Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович. Страница 24

Я подхватила Вобейду за ошейник левой рукой, которая просто оказалась к нему ближе, и ее снова пронзило резкой болью. Но я не разжала пальцев и, толкнувшись ногами, одновременно сделала мощный гребок правой рукой. Вобейда, до этого, кажется, уже полузадохнувшийся, внезапно ожил и начал сучить лапами. Я толкнулась еще и еще раз. Левая рука по-прежнему болела нещадно, но я сжала зубы и просто заставила себя забыть о боли. Синяя глубина все никак не хотела отпускать. Само собой, мои движения куда сильнее, чем у живых существ. Мы неслись к поверхности с непривычной для здешних обитателей скоростью. Всевозможные рыбы и моллюски испуганно шарахались в стороны, видимо, крутя плавниками и щупальцами у виска.

Наконец, моя голова с шумом вынырнула на поверхность. Я тут же рванула левую руку вверх, поскорее вытаскивая своего друга на воздух. Руку прострелило еще отчаяннее, но это было уже не важно — главное, что Вобейда заворчал, зафыркал и стал мотать головой во все стороны, поднимая фонтан брызг.

Мои ребра опять учащенно вздымались, хотя мне, конечно, не требовалось отдышаться. Теперь можно было расслабиться и обратить внимание на никак не стихавшую боль в руке. Пожалуй, надо будет даже не поговорить с папой, а сделать доклад в ООН о нецелесообразности болевых ощущений у роботов. Я, конечно, сильная и выносливая, но зачем же расходовать столько энергии даром?

Я почувствовала, что силы меня покидают. Что-то слишком часто я стала разряжаться. Хорошо хоть, сейчас здесь стоял полдень. Я плавно загребла ногами и, раскинув руки, улеглась на волнах, подставив широко распахнутые глаза здешнему жаркому солнцу. Вобейда притих и висел неподалеку.

Лениво покачиваясь на легких волнах, я принялась размышлять, что же предпринять дальше. Интересно, куда нас отбросило взрывом? На горизонте виднелась какая-то суша. Судя по тому, что она казалась не очень длинной, это была северная оконечность Гуама, то есть, хвостовой плавник. Вероятно, придется двинуться вплавь в том направлении. А что дальше? Обитаем ли этот край? Или там сплошные джунгли, а жизнь и наука сосредоточены только в столице — Хагатне. Но она расположена в самой середине западного побережья, а значит, до нее еще топать и топать.

Внезапно, мое внимание привлек отдаленный плеск весел. Я поспешно перевернулась и приняла в воде стоячее положение.

Моим глазам предстало совершенно невероятное судно. Это были сразу две пироги, соединенных между собою полосками дерева. В каждой из них сидело по пять гребцов. А поднимавшийся ближе к носу тугой треугольный парус задирал рога кверху, будто один из моих любимых литовских чертей! Вот это да — туземный катамаран! Ловко же здешние роботы соблюдают традиции! И в самом деле, экипаж судна состоял из очень смуглых, прямо-таки коричневых гребцов. Весь их наряд составляли только набедренные повязки из листьев, а шею украшали длинные вязанки мелких ракушек.

Сообразив, что это явно местные жители, которые вряд ли замешаны в каком-то заговоре, я двинулась им навстречу.

Не слишком торопясь, чтобы не вызвать у них подозрения, я приблизилась к правой пироге. Гребцы не проявляли враждебности, лишь удивленно переговаривались между собою. Я положила руки на борт и подтянулась — левую, как всегда пронзила острая боль. Закинув ногу на борт, я тут же полностью вылезла из воды и втянула Вобейду за ошейник. Туземцы невольно попятились, как будто даже испытывая страх. И это при том, что у них были при себе луки и гарпуны. Странновато для роботов. Мы никогда не боимся друг друга.

— Агой! — поприветствовала я их на общепринятом чешском. — Отвезите нас в город! У нас срочное научное дело!

В ответ раздалось лишь несколько недоуменных фраз, в которых я ничего не поняла.

— Послушайте! — воскликнула я, начиная терять терпение. — Я из Первой Московской лаборатории, в связи с убийством профессора Хэкигёку! Мне нужно срочно отыскать оставленные им материалы!

В ответ на это снова раздалось странное бормотание. Потом навстречу мне вышел юноша, по виду старше меня всего на несколько лет. Приблизившись ко мне, он, неожиданно бухнулся на колени и принялся кланяться. Товарищи последовали его примеру. Ничего себе!

Я наклонилась к парню, приподняла его за плечи и поставила на ноги. Он смотрел на меня с изумлением и испугом.

— Послушай, сейчас не до традиций и спектаклей. Срочно отвезите нас к ученым! — выпалила я и невольно слегка встряхнула его.

От этого он задрожал и снова выдал какую-то невнятную фразу.

— Jak? — догадалась я наконец. — Ne mluviš český?(*)

(*) Как? Ты не говоришь по-чешски? (чеш.)

Он не ответил ничего внятного даже на это. Но такого не может быть! Чешский язык вкладывается всем роботам по умолчанию, как рабочий. Без него не пишется ни одна программа или команда. Так неужели… передо мною люди? Последние люди, каким-то образом не попавшие в Антарктиду?

Впрочем, хотя они говорили на каком-то незнакомом мне языке, я смогла разобрать в их речи что-то испанское. Ага, видимо, это чаморро — язык коренных жителей Марианских островов. В семнадцатом веке испанцы истребили их на девяносто семь процентов, захватили острова почти до конца девятнадцатого века и на память оставили множество своих слов.

— Сеньорита рубио дель сьело! Сеньорита рубио дель сьело! — кричали они, разглядывая меня. Понятно, "светловолосая с неба". Значит, туземцы видели, как я падала в океан, и выслали катамаран специально на поиски. Видимо, они никогда прежде не видели живых блондинок. Если и встречали европейцев, то только испанцев, а среди них вряд ли найдутся блондины. А если учесть, что Вобейда тоже белой масти, то можно представить, какое впечатление мы произвели на них. Вероятно, они никогда не видели столько полностью белых существ.

Я попробовала заговорить с ними по-испански.

— Отвезите нас к вашему вождю, — потребовала я, как можно более властным тоном, раз уж они принимают меня за небесное создание.

Это возымело эффект — гребцы сразу же взялись за весла, а юноша, кланявшийся мне, принялся управлять парусом. Уже совсем скоро перед нами возникла зеленая громада острова.

Туземцы высыпали на берег первыми, продолжая кричать "Сеньорита рубио дель сьело!" Из видневшихся неподалеку хижин показались их соплеменники — женщины, дети, старики. Мы с Вобейдой не заставили себя звать, и, тоже спрыгнув на берег, приблизились к толпе.

Снова зазвучала непонятная мне речь с отдельными проблесками знакомых слов. Наконец, из самой большой хижины показался старик, одетый в такую же повязку из листьев, как и у всех остальных. Однако голову его украшало не что иное, как шлем военного летчика. Судя по цвету кожи, это не был заплутавший европеец, значит, шлем, найденный где-то в джунглях, говорил о высоком статусе его обладателя. И действительно, парень, который кланялся мне в пироге, теперь снова обернулся ко мне и, указывая на него, громко выкрикнул туземное слово, явно обозначавшее титул вождя.

Старик приблизился ко мне вплотную и тоже поклонился, но стоя — видимо, так полагалось по этикету — а заем заговорил уже на чисто испанском, хотя и ломанном языке, без артиклей и вообще без всякого соблюдения грамматики. Я совсем по-людски вздохнула с облегчением.

Выяснилось, что у них здесь отмечается какой-то местный праздник, и что мое падение в океан как раз стало гвоздем программы. Я не просто свалилась с неба, а один к одному попала в образ какой-то девы из легенды. Это я удачно зашла!

— А сейчас, о прекрасная светловолоса сеньорита с неба, прошу разделить с нами нашу скромную трапезу! — произнес вождь и снова поклонился мне.

— Богини не едят земной пиши, — произнесла я, внутренне улыбаясь (видел бы меня папа — вот порадовался бы — ведь в то, что я не ем, он вкладывал примерно такой смысл). — Но я приказываю накормить моего верного спутника — Пастуха Звезд!

Это я уже сболтнула первое, что пришло в голову, понятия не имея об их верованиях. Но туземцы восприняли мои слова с радостью и тут же принялись суетиться у костра. И уже совсем скоро перед Вобейдой поставили суп из морской черепахи, сваренной в собственном панцире. На второе спутнику богини подали шашлык их летучих мышей. Не знаю, как бы оценил эти блюда европеец, но Вобейда сразу же отдал должное традиционной Марианской кухне. Насухо вылизал панцирь, обглодал деревянные шампуры и уселся с высунутым языком, явно намекая, что неплохо бы все повторить. Аборигены оказались понятливыми, и перемена блюд повторялась еще с десяток раз.