Южно-Африканская деспотия (СИ) - Барышев Александр Владимирович. Страница 36

В общем, Перикла, отягощенного заработанным серебром, торжественно повезли домой, а Смелков прихватил перстень и смылся, не прощаясь. Вернулся он через три дня. Пока мужики вытаскивали из воды доставленные тюки с товаром, Юрка отвел Боброва в сторону.

— Продал, — сказал он, заговорщицки оглядываясь. — За двести пятьдесят штук евро.

— Скока, скока? — переспросил Бобров ошеломленно.

— Да, да. Ты не ослышался.

Бобров только головой помотал, как та лошадь, отгоняя мух. А Юрка продолжил уже в полный голос:

— Там в тюках мелочевки на пару штук долларей. Часть возьмете неграм в Африку. Блин, заслужили. Это же их камень ушел. Ты им еще оружия прихвати. Можно даже в кредит. Пусть окрестности завоевывают. Я почитал, у них там дальше к востоку кимберлитовые трубки и золото есть. Пусть трудятся. Негры ведь, — Юрка помолчал. — А вы когда уходите?

— Через пару дней, — сказал Бобров. — Мы уже почти все собрали. Вот с Никитосом разберемся и вперед.

Дрова кончились сразу за Босфором и Вован, дотянув до последнего, приказал остановить машину. Сразу наступила тишина, которую, не дав прочувствовать, прервал топот матросских ног по палубе. Башмаки на толстой подошве по приказу Вована носили только марсовые на фок-мачте, потому что бегать босиком по выбленкам еще то удовольствие. Все остальные, которым досталось обслуживать грот и бизань, по летнему времени бегали по палубе босиком. И обувь экономится, и настил не портится. Баркентина оделась парусами в кратчайшее время. У форштевня вспух бурун, энергично зажурчала вода под кормовым подзором и подошедший помощник, глядя в свои записи, доложил:

— Пять узлов.

— М-да, — сказал стоявший рядом Бобров. — Долгонько нам с такой скоростью тащиться.

Нетерпение его было понятно. Бобров возвращался в поместье после почти годового отсутствия. Связи, конечно, с поместьем он не терял, раз в два месяца, плюс-минус неделя прибывала неразлучная пара Вовановых судов, привозила ходовой товар, что-нибудь из заказанного и забирала добычу, скопившуюся к тому времени в закромах Новгорода, регулярно пополняемых из Кимберли. А к моменту отъезда Боброва в Кимберли работало уже полторы сотни человек. И начатая Бобровым в свое время яма на месте алмазного месторождения за это время превратилась в полноценный карьер диаметром как раз в будущую «Большую дыру».

Глубина карьера, правда, была еще несерьезной — каких-то десять метров, но добыча в сто пятьдесят тысяч карат впечатляла. Чтобы такого достичь за столь небольшой срок необходима была четкая организация труда наряду с внедрением механизации. Из этих двух условий в реалиях Древнего мира и отдаленности от центров цивилизации пока в полной мере удалось выполнить только первое.

Что же касаемо второго условия, то пока удалось механизировать только подъем породы паровой лебедкой. Однако, процесс получился слишком затратным, потому что сам подъем осуществлялся примерно раз в полчаса и занимал от силы минут пять. А все остальное время котел надо было держать в горячем состоянии. Дров уходила уйма при мизерном эффекте, и Бобров подумывал повесить на вал паровой машины еще какой-нибудь механизм, но пока не знал какой. Обращение к коллективному творчеству тоже результатов не принесло.

Еще одну новинку, которую можно было считать механизацией, внедрили примерно полгода назад. Тогда проникшему в свое время Вовану удалось, пользуясь сохранившимися еще знакомствами, урвать чуть ли не с последнего, продаваемого за рубеж траулера судовой компрессор. К компрессору пристыковали паровую машину, к ней котел, проклиная все на свете, притащили два баллона, долженствующих выступать в качестве ресиверов.

Парные упряжки мулов, доставившие все это железо за три рейса, пробили к Кимберли настоящую дорогу, которая больше уже не зарастала.

Вся публика в Кимберли следила за сборкой агрегата с большой опаской. Сама машина с котлом отрицательных эмоций не вызывала. Дело было насквозь знакомое и привычное. А вот когда включили компрессор и заработали предохранительные клапана, люди невольно попятились. Серега, а финалом сборки ведал он, потом рассказывал, что на рабочей площадке не осталось никого, и ему пришлось заканчивать монтаж в гордом одиночестве. А от всех остальных видны были только головы, высовывающиеся из-за кромки ямы. Смелее всех оказался Стефанос — его было видно по пояс.

Зато потом, когда заработал отбойный молоток, и Серега наглядно продемонстрировал его преимущества, те, кто раньше прятался, выстроились в очередь, а Серега, живо представив сцену с покраской забора тетушки Полли, уселся поудобнее, готовясь торговаться, но, не помня, что нужно брать первым, одноглазого котенка или сломанную оконную раму. Серега же и решил проблему загрузки паровой машины лебедки. Решение было настолько простым, что Бобров сперва не мог сказать в свой адрес ни одного цензурного слова. Серега с интересом слушал. А когда оказалось, что Серега по ходу дела заново придумал локомобиль, Бобров засобирался в монастырь.

Апи приняла это всерьез и бросилась выспрашивать Серегу, а тот, мало того, что с подробностями описал все нюансы, но еще и многое добавил от себя. Бедная девчонка ударилась в слезы и ревела, вцепившись в Боброва руками и ногами, так, что наверно растопила бы несколько самых каменных сердец. Серега, видя такое дело, удрал подальше, чтобы не быть зверски зарезанным, а Бобров, держа на руках всхлипывающую Апи, целый час ходил по комнате пока девушка не уснула. Но и во сне Апи держалась за Бобровский палец и, когда тот пытался палец высвободить, девушка просыпалась, и лицо ее опять принимало тревожно-пугливое выражение.

Апи удалось успокоить только через сутки. Бобров трижды поклялся всеми богами, что он о монастыре и думать забыл, но Апи еще долго посматривала с тревогой. Серега, по счастью, уже смылся, уйдя к побережью, где его ждала Дригиса, с добычей двух месяцев.

Как уже понятно, Бобров на этот раз взял с собой Апи. Ну, это он так считал. Честно говоря, Апи его достала. Она выучилась ездить верхом, она навскидку стреляла из тяжелого карабина. Она даже продемонстрировала Боброву промывку алмазов. Теоретически, конечно. Бобров, в конце концов, вынужден был ее взять. И ни разу об этом не пожалел. Никогда Бобров еще не путешествовал с таким комфортом.

Апи считала, что ее возлюбленный должен быть всегда сыт, согрет и защищен. А еще она считала, что именно она может и должна это сделать и сочла, что поход это лучший случай для реализации задуманного, занявшись этим на первом же привале. Приготовленный ею ужин был принят благосклонно, но когда Апи предложила себя в качестве полноценной боевой единицы для несения ночного дежурства, ее подняли на смех. У древних в ратных делах гендерное равенство как-то отсутствовало (может и правильно). А вооруженное ночное дежурство приравнивалось к ратному делу. Бобров, конечно же, за жену заступился и напомнил насмешникам, как они сами совсем недавно не знали, что делать с правильной стороны от мушки. Самолюбие Апи, тем не менее, сильно пострадало.

Однако, Апи не стала поддаваться унынию. Если не сложилось защитить мужа в коллективе, она будет защищать его индивидуально. Тем более это можно было совместить с понятием «согреть». А надо сказать, что Апи очень своеобразно трактовала выражение «спать с мужем». Своеобразная трактовка ни в коей мере не касалась межполовых отношений. С сексом у Апи было все в порядке. А вот потом…

Если Златка, как наверно и большинство женщин во сне, инстинктивно старалась свернуться калачиком и насколько это возможно спрятаться в объятиях своего мужчины, который просто обязан по своей мужской сути и согреть и защитить, то Апи поступала ровным счетом наоборот.

В одну из первых ночей Бобров, тогда уже второй раз молодожен, проснулся под утро от непривычного ощущения. Он прислушался к себе и понял, что ему очень хорошо и тепло. А надо сказать, что Вован тогда в целях экономии дров и в связи с тем, что они все-таки шли на юг, где и так тепло, перестал отапливать каюты, и по ночам было довольно прохладно. Златка же, несмотря на свой рост, как-то ухитрилась устроиться у Боброва подмышкой и прекрасно себя сознавала. Тем более, что и покрывало, по идее должное укрывать всех, непонятным образом оказывалось на ней. А тут Бобров почувствовал себя согретым с двух сторон и, повернув голову, увидел в сумраке Апи, прильнувшую к нему, вытянувшись во весь свой рост. Получилось так, что Бобров оказался прикрыт ее телом с правого бока почти весь (ну докуда Апи смогла достать). Спина и попа у нее были в мурашках, но Апи самоотверженно терпела ради того, чтобы мужу было тепло.