Солёный ветер (СИ) - "_YamYam_". Страница 2

— Про это я и говорю, — хмыкает он. — Вроде выглядишь умной девочкой, откуда такие глупости в голове? Едва только в больнице поймут, откуда рана, сразу позвонят нашим доблестным блюстителям правопорядка.

Инён едва не тянет блевать от ставшего вдруг елейным тона, и она морщится, дёргая на себя руку.

— Просто подлатай меня, доктор, — сильнее стискивает пальцы на её запястье парень и притворно всхлипывает. — Мне так больно, что я едва не плачу.

— Так больно, что спокойно передвигаешься, самостоятельно раздеваешься и запрыгиваешь на метровую кушетку? — скептично поджимает губы Инён.

— Просто невыносимо, — заговорщески шепчет он.

— Я ветеринар, — фыркает девушка, всё ещё не имея никакого желания лезть в это дело, — я лечу животных.

Парень вдруг приближается ближе и, понизив голос ещё сильнее, делится:

— Я то ещё животное, доктор, — усмехается он. — Мяу.

Со Инён почти наверняка уверена, что он не в себе. Но зрачки у него в полном порядке, лишь едва увеличенные из-за соответствующего освещения, да и алкоголем от него не пахнет совсем — лишь почти выветрившейся туалетной водой, солёным потом и — что совсем не удивительно — кровью. Девушка поджимает губы, понимая, что так просто не отвертится, и очень жалеет, что отец не спит на втором этаже.

И вдруг всё понимает.

Понимает, почему он не отказывался от круглосуточного режима работы клиники. Понимает, почему во время её дежурств просил будить его, если придут пациенты. Понимает, почему этот парень первым делом спросил, где же её отец. Понимает, почему он так уверенно двигался по клинике, словно был здесь не впервые.

А ещё понимает, что ударит отца первым, что подвернётся под руку, едва только он явится перед её глазами.

— Отпусти, — требует она, поднимая на парня взгляд, — мне нужны инструменты.

— Вот так бы сразу, — улыбается он почти дружелюбно, разжимая пальцы.

Инён чувствует на себе прожигающий взгляд всё то время, что лазит по шкафам, извлекая всё необходимое, моет руки, надевает на них привычные перчатки, и ей это откровенно не нравится. Парень, может, и симпатичный, и выглядит до одури притягательно, но вот она — умная, а потому связываться с людьми, подобного ему плана, не собирается.

Даже на один раз.

Даже если очень хочется.

— Подходящего обезболивающего нет, — произносит она, снова подходя к нему, и усмехается. — Так что постарайся сильно не кричать.

— Переживаешь за собственные ушки?

Инён едва касается его плеча, слегка на него надавливая, и заставляет парня опереться на руки за своей спиной, предоставив ей куда лучший доступ к ранению.

— Это вряд ли станет для них музыкой, — хмыкает она, осторожно касаясь краёв раны, рассчитывая для начала как следует её продезинфицировать и избавиться от лишнего.

— А я бы вот послушал, как ты кричишь, — усмехается парень, и у Инён от неожиданности дёргаются пальцы, а он шипит, стиснув зубы. — Это было больно.

— Следи за тем, что вырывается из твоего рта, — хмурится она, поднимая взгляд, но виноватой себя всё же ощущает. — А лучше вообще молчи, если хочешь уйти отсюда целым.

Парень растягивает губы в такой улыбке, что в Инён разом загорается желанием сделать ему ещё больнее. Она уговаривает себя не сходить с ума, и всё внимание обращает на рану.

Однако молчание длится совсем недолго и, едва только пальцы Инён касаются иглы, парень вновь начинает её допекать.

— Ветеринары не дают клятву Гиппократа?

— Я не шутила, — цедит сквозь зубы она, примериваясь к количеству необходимых швов.

— Нравится делать людям больно? — усмехается он и ловит её недовольный взгляд. — Мне тоже. Но я не люблю, когда больно делают мне, поэтому будь со мной поласковее.

Инён выдыхает сквозь зубы и, поджав губы, снова всё свое внимание концентрирует на ране. Ей не впервые приходится зашивать людей, но впервые — незнакомого человека, и впервые — без всякого анестетика.

— Не кричи, — ещё раз предупреждает она, касаясь иглой края раны.

— Не бойся, — неожиданно серьёзно отвечает парень, — плакать не буду.

Со Инён делает свою работу — чисто, как и всегда, — представляя, правда, что вовсе не живого человека она зашивает, а штопает порвавшееся платье её куклы Марин, которую так обожала в детстве. Парень и правда своё слово держит, не крича и не плача, но шипит иногда, явно себя сдерживая. Инён сознательно взгляда на него не поднимает, не желая видеть то, как почти наверняка кривится и морщится его лицо. Но делает это не только для того, чтобы не видеть его, но и чтобы не смущать парня своим вниманием, прекрасно зная, что ни один мужчина не захочет представать перед женщиной в уязвлённом виде. Даже если эта женщина — всего лишь врач.

Она выдыхает с немалым облегчением, когда перерезает ножницами нитку, и тут же тянется за крупным пластырем, немного переживая, что и подходящей мази у неё нет.

— Не буду объяснять тебе, как правильно себя вести, когда наложили швы, — произносит Инён, многозначительно кивая на несколько шрамов, что украшают его грудь.

Парень хмыкает и касается рукой пластыря, закрывающего зашитую рану, которая скоро тоже превратится лишь в бело-розовый шрам.

— А ты отлично справилась, доктор, — улыбается он, наблюдая за тем, как она собирает на поднос всё то, что было использовано. — Буду, пожалуй, заглядывать почаще.

— Нет! — тут же поднимает она на него взгляд. — Я помогла тебе, хотя не обязана была это делать. Поэтому и ты сделай кое-что в ответ.

— И что же? — заинтересованно наклоняет он голову, когда почти легко соскальзывает с кушетки.

Инён, слегка нахмурившись, нагибается и поднимает его вещи с пола раньше, чем это додумывается сделать он сам.

— Забудь об этом, — просит она, протягивая нужное. — Я забуду о том, что вообще видела тебя, ты забудь о том, что видел меня. А ещё — забудь сюда дорогу.

— Как утомительно, — хмыкает парень, просовывая голову в ворот футболки. — Одно только «забудь», да ещё и так много. Мне это точно не подходит, доктор.

Со Инён фыркает, другого от него и не ожидая, и, подхватив поднос, удаляется в сторону раковины.

— Тогда скажи, как тебя зовут, — предлагает она, оборачиваясь обратно, едва освобождает руки. — Я передам господину Со, что ты был здесь.

Парень снова усмехается, поправляя полы куртки, и двигается в её сторону, останавливаясь лишь в тот момент, когда упирается ладонями в раковину прямо за её спиной.

— Чон Чонгук, — представляется он, а у Инён сердце резко бухается куда-то вниз, и ноги едва не подгибаются. — Давно не виделись, нуна.

========== Chapter 2 ==========

Когда Инён была совсем ещё ребёнком, их семья жила в огромном особняке с такой же огромной прилегающей к нему территорией, который располагался едва ли не на самом берегу моря. Воздух там всегда был холодный и мокрый, а ветер — солёный. И Инён это нравилось едва ли не больше всего остального.

Дом, разумеется, семье Со не принадлежал — по весьма понятным причинам, именуемым материальным состоянием. Зато принадлежал семье Чон, на главу которой её отец работал слишком долго, чтобы они могли именоваться как-то иначе, чем «друзья», хотя и денежная пропасть между ними была слишком велика. Но маленькой Инён не было дела до того, сколько у господина Чон Сонши денег на счёте в банке; её не волновало, сколько нулей напечатано в товарном чеке на сумочку госпожи Чон Хеми; и ей было откровенно плевать, какая сумма потрачена на комбинезон дурака Чон Чонгука, который начхать хотел на то, что она была старше на два года, и поразительно часто дёргал её за длинные волосы, подсовывал под нос то ящериц, то лягушек, то гусениц и громко смеялся, когда она после этого ревела во весь голос, размазывая по щекам сопли. Вот что по-настоящему волновало Со Инён — так это растущие в саду семьи Чон очень красивые разноцветные цветы, которые очень-очень хотелось подарить маме. Девочка видела, что отец преподнес именно такой подарок, когда они в последний раз навещали женщину в больнице, и та была им ужасно рада. Но путь в сад был заказан из-за забора, что окружал его со всех сторон, а калитка открывалась лишь по желанию хозяев.