Вечная зима (СИ) - Бархатов Андрей. Страница 142

Даже во времена его затворничества в Хвойном крае он частенько думал о прошлом, что было после примыкания к людям, но не том, что было ранее. Он отринул этот отрывок памяти и никогда к нему не возвращался, считая его проклятым. А Хоу И и остальные выправили его судьбу, поставили его на верный путь. Пускай к нему все равно многие и относились, как к сыну Вольги, но Хоу И и его люди всегда были дружелюбны, даже Йоран. Только сейчас он ощутил реальную свободу, а не ту, которая была у Алана. Что Вольга, что Нортман пытались удерживать его, пытались скрыть его потенциал в жестких рамках, только у одного рамки были явными, а другой управлял сознанием и хоть и тренировал Херна, но только как свой инструмент.

Как оказалось, его призывал голос Вольги. Не веривший своим ушам Херн смахнул снег с его синего лица и оцепенел. Лицо Первого волколака ни капли не изменилось с их последней битвы. Херн протер глаза, прочистил промерзшими пальцами уши, мотнул головой, списывая все увиденное и услышанное на нездоровое влияние Меркнувшего леса. Но Вольга как стоял перед ним, так и остался стоять. Херн по-прежнему не верил. Все лично участвующие в битве против Вольги знали о его заключении в черном обелиске далеко на Крайнем севере. Лех лично вызвался охранять врага, погубившего его семью. Херн отчетливо это помнил, и ничто не могло изменить это воспоминание. Так, по крайне мере, он уверял себя, отчаянно борясь против почти умертвляющего его проклятия. Рус уже стоял за спиной, томно нашептывая слова о вечных метаниях его души в лесной клетке и страданиях от невозможности уйти на Ту сторону. Херн не воспринимал эти угрозы. Его потускневшее сознание, переполненное спутанными мыслями, невнятно молило то ли о помощи, то ли о спокойствии, то ли о смерти. Призраки заточенных людей сужали свой круг, не оставляя Херну ни единого шанса выбраться отсюда живым.

Херн разом взвалил окаменевшего Вольгу на плечи и, развернувшись, потопал вперед, не взирая на окружение. Решение спасти своего врага пришло к Херну спонтанно, под скоротечным влиянием мысли о неминуемой гибели. Вряд ли он стал бы спасать Вольгу, будь тот заточен в обычном лесу. Или же будь Херн не проклят. Трезвый разум советовал бы ему полоснуть Вольгу по шее, дабы наверняка умертвить. Сейчас он видел в нем слабую, но единственную возможность хоть как-то избежать смерти, точно захлебывающийся утопающий. Херн упал на колени, но продолжал ползти вперед по грудь в снегу, волоча за собой Вольгу. В глазах засела постоянная рябь. Руки и ноги немели от невидимых, но отчетливо ощущаемых прикосновений местных призраков. Борьба с ними до предела истощила Херна. Он упал. В голове стоял протяжный писк, делающий голову невероятно тяжелой. Сознание то исчезало, то вновь возвращалось к нему. Подобные перебивки закончились полной его потерей.

Снегопад. Легкий морозец. Херн пришел в себя на опушке Меркнувшего леса. Он поднялся и заметил стоящего спиной к нему Вольгу, осматривающего северные просторы. Херн припомнил подобную картину в прошлом. “Так вот она какая, смерть, — подумал он. — Я думал, мой уход будет более болезненным, но…рад, что он не стал таковым”.Он даже был рад оказаться здесь вместе с Вольгой. Лишенный тягот разум все же не воспротивился решению Херна спасти его. Эта попытка спасения была неизбежной. А может ему изначально не стоило предавать Вольгу? Может путь с ним и был истинным? Союз с людьми обрек его на долгие годы затворничества. На что бы обрек его союз с Вольгой? Сложно представить. Может быть волколаки и впрямь божие посланники, чью мотивацию человеку ни за что не понять. “Да и чего уже думать об этом? — спросил себя Херн. — Я погиб, а значит нечего травить себя этими размышлениями. Мое влияния на события этого мира закончены. Оставлю все живым”.

Глава 23

И вновь нам придется вынужденно оставить север и переместиться в Южные земли, восстанавливающиеся после грандиозных походов Тощего царя. Тьма, покровительствующая, казалось бы, неистребимому врагу, не просто отступала; непроглядная небесная скатерть рвалась и рассеивалась, уступая место извечно сияющему солнцу. Порождения погибшего царя таяли под светлыми лучами, расплываясь по пыльным побитым дорожкам. Выжившие жители отложили всякий отдых и принялись раскапывать завалы в поисках живых душ. Справедливости ради стоит уточнить, что не все здешние люди проявили свою добродетель, но высвободили дурные качества. Были и те, кто просто вернулись к себе домой, огородившись от всех внешних проблем. Существовали и мародеры, хотя едва ли в этом городе осталось что-то, что можно сбыть на рынке. Вопреки победе, город все-таки пал.

Аггей лежал в своих покоях. Его раненый живот был туго обмотан окровавленными бинтами, которые, судя по их состоянию, уже неплохо бы заменить. Нестерпимые жар плавил его тела, однако стоило ему сбросить одеяло, как его тотчас же начинало знобить. Отвергая усталость, он старался оставаться в сознании, но то и дело проваливался в кратковременный сон. Меж распахнутых окон вились обгоревшие занавески. Проникающая внутрь пыль заставляла Аггея кашлять, отчего его боль в животе становилась острее, а ребра неприятно звенели. Аггей приказал привести к нему Гармунда, и стража отправилась за северянином, который в данный момент пребывал в заваленном обломками дворца зале, охваченным темнотой. Его потерянный взгляд будто бы навсегда уперся в одну точку. Сам он был недвижим, но пальцы рук почти незримо дрожали. Перед ним лежало тело Катрин, накрытое тряпкой. На слова пришедших стражников Гармунд никак не реагировал. Когда стража приблизилась на пару шагов, Гармунд внезапно соскочил с места, взялся за меч и пригрозил, что отрубит им ноги, если они не уберутся с глаз прочь. Стражники отступили, лишний раз напомнив явиться к Аггею. Гармунд вернулся на место. Повторное погружение в свою тяжкие думы ещё сильнее обременили его искалеченную душу. Гармунд сокрушался по смерти Катрин. Сокрушался по своему отречению как от крепости Мэйден, так и от Сандры. Он наверняка знал, что ему следовало остаться таким же холодным воинов, верным служителем властительницы Сандры, как это всегда и было. Он задался вопросом, в какой же момент им овладела такая мягкосердечность, что теперь он жалеет о смерти маленькой девочки. Собратья по оружию всегда были ему роднее, нежели десятки убитых им безымянных и даже известных ему детей, но даже по их погибели он не скорбел. Так почему же сейчас все иначе? Почему он винит себя в погибели Катрин? Почему злится на Аггея, которого считает отчасти виновным в смерти девочки? Его ложь, его недомолвки сыграли свою роль. А теперь он просит Гармунда явиться к нему в покои! Какая дерзость! Несмотря на то, что боги или кто-то там в небе вернули ему трон, он ни капли не изменился. Быть может именно из-за его действий погиб Йоран. Эта мысль была огнем, подогреваемым чан с водой, где варилось его сердце. И что теперь делать? Уходить на север? Зачем? У Гармунда уже не было желания сражаться против волколаков. Но и здесь оставаться он не желал. В конце концов юг показался ему гораздо суровее севера. “Уйду домой, в родные края, — подумал Гармунд. — Пересеку Снежный хребет, а дальше на восток, к портовому городу Гункаджима”. Почему именно туда? Гармунд считал, что может взять там корабль и отправиться вместе на восток Бескрайнего моря, к Осколочным островам. Он все ещё надеялся если и не на победу людей в борьбе против стаи, то хотя бы на то, что он доберется до города раньше стаи. Хотя, это не столь важно. Даже если город уже уничтожен, то отыскать лодку все-таки стоит попытаться, а если он погибнет в попытках — потеря не так велика. Гармунд и сам удивился подобной мысли.

Закрыв глаза, Гармунд оставил труп девочки и под покровом ночи покинул дворец. Он не взял с собой ничего, что могло бы защитить его хотя бы от холода севера. На нем была только пропитанная потом рубаха, легкие штаны и порванные сапоги. Он не считал это достаточным, но уже никак не мог провести здесь сколько-нибудь больше времени. “Гармунд”, - окликнул его Аггей, отворив дверь. Гармунд замер на лестнице, но не обернулся. Опираясь на трость, Аггей спустился вниз к северянину и начал со слов соболезнования. Гармунд сорвался. Он резко развернулся и ударил Аггея в лицо, что тот завалился на спину и не смог подняться. Гармунд предупредил его оставить все слова у себя во рту и никогда не выпускать их в его присутствии. Аггей не отступил и спросил, за что получил удар, чем чуть ли не вывел Гармунда из себя. Последний едва сдержался чтобы не избить обнаглевшего.