В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 35

***

— Ха! Я забираю твоё вековое дерево чёрным лотосом, болотный грызень активирует вторичный эффект, и ты мёртв! — Эдвард с огромным удовольствием положил последнюю карту в партии и начал слегка пританцовывать. — Триумф ума!

— Поразительно… — Чародей недоумевающе рассматривал импровизированный стол для игры в карты. Путники остановились на привал у лесной опушки и отломили несколько досок от повозки, чтобы сделать столик. Аль Баян решил немного развлечь друзей, и пригласил сыграть в «Стражей леса», этой игре его научили в борах Иннира. Сторонники старых богов на самом деле были милейшими людьми и изобрели множество интересных развлечений. Так или иначе, чародей не понимал, каким образом барон выучился играть лучше него всего за две партии!

— Занятная игра, ты не расстраивайся, подвернётся случай, напоим Фон Грейса и обыграем его пьяного. — Заявил поэт и растянулся на прохладной вечерней травке, в животе чувствовалось приятное тепло — чай и кофе Аль Баян колдовал замечательный.

— Превосходная игра! Давайте ещё партию? Мне такая стратегия на ум пришла! — Эдвард возбуждённо потирал ладони.

— Хватит этой игры на сегодня, ты и так семь раз выиграл, достаточно тебе радости. Лучше послушаем истории Аль Баяна. — Отрезал поэт.

— Я с удовольствием расскажу вам любые истории, но пока нужно раздобыть нам дров, товарищи. Ночь лишь поначалу ласкова, потом приходит мороз и тьма. — Чародей поднялся и осмотрелся, солнце уже практически скрылось за горизонтом, и лес принимал свой пугающий ночной облик. Тени меж стволами просыпались и загадочно перешёптывались между собой, обсуждая гостей на краю леса: «Они так близко, ближе, ближе… Вы чувствуете этот запах? Запах крови и пота…»

Аль Баян нечаянно икнул от услышанного, его товарищи не были наделены даром слышать потусторонних существ, а вот чародей за свою долгую жизнь выучил их витиеватый, выстроенный только из свистящих звуков язык. Да, то, что обычные люди принимают за шум ветра, или свист в замочной скважине не что иное, как шепотки ночных кошмаров, которые выжидают момент, чтобы наброситься на незадачливого путника.

— Знаете, я передумал, давайте сожжём ненужный части повозки! Мне тут на ушко нашептали, что в лесу ждёт нас верная погибель и тому подобное… Что? Ой, ещё нас там съедят. Друзья, помните, в ночной лес лучше не соваться. Особенно когда там кого-то недавно убили. — Аль Баян виновато почёсывал голову. — Просто соберём хворост у опушки?

— Я сделаю — Вызвался поэт — пусть наше высочество отдыхает — Илиас шутливо поклонился перед бароном. — а смиренный придворный поэт соберёт хворосту, топор то мы и не догадались попросить на прошлой стоянке у селян, да, Эдвард? Это же ты у нас захотел быть ответственным за припасы? — Илиас не злился на барона, ему даже было его немного жалко. Эдвард виду не показывал, но чувствовалось, что вне стен города и своего любимого дома он чувствует себя потерянным.

— Ты мне этот топор вечно припоминать будешь? Надеюсь, ты знаешь одно занятное произведение о купце, должнике и топоре в главной роли.

— Не ссорьтесь, мои милые дружные товарищи, не нужно дров, боюсь, если мы их отправимся собирать, то вернёмся исключительно по частям, ночь таит много ужасающих секретов, к превеликому моему сожалению, тайны эти частенько убивают. — Аль Баян стал насвистывать простенькую детскую мелодию. Уже совсем стемнело, что-либо можно было различить только в свету танцующего пламени костра, ветер совсем замолк, чего-то боялся, лес нависал над путниками и отстранённый, будто бы потусторонний свист только пугал.

— Аль Баян, я так, чисто из интереса спрашиваю… — Застенчиво начал Эдвард. — Насколько ты силён? Может ускоришь наступление рассвета, я не трус…

— Но я боюсь. — Докончил поэт и переглянулся с бароном. — Ты чего? Не сердись, я тоже побаиваюсь. Так можешь или нет? — Обратился он к чародею.

— Право, не могу сказать точно и сразу. Многое забыл, многому не обучился. Я на самом деле магию не люблю — слишком просто всё даётся, друзья, в чём интерес? Всю жизнь я старался бежать от магии и в итоге в памяти остались лишь самые нужные приёмы. Однако, если перечитать несколько фолиантов и попрактиковаться, то могу и горы прахом обернуть, как в старые добрые времена. — Чародея задумчиво смотрел в пламя. Вид огня, который медленно поглощает деревянные доски и поленья успокаивал и приводил расшатанную душу в равновесие.

— А ты можешь научить меня волшебству? — Барон и подкинул дров в огонь, очень небрежно подкинул, сноп искр чуть не обжёг ему лицо.

— Не гонись за волшебством, Эдвард, оно и так вокруг тебя. — Чародей вздохнул. — Магия счастья не приносит, как и любая простая дорога. Если взять силу в дар у какого-нибудь божка, коих много развелось, или, не дай бог, у твари из пустоты, то до конца жизни не расплатишься за такой подарок. Можно обучиться самостоятельно, но зачем? Сокрушить врагов? Лучше не иметь врагов вовсе. Возвести прекрасные страны? Плоха идея, всё великое, что я знаю, сотворено руками и душой, а не по волшебству. И ей богу — Чародей сильно возбудился во время монолога и как бы забыл, что у костра сидят ещё два человека. — Будучи год пекарем в Странном легионе, я был счастливее, чем всё время до этого! Тебя винят во всех проблемах мира, всем ты что-то должен: «помоги, ты же всемогущий чародей! Тебе не сложно!» А я не хотел такой жизни, но кто меня спрашивал? Кто?! Нарисовали и забыли, свалили все беды на плечи… — Аль Баян уже чуть ли не плакал, товарищи растерялись, не зная, что и сказать, чародей же продолжал. — Не ищите вы силы и магии без конца, нет ничего на вершине горы! Только жизнь угробите, цените её. Я бессмертен, а у вас она одна. Вы можете хоть какой-то смысл своему существованию придать, а я? Бесконечная пустота… Вы слышите? — Путники застыли, боясь издать хоть малейший шум. Что-то двигалось в тени леса, еле слышные звуки приближались, уже можно было различить чёткий стон, похожий на крик раненой волчицы.

Аль Баян жестами приказал достать оружие и ступать в сторону леса, выверяя каждый шаг. Чародей шёл впереди и вытянутым вперёд факелом. Пятнышко света медленно двигалось в сторону леса, стоны несколько раз прекращались и возникали вновь. Вдруг раздался крик:

— Руби по глазам! — Хриплый мужской голос разрушил ночную тишину, и товарищи побежали на звуки битвы. Свист клинка и что-то ещё. Странный звук, похожий на чавканье.

Глаза привыкали к темноте медленно, ориентироваться пришлось исключительно на звук. Тайно Эдвард боялся заходить глубоко в лес, ведь недавно сам чародей испугался туда идти. Возможно, высшие силы благоволили барону, углубляться в чащу не пришлось.

***

«Нет в нём уже ничего человеческого» — Мельком подумал Вэрус. Тварь порвала кольчугу одним ударом, рыцарь благодарил своих небесных покровителей, что окуляр не пострадал. Он поднялся с земли и постарался не уронить цеп, оружие всё сильнее отягощало руку. Плечо мучала острая боль, несколько мгновений назад его прокусили десятки бритвенно-острых зубов. Медлительность чуть не сгубила его, тварь сбросила с себя напарника Вэруса и бросилась вновь на рыцаря.

В монстре не было почти ничего удивительного, насколько он походил на человека. Да, это был очень высокий человек, метра три ростом с широченными плечами и руками. Эти смертоносные лапы доставали твари почти до стоп, на каждой из которых было по пять пальцев, как у человека, только пальцы эти все были ужасно длинные и оканчивались мерзкими ногтями, что опаснее волчьих зубов. Кое-где из тела «человека» выступали кости — сломанные рёбра. Раны делали тварь лишь сильнее и яростнее.

Понять суть можно по глазам, у твари глаз не было, только пустые глазницы. Весь череп был пуст. В голове давно почившего человека жило мерзкое растение. Оно поселилось там давно, годами пускало корни, медленно врастая в каждую частичку тела. Своими соками не давало ему разлагаться, а наоборот — вдыхало жизнь, проклятую, извращённую. И вот, спустя много лет из земли поднялся тот, кого неграмотные люди величают «зомби», но это бред. Тело — только сосуд, им управляет растение, чья цель плодиться и размножаться. В каком-то смысле чудовище не делало ничего плохого, это ведь люди придумали дьявольский цветок, что взращивает себя и своих детей внутри мертвецов.