Ягодка опять (СИ) - Стрельникова Александра. Страница 42
— Ловко это ты… — укладываю задремывающего после сытного ужина Даньку обратно в кроватку и начинаю выбирать волоски из его пальцев, стараясь при этом не коснуться самой руки. — Часто что ли волосы на себе рвать приходится?
— Часто, Надь.
Говорит это так серьезно и смотрит так тяжело и с такой силой, что тут же перестаю ерничать и натужно веселиться. Хреново ему… Пожалуй, еще хреновей, чем мне… Что ж, каждый сам кузнец своего счастья…
Глава 13
Выдранные из головы вице-премьера волосы и волосенки с головы Даньки на генетическую экспертизу в первую же найденную через интернет лабораторию отвозит Любка. Теперь надо ждать. Две недели. Небыстрое это, как выясняется, дело. Залезши в мировую паутину заодно не удерживаюсь и ищу фотографии высочайшей пары. Четы Тургеневых. И вскоре действительно нахожу. Типаж мой — кареглазая блондинка. Видимо именно такие женщины Александру Сергеевичу и нравятся. Но в отличие от меня по-современному тонкая. Даже худая. Палка, на которую эта ухоженная и модно одетая женщина опирается, выглядит так, словно она не необходимость, а дополнительный стильный штрих к костюму. Модная в позапрошлом веке среди мужчин тросточка… Красивая тетка. Уверенная в себе. Стервозная. Это даже по фотографии видно. Пытаюсь найти в ее четах что-то общее с Димой. Есть. Легкое сходство в том, как опущены вниз уголки губ, в линии подбородка…
Интересно, она часто навещает брата в больнице? Или о нем в семье предпочитают не вспоминать вообще? Как о чем-то неудобном и даже позорном? Верить мне Саше? Или все его слова о том, что он ничего не знал, что все доведенные до моего сведения приказы исходили не от него, на самом деле ложь? Не знаю, что и думать… Поглядим, что он скажет, когда будет готова экспертиза. Я-то в том, что ее результат будет сильно отличаться от первого, не сомневаюсь ни капли. Кому как не мне знать, кто именно отец моего ребенка…
Через две недели все та же Любка молча кладет передо мной листок. Ну да! Все как и ожидалось: с вероятностью 99,9 % биологическим отцом моего ребенка является Саша Тургенев. Это, конечно, в бумажке не написано. Имен в ней нет. Лишь сказано, что совпадают предоставленные образцы био-материалов, но все равно… Вот только как теперь полученный результат передать в высокий правительственный кабинет?
— Я отвезу, Надь, — Любка складывает листок в четверо и убирает в свою сумочку. — Я ведь теперь у него в охране.
Как интересно!.. Как говорила Алиса, попав в Страну Чудес: «Все страньше и страньше…» Что-то в моем взгляде заставляет подругу мою вернуться с порога.
— Мне-то ты должна верить, Надь. Увидишь, все будет хорошо.
Ну да. Конечно… Кто бы сомневался?
После проходит еще неделя. Когда спрашиваю Любку — удалось ли ей передать бумажку Саше, та только кивает. Но реакции от него все равно никакой. Ну что за чертов мужик? Поговорив с ним, снова на что-то такое надеяться стала… Хорошо хоть не переспала опять… Хотя до сих пор вспоминаю, как он на мою грудь смотрел, когда я Даньку кормила. И что теперь?.. Ну хоть будет знать, что я не врала ему. А дальше… Дальше просто буду опять пытаться жить своей жизнью. Никак не связанной с той, что ведет он.
В последней декаде декабря Любка со своим Сенцовым, с которым у нее, кажется (тьфу, тьфу, тьфу) все складывается хорошо, собирается ехать кататься на лыжах. Почему-то не во Францию или Швейцарию, а на Домбай*.
— Там природа красивее. Правда. Поедешь с нами? Будем кататься по очереди — то я буду Даньку выгуливать, а ты кататься, то наоборот.
Звучит заманчиво. Сколько я уж никуда не ездила?..
— А я вам с Шуркой не помешаю?
— Это как же? Или ты планируешь ночевать в нашей постели строго между нами?
Смеюсь.
— Я не самоубийца.
— Ну тогда поехали и все тут.
Всю организацию нашего турне энергичная Любка берет на себя. Билеты, аренда виллы, машины, снегоходов, лыж, черта лысого… До места добираемся без приключений. Данька немного капризничает в самолете, но это ничего. В первый раз ведь летит… Снятая на неделю вилла роскошна. Швейцарское шале чистой воды. Янтарное дерево, большая терраса, на которой так здорово выпить не снимая лыжных ботинок традиционное «апре ски». Внутри тоже очень уютно. Большой камин, грубоватая тяжеловесная мебель. В моей комнате даже детская кроватка предусмотрена. Холодильник забит едой и напитками. Бар тоже не пустует. Красота.
Любка и Шурка Сенцов первым делом прикладываются к бутылке виски. За приезд, так сказать. Я пью молоко. Любка смотрит на это с неодобрением.
— Пора тебе, мать, свою молочную лавку закрывать. Что такое я не знаю? Даже на троих не сообразишь!
Сенцов возражает.
— Зато мальчишка будет здоровеньким. Материнское молоко — это сила.
— Ты-то откуда знаешь?
— От верблюда.
По-моему им хочется поцеловаться, а тут я — трезвая и скучная. Встаю и подхватив Даньку на руки иду к широкому окну. Красота-то какая! Склон, поросший елками, снег такой белый, что режет глаза, и море солнца. Чуть в стороне видна горнолыжная трасса. Подъемники, фигурки движущихся вниз людей. Сегодня мы уже кататься вряд ли будем — вечереет. Надо покормить и уложить малыша, а потом начинать готовить ужин. Оборачиваюсь. Любка с Сенцовым куда-то испарились. Подозреваю, что в спальню. Даже забавно, как жизнь иногда поворачивается…
Утром встаем, прямо скажем, не рано. Даже Данька что-то разоспался. Проснулся, как обычно в семь. Покушал плотно и снова задрых, дав и мне возможность поспать подольше. Золото, а не ребенок! Весь в мать! Завтракаем. Собираем пожитки и отправляемся на арендованном джипе в сторону подъемника. Здесь, в отличие от нашего домика на отшибе, шумно и многолюдно. Улыбающиеся загорелые лица, яркие лыжные одежды, сумасшедшие шапки сноубордистов. Мне все ужасно нравится. А Даньке по-моему еще больше. Тоже постоянно улыбается во весь свой беззубый ротик и то и дело принимается размахивать ручками.
Катаемся до изнеможения — с непривычки даже ноги дрожать начинают. Обедаем тут же, у подножия горы. Данька тоже регулярно получает свое — за тонированными окнами нашего джипа то, что происходит в салоне не видно абсолютно, и можно кормить мальчишку совершенно спокойно.
С интересом смотрю на малышей лет трех максимум, которые в здоровенных шлемах, но крохотных лыжиках ловко спускаются с головокружительной крутизны. Такое ощущение, что кататься они научились раньше, чем ходить. Должно быть отчаянные у них мамаши… Некоторых, наверно еще не достигших совершенства, спускают с горы на постромках. Впереди на своих лыжах едет малыш в шлейке вроде той, что мы с Ванькой Симоновым сделали Шарику-Бобику (кстати, как он интересно там у них? Новые-то саженцы еще выросли недостаточно высокими), а следом мамаша или папаша уже на своих лыжах, придерживая ребятенка за ремешки. Забавно. Но я, наверно, все-таки таким с Данькой заниматься не буду. Гора ведь. Чем черт не шутит? Если не ты в кого-то впендюришься, так в тебя кто-то неумелый влетит. Среди моих знакомых из числа тех, кто регулярно катается, нет ни одного хоть раз не поломавшегося.
Самая забавная история вышла с отцом и сыном Ивановыми. Были у нас с Игорем такие друзья… Так вот. Уехали они отдыхать. Потом, когда отпуск уже заканчивался, звонят Игорю: «Встреть нас, пожалуйста!» Тот, человек на подъем не больно-то резвый, возмутился — совсем обнаглели, уже такси вызвать не могут. «Такси можем, — сказал тогда мрачный Иванов. — А вот сумки донести до него некому».
Потом выяснилось, что поломались оба. Сын Иванова — Пашка, сломал ногу и пол отпуска шкандыбал на костылях, сам же Иванов в один из последних дней воткнулся головой в склон. Те, кто видел его падение, думали — все, труп. Шею сломал точно. Но Иванов был нетрезв, в теле его образовалась, видимо, та самая приятная гибкость, про которую герой пластилинового мультфильма рассказывал, а потому он только сломал обе ключицы. На следующий день им уже надо было улетать, и местные эскулапы не только слепили Иванову нечто вроде гипсовой жилетки, чтобы хоть как-то зафиксировать сломанные ключицы, но и прибинтовали ему прямо к торсу обе руки.