каждое, даже самое легкое движение вызывало нестерпимую боль во всем теле. Он с трудом разлепил один глаз — второй вообще не открывался — и тупо поморгал, пытаясь сообразить, что же вызывает это раздражающее покачивание.

Внезапно он почувствовал, что он падает, словно камень, в бездонную пропасть. Ему казалось, будто он уже умер — иначе почему же душа могла покинуть тело? Пучина небытия поглотила его, но он еще долго летел в полной темноте, прежде чем внезапно достиг дна. А затем настала абсолютная тишина…

…Прошло немало времени, — хотя было ли здесь, по ту сторону жизни, время? — и впереди забрезжил слабый свет. Чуть позже тонкой паутиной над ним повис отдаленный шум. А затем он почувствовал, что у него есть легкие. Вздохнул — горячая волна боли накрыла, как лавина — темнота…

…Сначала включился слух. Потом обоняние. Пахло травой, дымом, лошадьми, дальше лесом, спокойные запахи, кто-то рядом разговаривал, мужские низкие голоса, женское похихикивание, треск костра, звяканье посуды…

— Нет, но они совсем там идиоты? — Мужской низкий голос, — в который раз новое направление присылают. Да когда же, наконец, они разберутся где нам практику проходить! — От голоса тревогой не веяло, несмотря на раздраженный тон. Голова кружилась, чуть шевельнулся, ой, ошибка — проснулась боль во всем теле.

— Сначала Багалийский замок, — другой голос, потоньше, — через день менять направление — в Занвейский топи, на север, теперь в долину Баккипа через лес… — слова дергались, уплывали, становились едва слышимыми, растворяясь в огненной реке боли, снова выскакивали, оглушая ревом, он попробовал поднять плиты век, успел заметить темное небо, потом оно вздрогнуло и с грохотом, и с каким-то диким свистом упало на него…Темнота…

…Боль огненными сполохами прорывается через прохладную темноту забвения. Он уходит от нее, сначала, скуля, медленно уползает, потом становится легче, ускоряется, облегчение, да, да, освобождение… Уже долгое время он идет по черному длинному коридору, наслаждается прохладой, сзади, за спиной, пылает огонь боли, впереди сияет ослепительно яркий голубой свет — ему туда. Сзади с треском огонь боли лижет спину — его пытается настигнуть желтовато-оранжевый мучительный свет. Он медленно, слишком медленно, как во сне, идет по длинному коридору. Душно, и веет смертной тоской, ему вперед, в долгожданную прохладу. Когда же, о боги, конец? Не останавливаться… Нет, никак… А сзади начинает гудеть медленный, низкий звук — огонь догоняет его… Побежать бы… Еще минуточка, и тело растворится в сладкой прохладе того синего света, что впереди, не далеко уже. Но снова что-то его цепляет, дергает назад, в огонь, в обжигающую агонию… и — чирк, чирк — он соскальзывает в очередное мучение, и обратно в прохладный черный коридор, туда, к свободе…

Айрин обхватывает голову умирающего мужчины. Подходит хмурящийся Заррот, он тоже переживает, хотя делает вид, что ему в общем то и наплевать: — «Отходит?» — шепчет, не дожидаясь ответа, мрачно сплевывает, руки в карманах, уходит, что-то беззаботно напевая. Айрин прекрасно знала старого друга, он переживал больше всех. С самого начала их путешествия, как только Заррот, их староста и руководитель, увидел состояние нового студента, он пребывал в страшном волнении. Он был беспокоен, подолгу о чем-то думал с мрачным видом, разговаривал сам с собой, легко раздражался и постоянно со всеми скандалил.