Право на возвращение (СИ) - Крутских Константин Валентинович. Страница 23

Сойдя на станции Чкаловской, я, не таясь, направилась прямо к аэродрому. Перемахнуть ограждение, пожалуй, вряд ли удастся, поэтому я направилась прямо к проходной. Конечно, прежней военной охраны тут не оказалось. В будке у входа лишь маячил доспелый старикан, явно созданный еще до появления всех известных мне моделей. У него даже не было псевдо-человеческой кожи, лицо оказалось сделанным из тусклой жести.

— Имя? — в буквальном смысле проскрипел он.

— Пилот Мельникайте, Первая Московская лаборатория, — выдала я первое, что пришло в голову. — Приказ — срочно доставить биологический материал для научной базы на Марианских островах.

— Проходите, — проскрипел вахтер. — Ваш самолет уже заправлен. Только что-то вы долго собирались. Нам звонили по поводу вас еще три дня назад.

"Ничего себе! — присвистнула я мысленно. — Значит на острова собирался сам профессор Хэкигёку, или доктор Тибо. Ну что же, я на верном пути!"

Мы с Вобейдой спокойно направились в том направлении, куда указал вахтер. Его совсем не удивило то, что на мне обычные треники — ведь нам не нужны специальные пилотские костюмы и шлемы. Тут мне пришло в голову, что зря я назвалась литовской фамилией — по ней меня могут вычислить. Но что поделать — имя Марите всегда вертится у меня на языке.

Я спокойно забралась в кабину так, будто делала это много лет, втянула за собой Вобейду, задраила фонарь. Поскольку теперь военными аэродромами пользовались редко, то не нужен был и руководитель полетов. Я стартовала без всяких осложнений и тут же взяла курс на восток, по тому самому маршруту, то проложил когда-то Чкалов.

Описывать свой полет не буду. Хотя я впервые в жизни оказалась в воздухе, ничего особо интересного там не нашлось. К тому же, единственному пилоту не до заоблачных красот. Да и мысли обо всем случившемся за последнее время не давали мне покоя.

И вот теперь, мчась быстрее звука над Тихим океаном, я невольно подумала о том, что самые дальние страны находятся совсем рядом, под боком. Отдаленные станции родной ветки, вроде той же Чкаловской, куда романтичнее, куда таинственнее и загадочнее, чем все эти заморские края, все эти острова и океаны. Скоростной транспорт сделал земной шар тесным и скучным, и лишь старая добрая электричка реально может отвезти тебя на настоящий край света — туда, где кончается ее маршрут по расписанию, куда-нибудь во Фрязево или совсем загадочное Балакирево, куда даже в людскую эпоху электрички ходили два-три раза в сутки.

Потом, к середине пути меня одолели тяжкие сомнения. Лишь теперь я полностью осознала, что совершенно не подготовлена к сыскной работе. Сила и ловкость — это одно, а расследование преступлений — совсем другое. Даже детективных романов я прочла за свою жизнь совсем мало. Кроме классических произведений о Шерлоке Холмсе, которые по своему стилю скорее похожи на ужастики, я читала заодно лишь то, что печаталось в тех же старых журналах, где и фантастика. Правда, в нашей квартире был целый шкаф с детективами, которые собирала бабушка. Но у нас с папой руки до него никак не доходили.

Потом вспомнился один из разговоров с папой, возникший из-за его любимой фразы.

— Понимаешь, дочка, вот ведь какой в жизни парадокс, — сказал он. — Смерть плохого человека все воспримут с равнодушием, если не с радостью. А смерть хорошего или просто нейтрального человека у кого-нибудь, да вызовет слезы. А раз смерть пока что неизбежна, то получается, что лучше быть плохим, чем хорошим. Сообрази-ка, есть ли выход из данной ситуации?

— Смерть устранить невозможно… — начала я повторять условия задачи. — Быть плохим лучше, чем хорошим… Но быть плохим нельзя… Значит надо… надо сделать так, чтобы некому было плакать!

— Вот видишь, дочка, — улыбнулся папа. — Именно так я и рассудил, когда заказывал тебя.

Ох, папа, папа! Знал бы ты, как рыдают без слез. Это действительно очень болезненное ощущение. Вообще, когда все это закончится, поговорю с ним, может быть, он согласится отключить мне внешние сенсоры. Ведь мне уже точно не придется драться с повзрослевшими теперь соседскими мальчишками. Да и сама я внутренне уже совсем не маленькая девочка, не смогу больше вдохновлять папу детскими войнами и подвигами. Больше не повторятся те моменты, когда я возвращалась домой вся в умилительно-детских синяках и царапинах, а папа, обрабатывая их, приговаривал: "У киски боли, у собачки боли, у Юрки заживи!" В моей взрослой жизни боль оказалась слишком серьезной.

Я уже давно пересекла евразийский континент, пронеслась над Японией и свернула к югу. Впереди, наконец-то показалась россыпь Марианских островов. Я сразу же узнала среди них Гуам, напоминавший изогнувшуюся рыбину, обратившую круглую сомовую голову к югу и оттопырившую короткий грудной плавник на запад.

Я сбавила скорость и уже собиралась заходить на посадку, как вдруг что-то сильно ударило по хвосту. Самолет сильно тряхнуло, раздался взрыв!

Действуя совершенно автоматически, я нажала кнопку катапультирования и при этом успела подхватить Вобейду и усадить себе на колени. Человеку это вряд ли было бы под силу.

Уже через считанные доли секунды я увидела, как над головой расцвел купол парашюта, почувствовала, как резко натянулись стропы. Остатки истребителя ярким снопом сыпались в океан.

Пока мы качались на стропах, я лихорадочно раздумывала, что же произошло. Судя по характеру взрыва, это не было случайное столкновение с другим самолетом и, тем более, с птицей. Вероятность, что в меня попал метеорит, исчезающе мала. Значит, остается только одно — меня намеренно подстрелили, а это можно сделать только ракетой. Но ведь, насколько я знаю, на Земле больше не осталось боевых ракет… Получается, что их все-таки припрятали те, кто убил профессора? Но как же они выследили меня? Откуда узнали, что мне известно про Марианские острова — ведь они не знали точно, что в лаборатории что-то осталось. Ах, нет, конечно же, они поджидали вовсе не меня. Им было известно, что лаборатория заказала рейс в эти края, вот и поджидали, видимо, доктора Тибо. Кстати, где он сейчас? Судя по тому, что самолет дождался, пока я его угоню, доктор по-прежнему остается в Москве и, возможно, уже работает над найденной мною тетрадью. Так что, возможно, я спасла ему жизнь.

Спокойная поверхность океана была уже совсем близко. Я спихнула Вобейду с колен и расстегнув ремни, приковывавшие меня к креслу, так же соскользнула вниз.

Я надеялась уплыть подальше до того, как парашют накроет нас, но тяжелое кресло тянуло его на дно слишком быстро. Еще миг — и мы с Вобейдой оказались в шелковой ловушке. Купол плотно обхватил нас со всех сторон, а массивный груз тянул в самую пучину.

За себя-то я совсем не испугалась — выберусь рано или поздно, хоть с самого дна. А вот Вобейда — он ведь живой, он захлебнется через несколько секунд! Я принялась лихорадочно работать руками и ногами, но купол был слишком велик, чтобы его сбросить. Помнится, была когда-то такая казнь, когда человека сбрасывали в мешке в холодную воду. Да, стоило ради этого катапультироваться… Вобейда отчаянно бился, чувствуя близкий конец, и только мешал мне действовать.

Я с трудом нащупала за поясом шпагу и потянула было ее вверх, но плотная ткань не пускала. Тогда я попробовала действовать клинком, прямо не вынимая его из-за пояса. Лезвие уперлось в прочную ткань, но та никак не хотела поддаваться. Я надавила изо всех сил, другой раз, третий… Наконец, закаленная сталь все же победила — клинок вошел в ткань на всю свободную длину. Я тут же сделала резкое движение вверх, прорезав купол примерно на метр. Этого было достаточно, чтобы вытолкнуть Вобейду наружу. Затем я сама раздвинула края отверстия руками и рванула изо всех сил. Вот так, теперь можно выбраться и мне.

Едва только я оказалась снаружи, как изрезанный купол остался далеко внизу, увлекаемый ко дну тяжестью кресла. Под водой я видела так же хорошо, как и на суще, мне вовсе не требовалась маска. А мой высокопрочный металлический скелет вовсе не утяжеляет мое тело — вешу я столько же, сколько обычная девчонка моего возраста. Так что, всплыть на поверхность для меня не составляло труда. Так что, следовало думать, прежде всего, о своем друге.