На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия. Страница 41

— Лезет везде со своей помощью, — негодовала Юлиана. — И ладно, если б помогала. А то из рук всё валится! Вчера, вон, например. Просила ее оставить в покое мой бедный прикроватный столик. А она — нет, надо прикрутить эту несчастную гайку. В итоге у столика ломается жизненно важный пропеллер. Ну, каково, а?!

Юноша пытался Теору защищать:

— Не ворчи ты на нее. Лучше представь себя на ее месте. Ведь она из кожи вон лезет, чтобы угодить.

— Так пусть не старается!

Зеленая юбка ушуршала прочь. Голоса сделались приглушенней. Рина повернулась, чтобы встать и попрощаться, но тут на нее в упор без малейшего стеснения глянул кот Обормот. Зрачки большие, глубокие, с блёстками, словно на дне колодца сияют обманные звезды. В уме у Рины тотчас стало так пусто, как если бы из ее собственного колодца вычерпали всю воду. Но сеанс гипноза не удался. Откуда ни возьмись, появилась Пелагея, подняла разгневанного, шипящего Обормота на руки и сообщила Рине, что она может остаться. Рина вежливо отказалась. Ей следует вернуться в особняк за вещами. Она подыщет себе дом и не будет никого обременять.

… Она переступила порог и обнаружила, что не сказала Пелагее самого главного: Грандиоз вовсе никакой не Великий. И гребет он деньги лопатой лишь потому, что его пока не разоблачили. Теперь Рине известно всё. Неужели влиятельный, всемогущий Грандиоз не попытается закрыть ей рот?! Впору было опасаться худшего.

Два дня подряд после угрозы «толстого человека», как прозвала его Теора, погода стояла мягкая. Ни завываний ветра, ни унылых дождей. Сквозь пелену туч изредка прорывался солнечный лучик, расцвечивая золотом листву дубов. Дикие гости из чащи не жаловали. Пелагея сказала, что пришло «бабье лето». Юлиана надеялась, навсегда. Но два тихих дня закончились без предупреждения. В ночь на третий раздался резкий, требовательный стук в дверь. В доме тотчас поднялся переполох. Кто-то отдавил хвост коту Обормоту, и тот, как ошпаренный, заорал во всю глотку. Кекс с Пирогом принялись лаять, проверяя, кто громче. Юлиана храбро приподняла занавеску и прильнула к окну. На крыльце не было ни души, хотя стук продолжался. Марта не без содрогания выглянула в форточку и пришла к заключению вполне в своем духе:

— У нас во дворе поселилась барабашка. Мистика, понимаете?!

— А вдруг не б-барабашка, а М-мерда? — пробормотала Майя и спряталась под столом.

Той ночью решили не отпирать ни барабашке, ни тем более Мерде. Пелагея посчитала, что это чья-то злая шутка. Потому как кот — опознаватель всевозможной нечисти — вёл себя на удивление спокойно. Лишь на Киприана шипел за отдавленный хвост.

Утром обнаружилось, что все кадки с фиалками и эмалированная чаша, где обычно настаивалась хвоя для умываний, перевернуты во дворе ровнехонько вверх дном.

— Зелень сушеная! — высказалась Пелагея.

— Чистая работа, — хмуро проговорила Марта. — Не придраться. Как думаете, это полтергейст, души умерших или чьи-то злодейские козни?

Юлиана поглядывала на беспорядок, скрестив на груди руки и закусив нижнюю губу. Она склонялась к версии со злодейскими кознями.

— И двух мнений быть не может, — заявила она погодя. — Грандиоз, будь он неладен!

Тут на крыльцо вышла заспанная Теора. Кожа — кровь с молоком, волосы пышные, волнистые. Сорочка до пола — точно одеяние княгини. Тут Юлиана на нее и взъелась: юбку, мол, почем зря просиживаешь, за чужой счет кормишься и хоть бы что полезное для Пелагеи сделала. Грандиоза бы, например, проучила. Чего с такой внушительной второй тенью по избам прятаться?!

Теора покраснела, как маков цвет, виновато поглядела по сторонам и убежала обратно в дом.

— Не трогай ее, ей и без того тягостно, — сказала Пелагея, тронув Юлиану за плечо. — Давай подождем и посмотрим, что будет.

— А как же нападение? Ведь это лучшая защита! — возмутилась та.

— У Пелагеи свои методы, — сказал Киприан, тактично уводя Юлиану по тропинке в березовую рощу. — Пойдем, поищем следы ночного хулигана.

— Следы! — мячиком подпрыгнул Пирог.

— Разнюхаем! — обрадовался Кекс и завилял хвостом, как будто внутри у него завели моторчик.

Псы рванули мимо Юлианы раньше, чем она скомандовала: «Сидеть!». Иногда ей страшно хотелось дать обоим по команде: «Умри!», — но Кекс с Пирогом всё равно бы не послушались. Когда она ушла в лес в сопровождении своего кленового друга, Пелагея совершенно случайно обнаружила в высокой выцветшей траве у огорода несколько натянутых между кольями струн.

Ребенок захлебывался криками. То ли оттого, что ему было холодно на улице в тонком одеялке. То ли оттого, что его неумело укачивала мать. Причин могло быть сколько угодно. Но почему матери приспичило принести свое чадо именно к оперному театру? Охранники, не пустившие ее с младенцем внутрь, недоумевали и поглядывали друг на друга с легким беспокойством.

— Им не хватило денег на билеты, — сказал кто-то. — Всего какой-то пары сотен.

— Цену велено не снижать. Нынче радость дорого обходится, — пробурчала билетерша. — А у матери-то, небось, хандра.

— А отец-то, небось, на заводе спину гнёт, и вся зарплата уходит на еду, — прокряхтела уборщица, натирая тряпкой мраморные плиты. — Знаем мы таких. Не впервой.

— Бедноту тянет к искусству, как к наркотику, — сказала билетерша, задумчиво подсчитывая выручку. — Но за всё надо платить. Одни расплачиваются сейчас, другие — после.

Грандиоз, как и всегда, был в лучшей форме. Сначала он спел «Арию победителей», затем исполнил «Ночь в саду роз», сорвав бурные овации и получив с дюжину букетов вышеупомянутых роз от восторженных почитателей его таланта. Следом должны были идти «Куплеты у фонтана», но Грандиоз их подзабыл и надеялся, что во время антракта пробежится по тексту еще раз. Три места в ложе, предназначенные для его отпрысков, пустовали. Хотя правило присутствовать на концерте отца считалось нерушимым. Но Грандиоз был спокоен. Распоряжение оставаться в поместье исходило именно от него.

Рина была уверена, что правильно подгадала время. Она прискакала к особняку поздно вечером, полагая, что большинство слуг в это время уже спит, а всё семейство, по обыкновению, уехало на концерт. Спешилась, отвела лошадь в кусты, где ее не заметят, и прокралась под окнами к черному ходу. Окно ее спальни, всегда открытое ветрам, было наглухо заперто и вдобавок заколочено тяжелой решеткой. Но в поздний час решетку было не так-то легко разглядеть.

Рина пробралась черным ходом мимо пустующей кухни, где днем повара лезли из кожи вон, чтобы угодить тонкому вкусу Грандиоза. Преодолела витую каменную лестницу с многочисленными проёмами и арками. Быстрым шагом миновала костюмерную, где Грандиоз любил покрасоваться перед высоким зеркалом. И очутилась у собственной двери. В комнате, на кровати, разложенное сухопарой служанкой, ее ожидало платье. Дорогое, роскошное. Иным о таком только мечтать. Служанка, которая его караулила, при виде Рины всплеснула руками.

— Молодая госпожа! Где же вы пропадали?! Господин извелся, пока вас искал. Просил за него извиниться.

— А это что, извинения? — поинтересовалась Рина, указав подбородком на платье. — Спорю на что угодно: оно посыпано ядовитым порошком, который разъедает кожу.

Служанка собралась снова всплеснуть руками, но тут на пороге спальни нарисовался Гедеон — весь из себя благожелательный, любезный. Прямо тошно.

— Чего тебе? — отогнав незваный испуг, буркнула Рина. — И почему не на концерте?

— Да вот. — Гедеон небрежно вынул из грудного кармана ключ на цепочке. — Мы подумали, стоит подарить тебе безлошадный экипаж. Колёса у него будь здоров! По любой колее проедут. И без колеи не подведут.

— Сдались мне ваши экипажи, — фыркнула Рина. Но оказалось, что и на этот случай у Гедеона кое-что припасено. Новая конская сбруя с разноцветной вышивкой буквально вплыла в проход на руках лакея. Уска-Кале наверняка бы понравилось. Мягкое, лёгкое седло, прочная подпруга, трензельное оголовье. У Рины вдруг возникло неодолимое желание принять все подарки, а заодно и извинения Грандиоза. Но что взамен? Ей будет велено молчать. За нею начнут следить. Ее обяжут отчитываться о каждом шаге, сделают, в конце концов, соучастницей ужасного обмана. И будет ли она тогда счастлива?