Солёный ветер (СИ) - "_YamYam_". Страница 4

— Я просто поговорю с ними, — пытается она успокоить Чан Чжинпаля, который хватается за её руку, словно утопающий, успевая при этом поправлять съезжающие с носа очки. — Они ничего не сделают, даже если захотят. Свидетелей слишком много.

— Чжинпаль-оппа прав, — канючит Им Нара, удерживая её за другую руку, — это точно бандиты. Давайте вызовем полицию.

— И на каком основании? — фыркает Инён. — «Господа полицейские, простите, но нам тут клиентов распугивают»?

Нара тут же начинает дуть губы и громко дышать, а Чжинпаль снова дёргает её за рукав халата.

— Это плохая идея, — снова напоминает он.

Инён с ними откровенно не согласна — она подобный контингент знает едва ли не наизусть, и большинство из них угрожающе исключительно выглядят. Хотя, быть может, дело в том, что она в то время была ещё совсем малышкой и вызывала больше умиление, чем что-либо ещё. Однако ждать чуда Инён всё равно больше не намерена, потому и сбрасывает держащие её руки и выходит на улицу, слыша ещё за спиной почти идентичные завывания Чжинпаля и Нара.

Мужчины смотрят на неё ошалевшими глазами, когда она двигается в их сторону, и неприлично разевают рты, когда она присаживается на скамейку между ними.

— Вы задолбали, парни, — признаётся Инён, посмотрев сначала на одного, а потом на другого, и едва набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы продолжить, как те выскакивают со своих мест и почти синхронно ей кланяются.

— Просим прощения, госпожа Со, — говорит один из них, и рот на этот раз неприлично разевает она.

— Искренне, — добавляет другой и ещё раз коротко кланяется.

Инён ловит удивлённые взгляды персонала клиники, что собрался перед окнами, рассчитывая прийти ей на помощь, если что-то вдруг пойдёт не по плану, и едва удерживает собственное лицо, не собираясь терять заслуженное уважение.

— Госпожа Со?.. - тянет она заинтересованно и тоже поднимается на ноги. Она совсем не удивлена факту того, что имя её им прекрасно известно. Но очень удивлена другому. — Почему так уважительно?

Мужчины переглядываются между собой настолько недоумённо, что не по себе из них троих становится только Инён.

— Так ведь господин Чон… — начинает один из них, но второй тут же прерывает его, громко шикая. — Ой, — многозначительно заканчивает он.

Со Инён глубоко вдыхает, сжимая в кулаки руки, спрятанные в карманы халата, и медленно выдыхает.

— Передайте «господину Чону», — скептично кривится она, — что он сильно усложняет мою жизнь. И если я ещё хоть раз увижу вас, проведу анальное зондирование, — Инён переводит взгляд на второго мужчину и добавляет: — Каждому. А затем и «господину Чону» — в рамках профилактики.

Однако и об этом своём решении Со Инён жалеет совсем скоро — буквально в этот же вечер. И очень сильно. Потому что терять сознание под действием хлороформа, подсунутого под самый нос, оказывается очень неприятным делом. И всё же последним, о чём она тогда думает, становится удивление от того, что кто-то подобные методы ещё использует.

========== Chapter 3 ==========

Инён внимательно осматривает помещение, в котором оказалась. И чем дольше её взгляд скользит по голым бетонным стенам, такому же потолку и полу, небольшим грязным окнам, за которыми уже видно звёзды, и грудам ящиков в углах, тем всё сильнее убеждается в мысли, что это слишком сильно напоминает склад, чтобы быть чем-то другим. У неё страшно раскалывается голова, в горле стоит неприятный комок тошноты, а ещё её мучает настоящий сушняк.

Но угнетает Инён не это. И даже не то, что её руки привязаны к подлокотникам стула, а грудь — к его спинке. Со Инён ужасно раздражена из-за того, что наверняка грязная джутовая верёвка обязательно натрёт ей уголки губ. Она правда не понимает, почему нельзя было воспользоваться скотчем, но одновременно с этим благодарит уже ненавистных ей похитителей за то, что они хотя бы додумались не бить её по голове.

Инён устало выдыхает и, закрывая глаза, откидывает голову на высокую спинку стула. Они не связали ей ноги, и, при всём желании, она вполне может приподняться и даже дойти до железной двери в полусогнутом состоянии. Но та почти наверняка закрыта, да и — кто знает — вдруг за ней даже не десяток, а несколько десятков недружелюбно настроенных людей. Инён поворачивает голову и внимательно смотрит на тёмное небо за окном. Звёзды на нём слишком яркие — такие обычно бывают только за городом, да и ослепляющего света многоэтажек совсем не видно. Она пытается подсчитать, сколько времени пробыла без сознания, и сколько — в нём, но цифры ускользают из всё ещё затуманенного сознания, словно песок сквозь пальцы.

Инён даже не гадает о мотивах тех, кто не дал ей отдохнуть сегодня, расположившись перед телевизором с большой тарелкой закусок, и поэтому злится. Не только на себя — за то, что собственноручно лишилась хоть и сомнительной, но всё же охраны. Но ещё и на Чонгука — за то, что он, видимо, подобный исход предполагал, однако предупредить нужным не посчитал.

Железная дверь очень громко скрипит, и эхо отскакивает от всех стен сразу, ненадолго даже оглушая. А Инён закатывает глаза, не веря, что дождалась, наконец, того, для чего её сюда приволокли, и не без труда поднимет голову, тяжёлым взглядом впиваясь в трёх вошедших мужчин. Она сразу выделяет главного из них — он показательно расслаблен, сияет почти добродушной ухмылкой на всё лицо, и двигается впереди двух остальных — хмурых, собранных, облачённых в одинаковые чёрные смокинги. Инён решает, что они далеки от аналога тех мелких сошек, каких Чонгук послал за ней следить.

— Со Инён, — произносит мужчина, останавливаясь в двух шагах от неё, и склоняется в поклоне на европейский манер, — рад встрече.

«Не могу ответить тем же», — очень хочется сказать ей, но приходится обходиться лишь скептично поднятой бровью.

— Ох, и правда, — продолжает давить улыбку мужчина, — и где мои манеры? Развяжи нашу гостью, — кивает он одному из тех, что стоят за его спиной.

Инён совсем не нравится, что в руке у того мелькает небольшой нож, едва он направляется в её сторону, и ещё больше не нравится, что лезвие касается её щеки. Но она смотрит на мужчину почти с благодарностью, когда освобождается от верёвки во рту, стоит ему её перерезать. Инён тут же отплёвывается, стараясь избавиться от неприятного ощущения, и языком касается правого уголка губ, моментально распознавая кровь.

— Благодарю, — кидает она, вмиг преисполняясь уверенностью. — Моё имя вам известно, а вот ваше мне — нет. Не представитесь?

Мужчина тут же смеётся, и выглядит это даже почти искренне. Но Инён вмиг жалеет о том, что раскрыла рот, когда тот подходит к ней и, вцепившись мозолистыми пальцами в подбородок, поворачивает её голову из стороны в сторону.

— И ведь ни одной слезинки, — тянет он, опускаясь перед ней на корточки. — Так привыкли к подобным вещам, Со Инён?

— Не понимаю, о чём вы, — морщится она, не с первого раза высвобождаясь от неприятной хватки.

— Чхве Сыльмин, — представляется он, и на его впалых щеках очень показательно двигаются желваки. — Но не думаю, что это имя о чём-то вам, милая леди, скажет.

Инён хмурится, невольно вцепляясь ногтями в подлокотники стула, и мысленно с мужчиной соглашается — оно и правда совсем ни о чём ей не говорит.

— Знаете, почему вы здесь?

— Вам известно моё имя, значит, должно быть известно и всё остальное. У моей семьи нет лишних денег, вам следовало похитить кого-то другого.

Чхве Сыльмин снова смеётся, и его улыбка будто бы скрадывает настоящий возраст. Инён уверена, что ему не меньше сорока пяти, но с трудом даёт и тридцать шесть, стоит ему улыбнуться. А ещё она уверена в том, что на её театр он не купился совсем.

— Зачем же вы так, госпожа Со, — тянет мужчина, успокаиваясь. — Давайте уважительно относиться ко времени друг друга. Я говорю о том, что вас связывает с одним нашим общим знакомым.

— Не думаю, что у нас есть общие знакомые, господин Чхве, — в тон ему отвечает Инён, растягивая губы в улыбке.