Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 140

Буря миновала. Ещё немного и Херн бы заплутал на территорию злых духов-младенцев утбурдов, что означало бы его неминуемую кончину. Ещё никому в истории не удавалось уйти от них живыми. “Несчастные дети”, - думал Херн, глядя на выглядывающие из-под снега тельца. Он признался в своих подозрениях относительного того, что Варди — утбурд, однако все-таки странно, что он имел разум и не нападал на людей. Варди не отвечал. “Может быть ты особый утбурд и не подвластен чувству мести? — спросил Херн. — Ведь утбурды по природе своей мстят всем живым и в особенности матери за то, что она закопала тебя, ещё живого младенца, в снег, обрекнув на холодную смерть. Почему ты не мстишь живым?”. И несмотря на отсутствие всех этих признаков, характерных для утбурдов, у Варди, Херн по-прежнему считал, что Варди им является, опираясь только на внешнее сходство. Но нет, кроме внешнего сходства было что-то ещё. Что-то очень сокровенное для Херна, отсылающее его в прошлое.

Ещё в детстве Херн не испытывал к себе никакой жалости, в отличие от себя нынешнего. Сейчас он запросто мог назвать себя брошенным всеми ребенком, коего не пощадили боги. Однако он не озлобился на окружающих, как утбурд на живых. Он просто хотел из крепости, сбежать из этого места и никогда больше не появляться здесь. Но сбежать он не мог, что ещё больше огорчало его и, вместе с тем, роднило с Аланом и Джоан. Их старший сын Кевин винил в бедственном положении семьи нынешнюю власть, которая состояла из бывших воинов, ещё недавно совершивших переворот. Поэтому он так относился к Херну, считая его врагом, ибо его воспитывал тот самый воин, причастный как к отчуждению крепости от прочих крепостей и бедственном положении многих жителей. Кевин и его сподвижники поджигали поместья воинов, а последних убивали и забрасывали их головами дворец. Частые столкновения с отрядами на улицах крепости, поджоги складов, покушения на состоящих во власти мужей. Крепость пожирала саму себя, и многие это понимали. Но остановить внутреннюю войну было невозможно.

Алан совсем ушел в себя и сутками пребывал дома, говоря, что своим бездействием позволяет молодым взять все в свои руки. Он безмерно гордился своим сыном, продолжившим борьбу отца, и даже намеревался привить эти идеи Херну. Последний, к слову, не радовался такому раскладу. Он уже все понимал. К тому же Кевин занимался воровством, оправдывая его тем, что ворует не у простых людей, а у тех самых воинов, у власти. Херн не мог согласиться с этим, но вот Алан яростно поддерживал сына. Джоан очень переживала за Кевина и пыталась отговорить его от столь опасного противостояния с властью. Кевин не слушал. И зря.

Однажды Алан вернулся домой в слезах, волоча за собой до полусмерти избитого Кевина. Судя по слухам, торговцы поймали его за воровством своего товара и жестоко избили. На следующий день Кевин умер. Херн тихонько торжествовал, считая свершившееся правосудие некой победой грязного хаоса над чистым порядком. Джоан заперлась в комнате со своими детьми и горевала там около двух суток, не желая видеть ни тела Кевина, ни лицо своего мужа. Алан запил больше обычного и на третий день умер во сне, захлебнувшись рвотой. Херн укрыл своего спасителя одеялом и, собрав вещи, уже думал отправиться наружу. Но тут из комнаты выскочила Джоан. Она сбила ребенка с ног и начала лупить ногами, считая его появление в семье — признаком всех бед, настигших её семью. И если раньше она думала, что Алан и Кевин занимались невесть чем, бессмысленно подвергая свою жизнь совершенно неоправданному риску, то теперь и сама начала выступать против власти, которая загнала её семью в могилу. У Херна это вызвало резкое отторжение. Переведя дыхание, Джоан схватилась за нож с намерением заколоть “отпрыска воинского воспитания”. Херн выбежал наружу и незаметно запрыгнул в первую попавшуюся повозку и скрылся под брезентом. Трупный запах моментально отразился на Херне — его сразу же вырвало. Укутав лицо тряпками, он затесался меж мертвых тел и замер.

Херн смиренно терпел все окружающие его невзгоды до тех пор, пока повозка не остановилась. Кучер стянул брезент и ошалел, увидев мальчонку. Он быстро вытащил его из повозки и накинул свои шкуры на него и принялся растирать его промерзшие ладони. Херн рассказал ему всю свою историю. Закончив, Херн обнаружил ещё одного мужа, все время стоящего позади него. Высокий, крепко сложенный, широкоплечий, усатый воин насторожил Херна. “Не бойся меня, — муж протянул руку. — Как тебя зовут? Херн? Приятно познакомиться с тобой, Херн. Мое имя Вольга”. Они пожали друг другу руки.

“Да уж, я уже успел позабыть о первой встрече с ним”, - ухмыльнулся Херн, вскинув мешок за спиной. Он порассуждал, что испортило его судьбу: настоящий отец, который не позволил Рожанице нашептать ему судьбу или же встреча с Вольгой, который подал ему неверную дорогу. Вполне вероятно, что одно являлось следствием другого, однако Херн не увязывал два этих факта вместе. Он не считал Вольгу нечистой силой, которая забирала детей “без судьбы”, то есть не посещенных рожаницами. А, вероятно, стоило бы.

Нарастающий хруст снега с севера и запада принудили Херна спешно притаиться под сугробами. Перед ним внезапно столкнулись волколаки и подчиненные звериным черепам дикари. Первые столкновения повергли Херна в шок. Как бы эти чудища не смели его по ходу своей безобразной битвы. Чего Херн не ожидал, так это победы дикарей. Последние теснили зверей, разрывая им челюсть и глотку, когда все оружие приходило в негодность от удара о шерсть. Херна увлекла битва белого волколака и мужа с бараньим черепом на голове. Дикарь раскрошил топор о шерсть волколака и набросился на зверя с голыми руками. Повалив животное, он начал кромсать его живот, повсюду разбрасывая его внутренности. Закончив с волколаком, дикарь громко взревел и побежал дальше на восток. Стая последовала за ним. Херн увел глаза к мертвому волколаку. “Ты одержим местью, — произнес Рус, лежавший на месте белого волколака. — Как низко. Призывать душу человека, никогда к мести не обращавшегося, дабы отомстить кому-то. Ты осквернил не только мою душу, но и свою, Херн. И теперь тебе придется встать в один ряд с теми душами, которые никогда боле не найдут покоя”. Ошеломленный охотник попятился назад, крупными очами разглядывая Руса. Мгновеньем позже на его месте вновь пребывал мертвый волколак. Херн подошел к мертвому дикарю и попытался содрать с него череп, как вдруг он подпрыгнул и схватил Херна. Последний вздрогнул, закричал и отсек ему голову, после чего начал рубить его тело, повторяя “Ты напугал меня, ты напугал, ты виноват!”, после чего упал на снег и дико расхохотался. Потом он резко замолчал и побрел дальше.

Вскоре он все-таки добрался до Меркнувшего леса. Именно это место упоминал Херн, когда рассказывал Ядвиге о путях на восток. Собственно, тогда он отказался от похода через Меркнувший лес в пользу Хрупких весов. Уже на подходе к лесной границе он ощутил, как беспричинная грусть родилась где-то внутрь и дернула его за сердце, что моментально отдалось в голову. Облитые серыми красками лес стал ещё темнее, и эта темнота постепенно заливала глаза Херна, проникая все глубже и глубже внутрь. Мрак и горечь пропитывали его и без того никчемное настроение, которое нарочито вытаскивало из сундука воспоминаний самые скверные мысли и множило их влияние на сердце и разум. Думы о бессмысленности собственного существования добивали Херна, точно заставляя его оборвать жизнь прямо сейчас. Изо всех сил противившись силе леса, Херн подобрался к его границе и осмотрелся. Ни единой живой души кругом. Херн ожидал увидеть Его и просить помощи. “Где ты?!”, - воззвал Херн, но ответил ему лишь ветер своим звучным дуновением. Охотник побрел дальше.

Юный Херн остался у лесника Арне, который, как выяснилось, посвятил защите близкого леса почти всю свою сознательную жизнь. Лес этот граничил с Меркнувшим. Граница эта заключалась в чувствах человека, которые он испытывал пребывая там. Почему Арне, сын некогда проживающих в крепости аристократов, отрекся от своего имени и имущества, была неясна. Даже Херн, став для Арне чуть ли не сыном, не знал сих причин. Единственное, что связывало лесника с крепостью, была временная работа: он вывозил мертвых протестующих в лес, дабы придать их тела снегу. На самом же деле он предоставлял трупы Вольге для неизвестных никому, кроме самого волколака, целей. Вольга, к слову, частенько навешал Херна и стал для него очень хорошим другом. Более того, Херн видел в нем очень хорошего человека и совсем не придавал значения его звериной сущности. Вольга обучал его навыкам боя, пророчил хорошее будущее способного и легендарного воина. Херн полностью открылся своему другу и рассказал обо всей своей жизни. Послушав историю о рождении Херна, Вольга тотчас же догадался, что его отцом являлся шаман. Он пояснил юному Херну, что шаманы — очень могущественные люди, и их “истинные знания” стали настоящей угрозой для мудрецов. Херн не совсем понимал, что Вольга подразумевал под этими словами. Вообще Вольга в целом нелестно отзывался о мудрецах, называя их “заложниками собственной похоти”. А шаманов он глубоко уважал и даже, по его словам, был непосредственно с ними связан, причем связан общими целями. Без уточнений. Да и Херн не особо ими интересовался. На тот момент юный Херн хотел научиться самозащите — на этом все.