Бар на окраине (СИ) - Кроткова Изабелла. Страница 52
Я не заметила и того, как постепенно толпа рассосалась и стоять стало просторно. Нос отлип от стекла.
— Девушка, выходить будем? — раздался раздраженный голос, и я увидела, что стою в пустом салоне автобуса перед кондукторшей, похожей на кенгуру.
Не произнеся ни слова, я вышла.
Какой-то знакомый пейзаж окружил меня. Передо мной лежала уходящая вдаль длинная заснеженная аллея.
С неба полетели большие мокрые хлопья. Я набросила на голову капюшон, и это движение мне что-то смутно напомнило.
Чувствуя потребность отвлечься от всего на свете, я пошла вперед, погружаясь все глубже в белую безмолвную природу.
Аллея уводила все дальше и дальше, и, наконец, я очутилась у врытого в снег фонтана и занесенных желтых скамеек, стоящих вокруг него.
Это был тот самый заброшенный парк, в котором я, случайно проехав свою остановку, оказалась в день 14 декабря.
Сейчас я тоже попала сюда каким-то непонятным и невероятным образом.
А мягкий снег все падал и падал, щекотал шею и щеки, и странное умиротворение опустилось на меня. Мне внезапно стало тепло, покрасневшие руки согрелись, а душа вдруг словно вдохнула свежести и давно забытого покоя.
Наконец, я достала сигареты и закурила.
И мысли стали четко и ясно оформляться в голове, будто кто-то, невидимо стоящий рядом, помогал мне расставлять их — по дате, по формату, по алфавиту…
Я вдруг поняла: никаких иллюзий никогда не было. Все происходило на самом деле. Существует погибшая Настя. Существует разбившийся на части Вовка. Полина, родившаяся в 1929 году. То старый, то молодой дворник. Кошка, принимающая днем чей-то образ. И черная звериная тень, бросившаяся через дорогу, и воронка календаря, засасывающая руку, и шепоты за спиной тоже были наяву. Они не привиделись мне и не приснились.
И сегодня что-то обязательно произойдет. Это тоже непреложная истина.
Но опасность, угрожавшая мне и смотрящая прямо в лицо, почему-то отступила. Парк укачивал меня, будто на качелях, и лик этой опасности стал понемногу тускнеть и, наконец, рассыпался в прах.
И вдруг меня, как и в прошлый раз, начала переполнять какая-то звонкая радость. Душа стала захлебываться от этой нахлынувшей, как волна, радости, и смех вырвался из меня летящим в вышину потоком.
И я опять, смеясь безудержно, как в юности, побежала по длинной аллее, раскрывая руки огромному светлому небу.
Когда я, наконец, остановилась, задыхаясь от бега, пришло ощущение, что в меня влилась огромная свежая сила. Я была наполнена этой силой, как самой жизнью, и она напитала собой каждую мою клеточку.
Вдохнув полной грудью морозного зимнего воздуха, я надвинула на место сбившуюся вязаную кепку с козырьком и зашагала на остановку.
Я была уверена — помощь, так необходимая мне, уже близка. И она обязательно прибудет вовремя.
Когда город твой будет тонуть, В час, когда потеряешь надежду, Над водою тебя вознесут
Руки ангела в белых одеждах…
Последние метры я шла медленно, дыша глубоко и ровно, словно стараясь не растерять ощущение счастья и покоя. Когда силуэт остановки показался вдалеке, из-за поворота на кольцо выехал автобус и стал быстро к ней приближаться.
Подумав, я не стала прибавлять шагу — остановка была еще довольно далеко.
«Все равно не успею…»
Взгляд невольно зацепился за худощавую мужскую фигуру в синей куртке, подошедшую к дверям автобуса. Я увидела ее только со спины, и эта спина мне кого-то смутно напомнила.
Фигура неловко вошла в автобус, и двери его захлопнулись.
Я напряженно вгляделась в мужчину — высокий рост, спутанные темные волосы… Определенно, в этом было что-то знакомое…
Человек прошел вглубь салона и обернулся.
«Аркадий!..» — ахнула я.
И побежала.
В это время автобус тронулся и быстро поехал прочь.
— Аркадий! — закричала я что есть мочи и отчаянно замахала руками.
Не видя меня, математик равнодушно отвернулся.
Когда я подбежала к остановке, автобус уже исчез за поворотом.
ГЛАВА 57
Так, надо взять чешки.
Несмотря на праздник, одеться очень просто и удобно — джинсы, ботинки на сплошной подошве и легкая, но теплая куртка, в которой я ездила в Левкоево.
Так, еще что?..
Старушкин талисман.
Я собиралась, словно в лагерь или на курорт.
На страшный ритуал.
«Никто и никогда не сможет изменить ход ритуала…»
При воспоминании об этих словах меня невольно пробрала дрожь.
Дурная слава идет об этом баре… — всплыла в памяти фраза, брошенная Сергеем.
«Сергей!..» — вспомнила я. Нужно немедленно позвонить ему и попросить о помощи.
Я сунула руку в сумку. Где же телефон?..
И вспомнила, что телефон покоится в сугробе возле дома Мстислава Ярополковича.
И номер Сергея покоится там же, в памяти сим-карты.
Я выглянула в окно.
Сгустившиеся сумерки вот-вот превратятся в непроглядную ночную тьму. Вернее, в моем-то районе рядами стоят фонари и достаточно светло, а вот там, где обитает доктор филологии, в старом городе, совсем другая ситуация. И сейчас там не найти не то что телефона в сугробе, но и самого сугроба.
И времени слишком мало. Через двадцать минут я должна выйти из дома.
Выходит, что на помощь Сергея я рассчитывать не могу.
Легкий холодок пробежал по спине. Сергей и его машина были важным звеном в плане моего побега. А теперь, выходит, эта цепь разорвана…
Придется вызвать обычное такси.
О Господи!..
Я вдруг осознала, что в эту переломную ночь, в ночь, которая может стать для меня последней, я осталась без средства связи и без транспорта, на котором намеревалась совершить побег.
Состояние спокойствия и радости стало таять, постепенно сменяясь почти животным страхом, и уверенность в том, что помощь близка, заметно поколебалась.
Повинуясь непонятному чувству, я села на пол перед потухшей елкой и обвела взглядом комнату — старинные бархатные шторы, большое окно с низким широким подоконником, на котором стояли разноцветные герани и еще один цветок, названия которого я не знала. Наклонив фиолетовый колокольчик и приподняв, как руку, длинный острый листок, цветок как будто провожал меня. Я вздрогнула от этой странной ассоциации. Двигаясь по стенам, взгляд мой тяжелел, и та же тяжесть проникала внутрь и оседала глубоко на дне души. С разрывающей сердце тоской я оглядела фигурки ангела и лисы, стоящие на полке, висящую на стене фотографию бабушки, сложенные на стуле чистые простыни…
И все это было наполнено трагической неподвижностью и безмолвием, будто прощалось со мной.
Наконец, тиски сжали сердце так сильно, что я опустила голову, уставясь в потертый паркет. И почувствовала, как, помимо воли, из уголков глаз выползают крупные горькие слезы.
Старинные часы на стене дрогнули и разразились низким боем.
И я поняла, что времени больше нет.
Часы еще продолжали бить, когда я застегнула ботинки, накинула на голову капюшон старой куртки и вышла на лестничную площадку.
Дрожащей рукой заперла дверь и услышала вдалеке последний, девятый удар.
Не знаю почему, я постояла перед дверью еще немного, глядя на металлические цифры «59». Девятка была прибита немного криво. Почему-то я заметила это впервые.
Наконец, с упавшим сердцем я отошла от двери.
Лифт вызывать я не стала, а медленно пошла по лестнице, глядя на нее так, будто также видела в первый раз; и мне казалось, что ее гладкие широкие ступени обнимают мои ноги.
И предательские слезы опять выглянули из уголков глаз.
Наконец, я вышла из подъезда и поняла, что забыла вызвать такси.
Придется пойти на угол и попытаться поймать машину.
Однако вместо этого я остановилась на пороге и достала сигареты.
Дым ласково обвился вокруг, а потом, рассеиваясь, начал подниматься вверх, к огромной круглой луне. Я подняла на нее глаза и вздрогнула.