В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 34

Нежное акварельное небо темнело в преддверии близящейся ночи. Изумрудные листья деревьев дрожали на ветру, перешёптываясь меж собой, их занимало наблюдать за двумя путниками, что лишь недавно пересекли опушку леса, дабы набрать грибов и кореньев к ужину. Может, путники бы и испугались жуткой чащи, где в ночной час деревья меняли свой лик и заливались жуткими воплями, но их занимал только спор. Будь под ними две высокие кафедры, сие противостояние собрало бы не один десяток зрителей.

— Эдди, можно тебя так называть? Да? — Спросил поэт, одновременно выискивая взглядом свежие грибы. В конце концов его взор зацепился за один довольной сочный маслёнок, но барон тут же его осадил.

— В лучшем случае из тебя выйдет всё съеденное за последний день, тебе оно нужно? Да, можешь звать Эдди. Раз уж мы вместе путешествуем. — Фон Грейс был разражён. Его глаз по обыкновению слегка дёргался в такие моменты и неимоверно хотелось почесать шею, от чего она всё уже была красная и дотрагиваться до неё было невыносимо больно. Целый день он ехал в повозке рядом с Аль Баяном и ничего не смог вызнать об академии, магии и кисти! Ничего! Узнал лишь тысячу и один бесполезный факт из жизни чародея. Например, что тот когда-то держал собственный бордель, совмещённый с кондитерской. Можно было есть десерты прямо с горячих тел. Любопытно, но бесполезно.

— Ты гнев свой не смиряешь, мирный воин, и всё вокруг есть против и за тебя. Пока пламя души не уймёшь, не откроются древние тайны. — Продекларировал поэт. Невольно половину цитаты он переиначил на свой лад.

— Столераста мне тут не цитируй! Это я его читал, а не ты. Положь чёрт тебя дери этот гриб на место! Ядовитый он! Я-до-ви-тый. Ты только такие находишь? — Забывшись, барон по неосторожности врезался в дуб. Илиас наблюдал за происходящим. Сначала Эд обматерил дерево, потирая голову. Затем постарался встать, но поняв, что лежит в грязи вскочил с криком и стал в истерике чистить и без того изгвазданную рубаху. В гневе барон выхватил мясницкий нож из-за пояса и что есть мочи рубанул по дереву, но силы не рассчитал и оружие выпало из руки, оставляя только боль в запястье. Тогда Эд задрал голову к небу и завыл. Выл долго и жалобно, будто его пинали весь день.

— Ты закончил? — Спросил поэт, стараясь не смеяться.

— Да… — Барон пытался отдышаться после «битвы». — Идём дальше. Гребаное дерево.

— Да, дерево. — Илиас улыбнулся в сторону, нож всё ещё был у Эдварда. — Просто вопрос. Ты себя в чём винишь? Вот дерево. Это ведь ты врезался. Оно тут давно растёт.

— Не оправдывай эту деревяшку, срубил бы к чертям! Это оно виновато! В чём мне себя винить? Я дворянин, образованный человек, свет этого мира. Мне предназначена великая судьба. Я по определению ни в чём не могу быть виноват. — Поэт старался уловить сарказм в этих словах, ибо не мог поверить, что такие люди существуют, но сколько не искал — ничего не находил. Барон говорил на полном серьёзе

— Эд.

— Что тебе ещё? Грибы ищи!

— Как ты лишился семьи? — В воздухе повисло молчанье. Эд остановился, выдохнул, но всё же ответил.

— Ты знаешь как. Если что — слухи не врут. — Выдавил он из себя, не поднимая глаз.

— Зачем? — Тихо прошептал поэт.

— Потому-что они мне мешали. Давай собирать грибы?! А? — Глаз Эдварда дёргался всё сильнее, а ноги дрожали. Начинала подрагивать губа.

— Неужели такой образованный и умный человек, как ты, считает, что это достаточный повод сам знаешь для чего? — Илиас уже совсем не искал грибов. Маленькая часть его надеялась отыскать в спутнике хоть что-то хорошее, ведь барон совершал благие поступки. Точно совершал!

— Я отвечу один раз, и ты отстанешь. Ясно?! — Прикрикнул Эд, он грибов тоже уже не искал — Не знаю, как ты, но я всегда знал, чего хочу. Книги, алхимия и ботаника, революция и поменьше тупых людей! Ты думаешь в семье хоть кто-то спрашивал, чего я хочу?! Не принято, видите ли, у Фон Грейсов детей на учёбы отправлять, в армию им нужно! Мой отец даже не умел читать, а книги он собирал для статуса — мол, все богатые и умные книги дома держат. И в театр он ходил из-за статуса. И всё делал, чтобы лучше выглядеть в дурном обществе. Он был мне противен одним своим существованием! — Голос барона то и дело срывался, он от злости чуть ли не визжал — Какое он имел право указывать мне, что делать?! В семь я прочёл больше книг, чем он и дед вместе взятые! Я отравил их, потому что никто не в праве распоряжаться был моей жизнью. Я дворянин и имею право на всё. Послушание и смирение — доля безродных.

— Я безродный. — Ответил Илиас. — Значит ты можешь творить, что вздумается, так как родился удачно, а мне смирение и послушание?

— Да — С издёвкой ответил барон, Илиасу хотелось ударить по его ехидной морде, но он не мог найти сил. — Я умнее других людей, а значит выше. И имею право решать кому жить, а кому умереть. — Внезапно Эд выхватил нож, подскочил к поэту и приставил клинок к его горлу. Илиас не дрогнул. — Видишь? Я могу тебя убить. Я могу выпотрошить тебя и мне ничего не будет! Потому что я лучше тебя, лучше! Слышишь? Ты слушаешь вообще?!

— Ты не сделаешь этого. Тебе просто стыдно за себя. Стыдно за всё. — Эд убрал оружие, развернулся и пошёл обратно к опушке леса.

— Конечно не сделаю, зачем мне тебя убивать? Ты мне немного нравишься.

— А если бы не нравился?

— Тогда бы убил. — Барон старался держаться уверенно, но голос его выдавал. Он уже просто не знал, что несёт и что делает.

— Тебе просто больно. — Эдвард замер — Ты умён, это правда, но ты ошибаешься. Постоянно ошибаешься и не можешь с этим смириться. Ты убил родных, а я думаю, что поразмысли ты тогда ещё денёк, то нашлось бы другое решение. Ты ошибся. Ты растерял деньги и статус, слуги оставили тебя, как безумца одного в поместье. Изредка приносили еду и исполняли поручения в память о твоём отце. Ты делаешь вид, что ненавидишь людей. Тебе пришлось их возненавидеть, иначе бы ты просто сошёл с ума от одиночества. И твоя великая судьба — просто оправдание всех преступлений. Тобой манипулировали, и ты это знал, но тебе просто хотелось верить, что ты особенный. Правда в том, что ты такой же человек, как я. И я знаю, что ты способен быть хорошим. Ты же спас Аль Баяна, просто так, бескорыстно, рискуя жизнью. — Как же поэт надеялся, что барон упадёт на колени и расплачется, но вместо этого он начал дрожать, напоминая заводного болванчика. Эд смеялся сквозь слёзы, чуть ли не падая на землю.

— Думаешь, раз пишешь стихи — мудрее всех и можешь лезть ко мне в душу? ХА-ХА-ХА! Душа — часы, а не колесо в повозке, тебе её не починить, сколько не старайся!

— Да неужели ты не понимаешь, что я хочу тебе помочь! — Сорвался уже поэт и бросил к чертям собранные грибы, наверняка и так были ядовитые. — Сколько людей имеют твой ум и деньги? Храбрость и безрассудность?! У тебя правда может быть великая судьба, пусти ты себя на благое дело, почему убийства? Почему дурацкий трон в стране, где половина людей и не ведает, кто есть правитель? Это твой верх? Почему ты просто не можешь делать что-то хорошее? — Илиас тяжело вдыхал прохладный ночной воздух и смотрел на товарища, но тот только усмехался, как и всегда.

— Я делаю хорошее, но для себя. Откуда это утверждения, что хороший человек должен бескорыстно помогать другим? Может это всякие лентяи придумали, чтобы обязать, тех кто сильнее просто так вытаскивать их из грязи? Может это слабые и немощные решили, что есть хорошо, а что плохо? Я живу так, как мне хочется. Да. С Данте я ошибся. Но теперь чародей мне должен, и я выжму из него всё, что мне причитается.

Больше долгих бесед у барона и поэта ни случалось. Они вернулись в лагерь у опушки леса, где их ожидал чародей и горячий чай. Сами не в себе они разместились на противоположных концах стоянки и думали о своём. Эдвард снова пытался что-то выпытать у Аль Баяна, а Илиас грустил.

«И всё же верно говорят — нельзя тому помочь, кто этого не желает. Может, и правда не моё это дело?..»