В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 40

— Эх, Адриана не видит… Наливай! Не только же чай пить! — Решился чародей и засучил рукава.

— Вот и отлично! — Кёрт первым осушил свой бокал и застыл с блаженным выражением лица. — Извините, проверял, вдруг этот напиток недостоин моих спасителей, или чего хуже — отравлен! — Шутку оценили и от души посмеялись, после чего дружно подняли тост за мир во всём мире и опрокинули стаканы. У вина был замечательный древесный привкус с нотками каштана. А ещё у всех отнялись вдруг руки и парализовало конечности спустя пару минут. Даже Аль Баян не мог пошевелиться.

Кёрт сидел весь серьёзный и допивал вино, глядя на товарищей.

— Хочу объясниться, яд вас не убьёт, просто даст мне время сообщить ближайшему отряду инквизиции под командованием Рейчел Ангар о вас. — Кёрт вылил последние капли из фляги и печально осмотрел бесполезный сосуд. — Отвечу на вопросы, сам их и задав. Извините, яд парализует языки, но вы меня слышите. Во-первых, здравствуйте, Тассорский отравитель. — Кёрт поклонился Эдварду — За вами на данный момент, Фон Грейс, более сотни жертв числиться, все церковники. Личной неприязни к вам не испытываю, но не передать вас в руки правосудия я не могу. То же самое касается чародея, много людей из-за вас погибло. Вы же, Илиас, вынужденная жертва, я попрошу вашего освобождения, но сейчас извольте терпеть. — Неожиданно Кёрт засмеялся. — Не такой уж ты и страшный, отравитель, если я тебя отравил! Ты вот думаешь, как это я пью и не парализован. — Кёрт показал стаканы, на дне его сосуда стояла еле заметная красная пометка. — Яд на стенках стаканов, не удивляйся, я всегда ношу с собой отравленные стаканы — много преступников так поймал. Сейчас вы отключитесь, а я поеду за Рейчел. Посмотрите на Пассор перед судом. Вы же туда и направлялись? Эх, всё-таки некрасиво вышло, вы меня спасли, а я вас как тварь последняя отравил. Ничего, ради блага большинства и это стерплю, но не бойтесь, я прикажу совести грызть меня за этот поступок по четвергам и вторникам до конца жизни, увы, всё равно недолго выйдет, головные боли уже как месяц начались. — Кёрт поднялся с земли и стряхнул грязь со штанов, костёр догорал, еле освещая лицо охотника. — Всё, спокойной ночи, вижу, взгляды у вас мутнеют. Кстати, господин Аль Баян, я разочарован, говорят, яды на чародеев не действуют! Планировал я устроить знатную охоту, а вас какая-то пыль их глубинных шахт свалила!

Чародей сейчас как раз задавался этим вопросом: как ЕГО могли отравить? Замечание Кёрта он сначала не воспринял всерьёз, а потом вспомнил «глупые» исследования Адрианы об органических и неорганических ядах, значение он им тогда не придал.

— Ну послушай же, Аль Баян! Это очень важно?

— Милашка, ну чего такого важного? Опять ищешь способ нас убить? Мы бессмертны, так Первый художник сказал.

— Ты безответственный кретин! А ещё первый человек! Мы. Не. Ста-ре-ем. Не стареем и всё! Нас можно убить!

— ХА! Я вчера на спор в Травяном оплоте три ведра ядовитых ягод съел, и что? Не умер же!

— Идиот… Везучий идиот. Я вчера ловила злобоглаза в ледяных шахтах, тот мне в лицо какой-то пылью плеснул с камнем. У меня горло перекрыло, и я чуть не задохнулась! Что-то может нам вредить… Я думаю, это связано с происхождением жизни. В ягодах была жизнь, а в пыли нет… Значит мы неуязвимы только для живых ядов! Точно! Первый художник оставил много сюрпризов…

— Милая моя, забудь. Кто станет травить меня? Боряна Аль Баяна, сильнейшее существо во всём мире?

На этой мысли чародей отключился. И от яда снились ему чудесные наркотические сны…

***

Пассор славился своей стеной, всё в этом городе работало и жило только ради неё. Каменщики не смыкали глаз, таская громадные валуны. Кухни не переставали дымить и наполнять улицы ароматным жаром. Стену воспевали поэты и беспрестанно изображали художники. Солдаты служили не офицеру или генералу, а стене! Мёртвую груду камней здесь боготворили сильнее Индерварда и Отца Настоятеля вместе взятых. Все дороги Пассора вели к главным воротам, ведущим в Мёртвую долину.

Семьдесят лет назад с бесплодной и забытой земли пришли чудовища. Создания, будто сбежавшие из головы сумасшедшего маньяка. Безглазые безрукие рты с ногами колоссов, вечно ищущие еду. Ползучие щупальца, они нежно обнимали жертву и отравляли её ядом «счастья. Человек корчился в эйфории, пока его поедали заживо, сначала ноги, потом руки, через пупок тварь всасывала кишки, а жертве было ужасно хорошо.

Все эти монстры ещё долго навещали жителей в ночных кошмарах, но страшнее всех были Куклы. Поначалу бесформенные ползучие сгустки эмоций, они прятались ночами в тени, разыскивая случайных прохожих, а когда находили, то незаметно присасывались к их воспоминаниям, оживляя себя в образах. Куклы могли создавать ложные воспоминания, чаще всего они принимали вид какого-нибудь умершего родственника жертвы. Из головы человека так легко выкинуть «плохие» воспоминания, Куклы это знали и занимали места почивших людей. Серыми тенями они бродили по Пассору и никто не мог их поймать.

Король не собирался решать сию проблему, а вот церковь Индерварда решила её сразу по приходу к власти. Отец Настоятель приказал действовать решительно и выдворить Кукол и прочих тварей из города раз и навсегда.

Святое воинство прошло сквозь городские ворота поздней ночью, когда жители спали. Рыцари считали, что уничтожают монстров, но они ошибались. Куклы почувствовали опасность и ушли из Пассора ещё неделю назад. Когда солнце взошло, мечи слуг Индервадра уже заржавели от крови невинных.

Дабы больше страшные чудовища не лезли в Иннир, Отец Настоятель велел отстроить неприступную стену. Святое воинство стало войском каменщиков они воздвигли укрепления во искупление злодеяний, хоть и совершили их неосознанно. Тогда Пассор умер и воскрес одновременно. Ранее низенькая городская стена теперь своей тенью затмевала всё на несколько километров вперёд. Под конец строительства даже прибыли маги круга, они подавали самые тяжёлые камни. За десять лет город вырос в несколько раз, он рос вместе со стеной. Требовалось всё больше рабочих и архитекторов, а также людей, которые будут рабочих обслуживать и развлекать. Жители Пассора боготворили Стену Благодетельницу, и отнюдь не за оборонительные качества.

Сквозь улицы, как корабль сквозь покорные волны двигалась процессия. В самом её центре, связанные по рукам и ногам мелкими шажками плелись заключённые. Океан толпы пока не решил, какие чувства он испытывает к пришельцам. Любить или ненавидеть?

***

Пассору не хватало казней. В мирное время город умирал и ничего не могло пробудить его от вечного сна, кроме струящейся по улицам крови. Жесткокожим жителям города-стены чаще всего приходилось встречаться с опасными магическими созданиями, они ненавидели магов, всей душой ненавидели. Аль Баян чувствовал на себе сотни взглядов, они раздевали его догола, смотрели сквозь кости. Они оценивали, заслуживает ли он поддержки великой толпы, достоин ли смерти. Вердикт был вынесен, и обжалованию не подлежал. Душераздирающий крик ознаменовал начало безумия. Толпа стремилась сомкнуться и поглотить ненавистных еретиков. Инквизиторам огромных усилий стоило отгонять взбесившихся горожан, жаждавших крови врага. Пленных спасало лишь одно — церковники всё любили делать официально, даже убивать.

В один момент процессия остановилась и стража разошлась в стороны, открывая пленникам путь в одну сторону — на эшафот. Первым поднялся Аль Баян. Ступая на второй порог, он остановился и замер, вслушиваясь в симфонию города. Стражник уже готовил копьё, чтобы подтолкнуть упрямого пленника. Вдруг Аль Баян вскинул голову к небу и закричал по-петушиному, да так громко, что звук разнёсся на несколько километров вокруг города. Растерявшийся охранник не сразу понял, что происходит, но потом спохватился и решил проблему лучшим из известных ему способов — ударил дубиной по голове, а затем приставил копьё к шее.