Поворот калейдоскопа (СИ) - Бранник Елизавета. Страница 26

— То, что нужно в нашем климате. Больше не будешь мерзнуть.

— Герман, это же очень дорого. Я не могу принять. Сначала кольцо, потом…

— Я же говорил, что буду заботиться… Аня, когда? Сколько мне еще терпеть?

— Прошло только…

— Это целая вечность, когда так сильно любишь. Мы же взрослые люди с тобой. Я каждую ночь лежу и мечтаю о том миге, когда смогу обнять тебя по-настоящему. Если бы не знал, какая ты, подумал бы, что это некая хитрость, — тон Каде звучал сердито-шутливо, — измучить меня ожиданием, чтобы довести до загса. Но я ведь и так предложил руку и сердце. Почему ты колеблешься? У тебя ведь все кончено с твоим бывшим?

— Абсолютно, — Аня тряхнула волосами, деликатно выбираясь из крепких объятий, Герр Хер неохотно разомкнул руки. — Нас больше ничего не связывает. И я почти готова ответить… дай мне еще пару недель. После конференции, хорошо? Я очень устаю с этой подготовкой, голова не на месте…

Она сняла шубу, замерла, явно не зная, куда деть дорогой подарок, наконец, положила рядом с коробкой на диван. Каде отступил назад, присел на стол, глядя на нее из под тяжелых век:

— Надень ее в ресторан завтра… всего пара часов рядом с тобой, мне мало. Знаешь, я иногда мечтаю оказаться на месте кого-нибудь из твоих студентов, сдавать тебе зачет, смотреть на тебя, ловя каждое слово.

— Ага, мечтай дальше, — злобно сказал Фил.

Аня

— Что-то не тянет меня тебя поздравлять, — с подозрением сказала Ника, вглядываясь в экран, — и как-то ты это все… быстро.

— Сама же уговаривала, — сказала Аня.

— Всегда так фильтруешь мои уговоры, а сейчас прям раз — и все? Я поэтому и гружу тебя всем подряд, потому что знаю: ты сделаешь так, как надо тебе. Ты уверена, что тебе это надо?

— А у меня есть выбор? Мне весной тридцать. Такого предложения у меня все равно больше не будет. Максимум, на что я могу рассчитывать, это какое-нибудь интернет знакомство.

— И это говорит самая симпатичная и умная из моих подруг? Что же тогда делать мне?

— Ника, ты же знаешь, у тебя все… по-другому.

— Хм, — Вероника побарабанила пальцами по столу. — С отцом говорила?

— Нет, — Аня вымучила бодрую улыбку. — На днях.

… Фил пришел на зачет с Режинцевой. Елена Александровна завела его в аудиторию, мельком глянула на Аню. Покачала головой, но ничего не сказала. Аня несколько раз предлагала Громову начать отвечать, но он отказывался, бубнил с места, что еще не готов, пропускал вперед других пересдающих. Он заметно нервничал, ронял листы и ручку, ерошил волосы, нетерпеливо поглядывая на отвечающих. Когда они остались в аудитории один на один, сел за стол напротив нее и твердо сказал:

— Не было ничего. Я все вспомнил.

Аня пожала плечами, сосредоточившись на зачете. Она чувствовала себя слабой, даже до аудитории дошла, задыхаясь. Нужно было нормально поесть и выспаться, а все не получалось. Она попросила Громова не отвлекаться. Тот неохотно начал отвечать. Голос Фила доносился до нее откуда-то издалека. Она сидела, кивая и вставляя замечания по ответу, а сама любовалась им, тем, как он хмурит брови, щурится, трет переносицу, резко откидывается, а потом подается вперед. Еще один бы только раз запустить пальцы в сердито взъерошенные волосы, поцеловать в резко очерченные губы, заставить улыбнуться — Аня давно не видела, как он улыбается складочками у рта.

Аню знобило. Надо же, ей уже не должно быть холодно, а она все время мерзнет. Она бы с удовольствием променяла новую шубу на розовый шарф, теплый от тела Фила. Она видела этот шарф. На девушке. Лаборантке Каде, Кате Соколовой. Вещь была интересная, с вышивкой по краю, трудно было не узнать.

— Ничего не было, — повторил Филипп хмуро, прервав ответ. — У меня есть свидетель, что меня оболгали. Я докажу.

Сердце Ани трепыхнулось. Громов смотрел на нее исподлобья, настойчиво продолжая контакт глазами. Он открыл рот, чтобы сказать еще что-то, и вдруг зло сощурился — в кабинет заглянул Каде, мельком посмотрел на Громова, спросил:

— Заняты, Анна Сергеевна?

— У меня зачет, — улыбнулась Аня.

— Так мы договорились? Сегодня в семь.

— Конечно.

Каде вышел, еще раз бросив быстрый взгляд на Филиппа. Фил смотрел на Анино кольцо. Она спрятала руку под стол и спросила:

— Громов, вы будете выступать на конференции?

— Да.

— От лаборатории Степана Петровича?

— Да.

— Тема?

— Криптографическая защита в электронных механизмах.

— Осталась неделя.

— Я знаю… Аня, не торопись. Не давай ему пока окончательный ответ. Подожди немного.

— О чем вы, Громов? — холодно спросила Анна.

— О помолвке. Дай мне шанс все доказать, последний… шанс.

Аня наклонилась над зачеткой Фила, выводя роспись, скрывая то, что ей бросилась в лицо вся кровь. Откуда он узнал, что еще ничего не решено?

— Идите, Громов. Зачет.

Филипп

Он уже засыпал, когда словно обухом по голове — воспоминание: Оля присасывается под столом, словно пиявка, начинает ласкать его языком, Фил слышит ее демонстративные стоны даже сквозь громкую музыку, грубо отталкивает голову Черниковой, встает, пошатываясь, застегивает брюки, радуясь, что вместо возбуждения накатывают злость и отвращение. Он выходит из клуба, бредет домой.

— Все так и было, — повторял Фил, сидя в кровати. — Гиена чертова…

Он боялся себе признаться, что не знает, что было бы, будь на месте Оли другая девушка. Но это и неважно. Ему трудно было представить Оксану или Таню… или кого-нибудь другого, чмокающего под столом алым ртом.

Поверит ли Аня? Или опять потребует доказательств? Если бы они были, эти доказательства!

Спасение пришло, откуда не ждал. Возле лекционной к нему опять привязался рыжий Гена Ольховский.

— Фил, ну посмотри мой проект.

— Ген, отстань. Ну посмотрю! Что дальше?

— Я бы присоединился к команде. Вас трое от лаборатории, а можно пять участников.

— Ты бы летом так заинтересован был.

Гена виновато пожал плечами. Летом они работали вместе у Степана Петровича. Фил был очень доволен Ольховским. А тот вдруг влюбился и начал филонить. Пропустил две недели, они чуть не сорвали из-за него подачу заявки. Гена вернулся, а потом девушка его бросила. И снова прогулы, уже из-за депрессии. В сентябре Ольховский очень обижался на то, что профессор Воейков его отстранил. А тут опять набрался храбрости и стал донимать Громова.

— Ладно, — сказал Фил и взял из рук Гены планшет, перебросил пальцем схемы. — Ну, неплохо. Только мы это уже отработали, на сайте будет, а в выступлении — нет.

У Ольховского даже веснушки побледнели от огорчения. Фил сжалился — продолжил просматривать диаграммы.

— Эй, давай отойдем, — неожиданно сказал Гена почему-то смущенным тоном.

— А что? — рассеянно спросил Фил, гомон и смех однокурсников его совсем не отвлекали.

— Там Черникова и… эта… Вика Савельева смотрят на тебя.

— Пусть смотрят, — Фил скрипнул зубами.

— Так они сейчас опять какую-нибудь пургу про тебя начнут нести. Я же с Черниковой через стену живу, у нас балконы соединяются. Такого наслушался! Чем ты им так насолил?

— Окей! Давай отойдем, — Громов кивнул, утянул Гену в угол и нетерпеливо спросил: — Что за пурга, колись, быстро!

— Не… Мне стыдно, — на этот раз Ольховский залился краской так, что веснушки стали алыми.

— Ничего, переживу. Ну? В проект хочешь?

— А если расскажу, возьмешь?

— Смотря что расскажешь.

— Ну, это… короче… А не обидишься?

— Да не тяни!

— А не…?

— Гена!!!

— Короче… они курили и Савельева спросила, мол, зачем ты нужен Оле, если ты оказался… ну, — Гена поймал свирепый взгляд Фила и быстро договорил: — импотентом.

— Дальше!

— Оля засмеялась и сказал, что от такого количества текилы ни у кого не… ну, ты понял. И сказала… тут я не понял… что оставила тебе приветик, на утро, чтоб ты не сомневался. Фил, а какой приве…? Ладно, ладно… дальше Савельева спросила, зачем Оля вообще к тебе, ботану, прицепилась, мол, ты птица другого полета. А Черникова сказала, что ты сильно высоко взлетел и надо тебе крылышки пообломать. Фил, это не я тебя ботаном обозвал, это Вика. И импотентом. А что у тебя правда не…? Молчу. Фил? Ты чё радуешься так? Тому, что у тебя не…? Разве этому радуются? Хотя рядом с ними я бы тоже радовался, — Гена заглядывал в лицо Филу и хлопал рыжими ресницами.