Сказания Фелидии. Воины павшего феникса (СИ) - Маркелова Марина. Страница 44

— Ладно, пора, — приказал он сам себе, поднялся, размял плечи, бодрясь.

Рука снова почувствовала меч. Тяжелый, но послушный, преданный своему хозяину. Отступать некуда… Линвард, готовясь, приложил клинок ко лбу, закрыл глаза, сосредотачиваясь. Снова подумал об Азее, как она бежит сейчас, прижимая к сердцу чужого ребенка, а второго тащит за собой. Холодная сталь обожгла разгоряченную кожу. Время пришло. За родных и любимых… До последнего вздоха.

На Линварда, сминая розовые кусты, вышли трое воинов в зеленых плащах, остановились, косясь на застывшего на месте стража города. Соперникам не нужны были слова. Воины бросились в атаку, Линвард поднял меч. Защита, выпад, уворот, удар. Пригнуться, но не отступать, бить и не сдаваться. Любовь придавала сил. Он бил и рубил снова и снова, не задумываясь о жалости или сочувствии. Троих он одолел, но за ними пришли другие, окружили, набросились разом. Линварда хватало только на то, чтобы обороняться, беспощадные удары сыпались со всех сторон. Чем дольше он держался, тем сильнее ожесточались враги, тем тяжелее было стоять. Все ниже гнулась спина, все реже поднималась рука. Внезапная резкая боль в подрубленной ноге заставило его упасть на одно колено. Терпя и крепясь, Линвард успел отразить нацеленный в шею смертельный удар, но пропустил другой.

Вражеское лезвие распороло бок. Линвард закричал, но подняться уже не смог. Сильнее раны болело сердце, которое понимало, насколько беспомощен он теперь. Завершительный удар сапогом по голове опрокинул Линварда навзничь. Он увидел голубое небо, которое медленно заволакивал мрак — мир растворялся перед блекнувшим взглядом. Линвард с трудом, зажимая рукой страшную кровоточащую рану, жмурясь от нестерпимой боли, перевернулся, увидел порог дома, через который уже переступали сапоги пехотинцев. Услышал, как с треском ломаются и погибают столь любимые Эльдой розы. И закричал, заревел от отчаяния, уронив голову на руки.

Эльда очнулась в тот момент, когда тень приблизившегося воина упала ей на лицо. Внешности она не разобрала, отчетливыми оставались только бездушные горящие глаза, плотно сжатые губы и длинные мечи в руках. И улыбнулась, смерти в глаза, думая о детях, что живы, и о тех, кто о них позаботится.

— Давайте уже,? так громко, как только смогла, с вызовом бросила Эльда,? выполняйте свой… ПРИКАЗ!

ЭПИЗОД VII

В город, через брешь в стене, штурмующие войска хлынули потоком. Крик неминуемой победы, все больше одна гласная, агрессивно растянутая тысячей глоток, заглушил остальные звуки: звон металла, отчаяние проигрывающих, карканье прожорливого воронья, предчувствующего скорое пиршество.

Катапульты остановились, позволяя людям завершить падение Аборна. Конница же волновалась: нетерпеливо топтались кони, недоумевая, зачем их оседлали и вывели в поле, если не позволяют скакать во весь опор. Всадники сдерживали поводья, ожидая комманды. Издали, с гладких, похожих на зеленые лысины, холмов, Аборн виделся им разбитым, изуродованным, зверем. Из развороченного чрева его к небу поднимались черные кудри дыма. Велисская башня, лишенная макушки, растерянно взирала черными щелями глубоких бойниц на своих убийц.

Когда Глава Конных Воинов поднял к небу серебристый клинок меча и призвал спустить узду, всадники дали коням и жестокости своих сердец свободу. Пехотинцы были потоком. Конница обернулась волной. Ворота открылись, чтобы пропустить ее на улицы, часть ударила в них, часть направилась к разлому. На полном ходу бесстрашные кони перепрыгивали выбитые каменные глыбы, поджимая тонкие, но крепкие копыта к брюху. Всадники подгоняли. Они даже не скакали… Летели, словно приподнятые над землей невидимыми крыльями.

Среди них был Аллер… Он понял, как окончательно запутался, когда перед войсками с пламенной речью выступал Маниус. Будь он таким же, как большинство его собратьев? воинов, не принадлежащим Аборну, происходящее не виделось ему безумием. Некстати вспомнился разговор с Юнисом, когда пришли первые вести о разладе в Совете Семерых. И вот он стоял перед выбором, возможность которого никогда не допускал.

Голова закипала, казалось еще немного и взорвется. В свалке размышлений снова, как в назидание забилось: «Клянусь… Клянусь». А когда в Аборн полетели камни, когда в неравной схватке сцепилась пехота и защитники города, ритмично повторяющуюся клятву Аллер слышал уже наяву. В ту минуту он потерял здравомыслие, ошарашенно смотрел, как корчится в агонии родной город, и слышал как отовсюду: сверху — с бескрайних просторов неба, снизу — из недр земли, с боков, из-за спины и с ветром в лицо — отчетливо повторяется проклятое слово. Громкое, грубое, с укором. Оно требовало решения, только какое Аллер бы ни выбрал, он совершил бы ошибку.

Иногда, на фоне рушащегося, забрасываемого ядрами Аборна возникала Эльда. Она выходила из того сна, что так долго являлся Аллеру, грустно смотрела на мужа, умоляла о помощи, а потом отворачивалась и растворялась призрачным видением. Тогда хотелось, вопреки молчанию Глав, пришпорить коня и со всех копыт послать его в город. Исполнить то, о чем она просила и снова ощутить покой.

Когда, наконец, прозвучал вожделенный приказ, Аллер сам не понял, как стеганул с размаху Кайза, склонился к его уху и шепнул из забытья: «Домой!».

Конь понес его вперед, сначала в общей массе, затем, оказавшись в городе, сам по себе. Другие всадники бросались преследовать недобитых, Аллер же, не замечая ни своих, ни чужих гнал коня по узким переулкам, кратчайшей дорогой. Огромный Кайз с трудом, на полном скаку, вписывался в повороты, пару раз, загребая копытами, чуть не валился на бок, но выстаивал и продолжал свой путь. И все равно не добрался до дома.

Невесть откуда выпущенная стрела вонзилась ему ровно в глаз. Верный конь не успел даже заржать в последний раз, по инерции пронесся еще несколько метров, после чего передние копыта подломились, и Кайз грудью полетел вперед.

Аллера спасло только закаленное испытаниями тело и сознание воина. Когда Кайз завалился, всадник выпустил ноги из стремян, оттолкнулся, кувыркнулся через опущенную морду Кайза, лишь незначительно опережая догоняющий, взмывший в воздух круп животного. Уже не земле уклонился в сторону. Мертвая туша Кайза со всей своей более чем пятьсот-килограммовой тяжестью рухнула возле, едва его не задев.

Аллер не сразу опомнился, лежа на животе еще несколько секунд, дышал, забивая легкие пылью столичных улиц, пока не зашелся сухим воздушным кашлем. Медленно отжался от земли на руках, помотал головой, приходя в чувство. Стрелок, сразивший Кайза, стрел больше не пускал, скрылся, очевидно, полагая, что от такого падения всадник погиб вместе с конем.

Аллер развернулся, как не небылицу посмотрел на бездыханное туловище Кайза. Животное не шевелилось. Из черепа оперенным концом торчала стрела. Аллер подполз на коленях, все еще находясь в замешательстве оглядел труп коня. Бережно и любя провел ладонью по лоснящейся шкуре, прощаясь с верным другом. Почувствовал, как подступают слезы, но сейчас не время было скорбеть. В последний раз Аллер прошелся ладонью по короткой шерсти коня, похлопал по шее и поднялся. Поднял меч и зашагал прочь в том направлении, куда так рьяно рвался Кайз.

Аллер шел, не оглядываясь, не озираясь. По дороге попадались избитые, изрезанные трупы защитников города и горожан. Живых здесь не осталось, все, кто мог, отступали либо к дворцу, сбиваясь в последний рубеж обороны, либо уходили вглубь города, то ли пытаясь спастись, то ли заманивая нападающих в ловушки. Это была улица мертвых, но Аллер шел, видя перед собой только цель — маленький дом за живой изгородью, в окна которого заглядывают любопытные розы, а рамы обвивает крепкий плющ.

Когда то появился перед глазами, чувства вернулись. Аллер несколько секунд просто не мог шевельнуться, сделать шага, потому что с ним приблизился бы к самому страшному, что только мог предположить. К тому, с чем не знал, как жить дальше.