Расправа в замке Бельфорсбрук (СИ) - Комарова Инна Даниловна. Страница 30
— Да. Она прилегла в гамаке на воздухе и не знала, что происходит в доме. А когда вошла, увидела весь этот ужас, потрясение было настолько сильным, что она упала в обморок. Слуги находились у себя, ей никто не оказал помощь. Не спрашивайте, жуткие воспоминания. Я сразу забрал дочь, но увиденное там долго стояло у неё перед глазами, она бредила ночами, звала барона и баронессу. В общем, кошмар да и только.
— Представляю, как непросто пережить молоденькой девушке, к тому же предыдущая рана беспокоила её сознание и душу.
— Спасибо, вы всё правильно поняли.
— И как вам удалось её успокоить?
— Увёз на воды и долго не возвращался. Старался опекать, отвлекать от плохих мыслей и воспоминаний.
— Можно позавидовать вашему самообладанию и терпению.
— Мать Эмили покинула нас во время затяжных родов. Она потеряла много крови, спасти не удалось. Я растил дочь один. Никогда с ней не расставался. Она очень похожа на свою мать — мою супругу, которую я люблю и поныне.
— Искренне от души сочувствую вам.
— Благодарю вас. А как вы узнали, что мы были у Уокеров?
— Нашёл платок Эмили на нижнем этаже. Представляете, она упросила служанку сводить её в подземелье, хотела посмотреть картинную галерею.
— Я не знал. И вы подумали… — барон посмотрел на Мейсона с укором.
— Не важно, это уже не имеет значения, — Мейсону было неловко перед бароном, он понимал, надо объясниться. — Сомнения одолевали, не стану вас обманывать. Терялся в догадках. Факты помогли, всё прояснилось и слава Богу. Отдыхайте, больше не смею задерживать. После встречи с Эдгаром увидимся.
— Буду с нетерпением ждать. Лёгкой вам дороги.
— Благодарю.
Мейсон приехал в порт Бристоля. Он хотел на месте ещё раз представить и проанализировать последние минуты жизни Георга.
Уильям подошёл к пристани.
Природа тонко чувствует и моментально реагирует на бесчеловечные замыслы людей.
Картина, которая предстала перед его глазами, отразила напряжение, витавшее в воздухе еще задолго до трагедии — гибели Γеорга Уокера. Она помогла Мейсону увидеть преступление во всех деталях.
Водная стихия разбушевалась. Подбираясь к берегу, как голодная волчица, она выверяла каждый шаг. Звериный инстинкт подгонял, но цель маячила впереди, хищница, сдерживая себя, выжидала удобного момента. В последнее мгновение она ринулась вперёд.
И с такой силой подкатывалась волна, что подбрасывала в воздух стоящие у берега лодки. Они падали и от сильного удара распадались в щепки.
Мейсон, не сдерживая эмоций, произнёс:
— Так вот же, вот, как на самом деле. Жаль, что нельзя в деле провести сравнительную характеристику. Я бы отважился. Идеальный портрет Мейбл Уокер.
В вышине носились взволнованные чайки, испуганно крича на волны, злобно растопыривая в стороны крылья, зависая над пеной и пряча наполненные страхом и гневом глаза.
Предчувствие беды… стихия разговаривала на своём языке. Но сыщику её язык знаком и ключ к разгадке стал доступным.
Мейсон понял — это было предупреждение. В тот день всё было точно также. Полицейские рассказывали, что непогода очень мешала проводить следственные действия. Им удалось поднять затонувшее тело. Но улики… канули в бездну.
Сообщник преступницы — Роберт Браун
Мейсон подъехал к дому, где жили Роберт Браун с мамой. Паркер терпеливо его ждал. Мейсон вышел из экипажа, приблизился к Паркеру и сказал:
— Приношу свои извинения, что заставил ждать. Появились срочные дела.
— Ничего-ничего. Я всё понимаю.
«Что это с инспектором? Не спорит, не возмущается, не противоречит, разговаривает спокойно, без колкостей и обидных намёков. Неужели осознал, что я вовсе не играюсь, а напряжённо работаю?» — думал Мейсон, глядя на Паркера.
— Благодарю вас, Паркер, пойдёмте. Схема та же. Входите вслед за мной по моему сигналу.
— Хорошо, мистер Мейсон, я помню.
— Не сомневаюсь, напомнил на всякий случай.
Сыщик прибавил шаг и в течение нескольких минут оказался у входной двери квартиры. Он постучал. Никто не ответил. Тогда Мейсон постучал сильнее. Щёлкнул ключ в замке, и дверь открылась. На пороге стоял Браун. Мейсон сразу обратил внимание, что он взбудоражен. Все душевные переживания, которые он долгое время держал в себе, тщательно скрывая, отразились на его лице.
— Это вы? Что вам угодно? Я всё сказал в прошлый раз, мне нечего добавить.
Браун находился в состоянии сильного возбуждения, Мейсон понял это. Браун сделал попытку закрыть перед сыщиком дверь, но Мейсон придержал её ногой.
— Позвольте войти, — сказал сыщик и, не дождавшись ответа, прошёл в квартиру. — Где ваша мама? — спросил он.
— В больнице и, между прочим, по вашей вине, — вызверился Браун.
— Что за глупости вы говорите, ей Богу, стыдно, взрослый человек, а ответственности за свои поступки нести не хочет.
Браун не ответил на реплику Мейсона.
— Пока мы не перешли к основному вопросу, вот вам бумага и карандаш, напишите, в какой больнице ваша мама, — между делом сказал Мейсон.
— Зачем это вам? — закричал Браун.
— Пишите, вам говорят. Нет времени на пустые разговоры, — повысил голос Мейсон. — Всех мерите одним мерилом на свой лад.
Любовник Мейбл стал выводить его из себя.
Браун машинально написал название больницы, делая Мейсону одолжение.
— Маму оставьте в покое, слышите, она не причастна, — громко заявил он.
— Это было понятно с первой нашей встречи, — спокойно ответил ему Мейсон. — Как подчас родные дети отравляют жизнь самому близкому человеку и не совестно, чёрная неблагодарность, называется, — Мейсон кипел, но старался не показывать своего состояния.
— Оставьте свои нравоучения для несмышленых либо умалишённых, противно слушать, — дерзил Браун.
Сыщик не принял к сведению его слова. Мнение о нём он сложил давно. Повторяться не хотел.
— Можете быть уверены, вашу маму никто беспокоить не собирается, ей и без нас досталось немало переживаний.
— Зачем вы ей всё рассказали, кто вас просил? Из-за вас она заболела, — кричал Браун.
— Ваша мама давно всё чувствовала и прекрасно понимала, чем эта история закончится. Так или иначе, узнала бы правду от полицейских.
— Причём здесь полицейские? Не надо мне навязывать чужого, я не вожу дружбу с представителями власти. Они не вызывают у меня доверия и интереса.
— Имеете и самое прямое. Преступница уже задержана, находится в полиции, с ней работают. Пришла ваша очередь. Вы были соучастником убийства, более того, вы подсыпали в чашку барона Уокера яд, желая отравить его. Против вас серьёзные улики, показания свидетелей, которые видели вас в тот день и час в замке Бельфорсбрук, когда свершилась трагедия. Последний раз советую — дайте правдивые показания пока вы дома. Суд учтёт и смягчит вам наказание. О маме подумайте. В противном случае, ваша песнь спета, Роберт Браун. Помните, при первом посещении я предлагал вам мирный диалог и полное раскаяние, которое принимается во внимание и рассматривается судом, причём в вашу пользу.
— Ещё чего? Вы в своём уме? — огрызался Браун. — Вот этого вы от меня не дождётесь.
— В таком случае передаю вас в руки полицейских, а они в свою очередь — правосудию. Ничего другого не остаётся. Вы сами меня вынуждаете к этому. Пожалуйста, Паркер, входите, — повернулся Мейсон лицом к двери.
— Да-да, мистер Мейсон, я здесь. Всё законспектировал. Ребята, — позвал Паркер полицейских.
— Подпись получите в полиции. Не надо терять время, — посоветовал Мейсон.
— Конечно, мистер Мейсон, — ответил Паркер.
Брауна начало лихорадить.
— Нет, господа хорошие, живым я вам не дамся, ишь, чего захотели… вы, что же думали, — закричал Браун. — «Истина никогда не побеждает. Просто умирают её противники», — процитировал он слова Макса Планка.
— Он ещё поучать нас вздумал, — бросил реплику Паркер. — Ребята, уводите его. Хватит с ним возиться.
В этот момент Браун выхватил из кармана штанин заранее приготовленный острый нож и резанул по венам. Порез оказался довольно глубоким, кровь хлынула струёй, Браун без сознания рухнул на пол.