Солёный ветер (СИ) - "_YamYam_". Страница 1

========== Chapter 1 ==========

Помнится, ещё несколько лет назад шум ламп раздражал её просто нещадно, давя на нервы своим непрерывным гудением. Но теперь, привычный слуху, он лишь успокаивает, убаюкивая, словно бы так и подбивает прикрыть веки ну совсем «на чуть-чуть», а потом проснуться лишь утром в состоянии убитом куда больше, чем сейчас.

У Со Инён болит шея, ломит от усталости всё тело, собственные руки кажутся неподъёмными, а в глаза будто кто-то насыпал песка. Она провела сегодня две сложные операции, три стерилизации, одну кастрацию и едва сдерживала слёзы во время двух эвтаназий, хотя и осознавала в какой-то степени их необходимость. Инён не сомневается, что причина её ужасного морального состояния именно в последнем — обычно усыпление на себя брал отец, прекрасно понимая и видя, как тяжело ей даются подобные махинации. Но на этот раз его не было не только в клинике, но и в городе, и Инён, осознавая, что она девочка уже слишком взрослая, чтобы прятаться за штанину отцовских брюк, взяла всё на себя. У неё сердце в тот момент обливалось кровью, а душа разрывалась на части, одна из которых не могла смотреть на мучения этих животных, а вторая так и рвалась дать им ещё хоть шанс, попытаться сделать ещё хоть что-то, что продлило бы им счастливое и здоровое существование. Но в рукаве у Инён не было ни одного джокера и даже ни одного туза, которые могли бы оказать посильную помощь в выздоровлении Господина Ча — упитанного пушистого тринадцатилетнего кота, в почках которого камни обнаружили слишком поздно, и Принцессы — красивейшей мальтийской болонки, чья почечная недостаточность, перейдя в разряд хронической, никакому лечению уже не поддавалась, сводя с ума весь организм, постепенно заполоняя тот шлаками.

Инён вздохнула и, в очередной раз помассировав шею, съехала по стулу ниже и вытянула под столом ноги. В клинике уже давно не было никого, кроме неё, оставшейся на периодическое дежурство. Она искренне не понимала необходимости работы двадцать четыре часа в сутки, ведь самые последние пациенты расходились не позже десяти часов вечера, а самые ранние появлялись на пороге только к девяти утра. Но отец лишь загадочно улыбался, говорил что-нибудь из разряда «так надо/правильно/необходимо», трепал её по плечу и, посмеиваясь, уходил дальше, так ничего путного и не отвечая. И Инён продолжала коротать ночи в одиночестве, храня в голове завет отца: «Если что-то происходит — сразу будишь меня». Но, как назло, не происходило абсолютно ничего.

До сегодняшней ночи.

Со Инён едва не валится со стула, нелепо взмахивая ногами, когда слышит перезвон колокольчика, висящего над дверью и оповещающего обычно о новом пациенте. Она кидает взгляд на настенные часы, поднимаясь, и спешно выходит из кабинета, размышляя, что могло случиться с питомцем, если хозяин не поленился прибежать в клинику в половине третьего ночи. Но едва только Инён заворачивает за угол и выходит в совсем небольшой аналог приёмного отделения, так и застывает в удивлении, пробегаясь взглядом по молодому парню, что держится за свой бок, и не замечает рядом с ним ни животного, ни переноски. И что кажется ей почти забавным, хотя куда более нелепым, — он в ответ смотрит на неё так удивлённо, будто рассчитывал увидеть перед собой бразильский карнавал, а не девушку в медицинском халате.

— Где господин Со?

Инён вздрагивает невольно, потому что голос у него оказывается куда звонче и громче, чем можно подумать, едва только парня увидев. Он выглядит вполне неплохо и даже сильного чувства опасности не вызывает. На нём нет цветочной рубашки, и пиджака на ней — тоже, шею не украшает толстая цепь, а на пальцах нет ни одного кольца. Но Инён за свою недолгую и очень насыщенную жизнь успела увидеть слишком много людей с подобной аурой и подобным взглядом, чтобы не понять, кто перед ней находится. А потому она сглатывает, опасаясь за собственного родителя, который клятвенно обещал ей завязать со всем этим ещё тринадцать лет назад.

Инён глубоко вдыхает, стараясь успокоиться и не паниковать раньше времени, и прячет руки в карманы халата, сильнее его запахивая. Взгляд у парня тяжёлый, почти рентгеновский, и ей совсем не нравится, как он рассматривает её, словно бы примеряясь, как быстро сможет с ней расправиться.

— Его нет, — отвечает она, вызывающе поднимая подбородок. — И не будет ещё какое-то время. Мне ему что-то передать?

Парень шумно выдыхает и делает несколько шагов в сторону ресепшна, за которым обычно сидит Чан Чжинпаль, и она впервые жалеет, что этого очкарика сейчас на месте нет. Инён кажется, что каждый шаг даётся ему непросто, ведь лицо его кривится от всякого движения. Она кидает взгляд на его руку, всё ещё прижатую к боку, и недовольно поджимает губы. Ей нравится это всё меньше и меньше.

— А ты кто такая? — спрашивает парень, прислоняясь к высокой стойке, и снова окидывает её внимательным взглядом с ног до головы.

Со Инён ужасно не нравится эта фамильярность, граничащая с грубостью, с его стороны, и она едва не кривится в ответ, пальцем указывая на выход. Инён слишком разумна для подобного поведения, ведь осознаёт, что парень этот вполне может разозлиться, а у неё, даже учитывая его явную травму, нет против него и шанса.

— Моё имя Со Инён, — отвечает она, считая недопустимым распространяться о родственных связях. — Я врач в этой клинике.

Парень вдруг резко в лице меняется, испытывая если не шок, то удивление точно, и вновь внимательно её осматривает — правда, уже не так неприветливо, как раньше. А потом вдруг хмыкает, улыбаясь одним уголком губ, и, оттолкнувшись от стойки, медленно направляется в её сторону.

Инён сразу кажется, что перед ней человек абсолютно другой, и она никак не может понять, чем такое изменение вызвано. Девушка раз за разом прокручивает в голове собственные слова, неотрывно смотря в глаза приближающегося парня, но не находит в сказанном ничего особенного. И в момент, когда он должен оказаться совсем близко, уткнувшись своим подбородком в её лоб, тот вдруг описывает потрясающий вираж, обходя Инён стороной, и направляется дальше по коридору.

Она медлит лишь пару-тройку секунд, а потом резко оборачивается и видит, как незнакомый ей парень хватается за ручку двери одного из приёмных кабинетов. Он оглядывается на неё тоже и, коротко подмигнув, толкает дверь от себя, проникая внутрь.

Инён правда не знает, как должна относиться ко всему происходящему. У неё сердце стучит оглушительно громко, в ушах стоит шум, а ладони — мокрые и холодные. Ей страшно просто до ужаса, а ещё любопытно — до него же. И, ко всему прочему, она злится, откровенно не понимая, кто он такой, и кто дал ему право так себя вести. Поэтому Инён резко срывается с места, едва ли не бегом добираясь до кабинета, и снова застывает, глядя на то, как по-хозяйски парень расположился на высокой кушетке и сияет не только усмешкой на всё лицо, но и длинной царапиной на оголённом боку. Девушка переводит взгляд на лежащие на полу футболку и тонкую чёрную куртку и поднимает их, отряхивая больше по привычке, чем почему-то ещё. Она не знает, как он умудрился так быстро стащить с себя вещи, и не знает, как с подобной раной — к слову, всё ещё едва кровоточащей — умудрился запрыгнуть на высокую кушетку, предназначенную отнюдь не для людей. Но она точно знает, что не собирается во всё это дело лезть.

Потому и прижимает вещи к его груди, извлекая из кармана телефон.

— Ты такая жестокая, доктор, — тянет парень, вырывая у неё смартфон быстрее, чем она успевает среагировать на протянутую руку. — Хочешь сдать меня полиции?

Инён хмурится и разжимает кулак, держащий его одежду, когда понимает, что он в ней совсем не заинтересован. Футболка с курткой тут же пикируют вниз, но отойти девушке не позволяют, притягивая за руку обратно.

— Я собиралась звонить в скорую, — кривится Инён, ощущая холодные пальцы на своём запястье, и невольно задумывается о том, сколько крови он уже успел потерять.

У парня на теле — помимо ранения — наберётся ещё десяток ссадин и гематом, а на костяшках пальцев — кровь, и Инён сомневается, что принадлежит она только ему, но не сомневается, что влипла в неприятную историю.