Жрица богини Маар (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна. Страница 70
— Она, конечно, имеет право требовать, — соглашается сарех. — Ваше отношение тоже ясно. Но сейчас, когда подготовка еще не завершена, тихо убрать Императора будет трудно. К тому же обстановка на границах и отношения с даркези еще не настолько накалились, как нам нужно. Если отравить Императора сейчас, совет может решить, что принц Будим и господин Нагорт предпочтительней вас. Все усилия окажутся напрасными.
Голос Сегериса будничный, спокойный. Будто он говорит не об убийствах и судьбе Империи, а о покупке трав на рынке. Удивительно, но и я не чувствую волнения. Мной владеют чудесная отстраненность и приятное ощущение, что меня чутко направляет умелый и разумный руководитель. Мне не нужно ни о чем беспокоиться, все решат за меня и для моего блага.
— Беременность сейчас исключительно некстати, — заканчивает мысль Сегерис. — И повторю, это не та сложность, от которой нельзя избавиться.
— Убивать собственного сына я не стану! — выпалил принц.
— А если это дочь? — безразлично и как-то небрежно отвечает сарех. — Для династии бесполезна, нашим планам мешает. Заверяю, она даже не поймет, что беременность прервалась из-за моего вмешательства.
Принц резким движением отодвигает стул — неприятный скрип по полу — садится. Пауза долгая, напряженная, но злость Его Высочества схлынула. Он хмурится, переплетя пальцы, постукивает большими по губам.
— Вы можете узнать, сын или дочь? — голос принца напряженный, взгляд решительный, а дополнение звучит так, будто он все же не верит Сегерису, хоть это и кажется кощунством. — И сказать правду?
— Я связан с вами договором, — холодно уточняет священник. — Я поклялся не лгать и не зачаровывать.
Слова Сегериса Перейского, его клятва, принесенная в моем присутствии, смутно всплывают в памяти. Я знаю, что он не обманет, что заинтересован в месте первого советника, но подробности, важные и определяющие политику, будто скрыты туманом. И все же напоминание о договоре и клятве словно отрезвляют Его Высочество. Принц кажется виноватым, пристыженным. Даже, что поразительно, приносит извинения.
— Простите. Я не сомневаюсь в вас. Это волнение сказывается.
— Надеюсь, — сухо и напряженно отвечает священник. — И все же напомню, что боги защитят меня, если вам придет в голову не выполнить условия или попытаться меня убить.
— Сегерис, — удивительно, но принц пытается сареха умилостивить. — Не стоит так близко к сердцу принимать сказанные в минуты волнения слова.
— Я посчитал необходимым напомнить, — сарех поджимает губы, но тянется к мешочку с костяшками. Принц вздыхает с облегчением.
Расклад сделан, священник осторожно переворачивает пластинки рунами вверх. Одну за другой. Молчание с каждой минутой становится все трудней переносить не только из-за напряжения Его Высочества, но и из-за того, что голова моя лишена мыслей. Отвратительное, выматывающее ощущение.
— Сын, — короткое слово разрывает тишину.
— Хвала Супругам! — выдыхает принц и впервые за долгое время улыбается.
— И что же вы решили? — сарех собирает в стопки костяшки, укладывает их в расшитый мешочек.
— Мы возвращаемся в Ратави, — жестко заявляет Его Высочество.
— Дальше? — бесстрастно уточняет священник.
— Действуем по обстановке. Либо вначале я женюсь, а потом убираем Императора. Или наоборот. Зависит от того, насколько быстро сможем устроить беспорядки в столице. Удастся ли поднять и сарехов, и даркези.
— Мой друг настраивает общину против Императора уже довольно давно. Поэтому те травы упали на благодатную почву, — усмешка священника злорадная. — Жаль, не удалось разрушить Храм. Император не изгнал общины, не принял никакого ужесточающего закона… Второй погром будет разрушительней, не сомневайтесь.
— Не сомневаюсь, — ухмылка принца хищная, жестокая. — Императора или отравим, как и планировали, или убьем в ходе беспорядков. Обвиним во всем даркези, чтобы сарехская община не так сильно пострадала. Квирингу это будет только на пользу.
Комната меркнет перед глазами, образы размываются, звуки доносятся словно сквозь туман. Я чувствую слабость птицы. Она все это время боролась с магией Сегериса и истощилась. Но я не могу отступить. Не сейчас, не до того момента, как узнаю, какая роль отведена господину Тевру. И это не только мое желание. Я ведомая, а не ведущая. К моим мыслям прислушиваются, но я лишь ценный, чуткий инструмент в чьих-то руках. Руководящей мной силе исключительно важно разрушить колдовство Сегериса и прочитать все, что он скрыл.
Я не смею, не могу отступить. Не теперь!
Гарима чувствует мою решимость, но не ощущает той направляющей силы, что исходит из кристалла. Сестра не видит ничего из того, что переживаю вместе с воином я. И все же ее змеи приходят мне на помощь, хоть воспоминание о шипах сарехского заклятия еще свежо. Я чувствую ее опасения, но вера Гаримы и ее преданность долгу сильней страха.
Золотое сияние змей подпитывает мою птицу. Она несется по воспоминаниям господина Тевра удивительно легко, и я понимаю, это вызвано открытостью воина, его добровольным участием. Он действительно верил, что не совершал ничего незаконного в здравом уме. По сути, так и было. При многих разговорах принца Ясуфа с Сегерисом Перейским господин Тевр присутствовал в роли безмолвной куклы и даже не осознавал, что происходит.
Я знаю, что следующему воспоминанию больше двух лет, чувствую по цвету волшебства. Это важные сведения, иные не стали бы защищать столь тщательно. Кокон тумана ощетинился шипами, но длинноклювой птице они не помеха. Она добирается до тела колдовства и медленно разрушает его. Туман осыпается опаленными хлопьями, как горящая бумага, поверхность кокона покрывается золотыми трещинами. На это уходит много сил, очень много. Змеи слишком быстро истощаются, сияние птицы на исходе. Я впервые жалею, что с нами нет Передающей. Она могла бы передать мне силу кристалла…
Серый кокон еще слишком плотный. В нем нет прорехи, сквозь которую я могла бы проскользнуть. Змеи отдают мне силу до капли и становятся похожи на обескровленные шкурки. Птица меркнет, лишь голова и клюв еще сияют золотом, но этого мало, ничтожно мало! Не пробиться…
Волной накатывает отчаяние. Все старания зря… О, Маар, как же жаль, что у нас нет Передающей! Помоги мне, Великая! Помоги!
Когда силы у меня остается лишь на то, чтобы завершить ритуал, рядом с моей птицей появляется еще один дар. Он многолик и полнокровный поток его силы пестрит образами, но вопреки этому он един. Его силы хватит разрушить большой город, не только взломать защиту сарехского священника. Но этот дар не порабощает меня, не навязывает волю, а помогает. Он позволяет мне завершить начатое. Древний и мудрый дар, праматерь даров вслушивается в меня…
Я с признательностью впитываю подаренную силу, отмечаю, как постепенно оживают змеи, и продолжаю разрушать заклинание.
Защита спадает, и многим странностям находится объяснение. Знакомство Сегериса и принца удивляет не только тем, что беседа ведется в закутке какой-то захолустной таверны, но и тем, что это Его Высочество передает сареху рекомендательное письмо. Краем глаза замечаю на сургуче незнакомый символ, чашу, полную звезд, но даже не догадываюсь, кто мог дать принцу такую бумагу.
— Поручившиеся за вас — достойные доверия люди, — сидящий напротив Сегерис поднимает руку и расплавляет в пламени свечи сургуч, а после сжигает бумагу. Сарех искоса глядит на принца, уголок рта приподнимается в чуть заметной улыбке. — Я готов оказать вам услугу. Разумеется, не бесплатно.
— Прежде, чем мы обговорим плату, я должен убедиться, что рассказы о ваших способностях не преувеличены, — твердо отвечает Его Высочество. Чувствую, он волнуется, но не хочет ненароком задеть сареха. Тот в ответ усмехается и неожиданно быстро кладет мне ладонь на запястье.
Короткая боль, словно укол иглой. Я отдергиваю руку — на коже несколько капелек крови. Возмущенно поворачиваюсь к сареху, но гневные слова больше не нужны. Маняще блестит медальон, похожий на глаз в центре снежинки, на меня волной накатывает спокойствие. Сегерис Перейский знает, что делает. Он умен, прозорлив, тактичен. Он не причинит вреда ни мне, ни Его Высочеству. Поможет во всем. Об этом хочется сказать, и я не сдерживаю похвалы священнику. Мои заверения удивляют принца, он молчит, настороженно поглядывает то на меня, то на сареха.