В час волка высыхает акварель (СИ) - Бруклин Талу. Страница 38

Воцарилось траурное молчание, тени танцевали в бликах костра, все звуки умерли: минута скорби о Белом короле.

— Как же вы поймёте, что нашли достойного? — Разрушил молчание Эдвард.

— Она скажет. — Вэрус достал из дорожной сумки скромный медный обруч.

— На величавую корону сие украшение похоже мало. — Отметил Поэт.

— Нам привили, что короли и аристократы должны жить в домах с золотыми крышами и есть лучшие блюда, но это не так. Воистину, многие этого достойны, но приз часто получают подлецы. С годами всё чаще и чаще. Этот обруч лишь с виду такой неприметный, однако, видит он суть. В нём живёт частичка души первого короля, на его мудрость надежды я и возлагаю.

— Вам больше не нужно возлагать надежды! — Радостно заявил Эдвард. — Позвольте представиться, моё имя Эдвард Фон Грейс, наследник престола, причём, далеко не последний. Всю жизнь я ставил целью стать правителем Иннира, совершил много ошибок, однако всё ещё готов служить людям. Я самоотвержен и умён, лучшего кандидата не найти! — Эдвард встал в горделивую позу и всячески сопровождал жестами свою речь, чему Вэрус только посмеялся.

— Садись, мальчик, мне даже не нужно надевать на тебя обруч, чтобы узнать результат. Ты помог нам, вылечил друга, и я уверен, в тебе много хорошего, но настоящий лидер не превышает своих достоинств, он скромен и смирён, готов отдать жизнь во имя счастья других. Ты не плохой, но ты не король, власть очень быстро тебя испортит. Таких как ты она искажает, роняет пагубное безумие.

Барон было хотел закричать на усомнившегося в нём своенравного, ничтожного червя, но его остановили. Аль Баян прошептал Эдварду следующие слова:

— Не будь дурачком, мой милый друг, я знаю, ты выше этого, ты умнее. Этот рыцарь видел больше тебя и живёт сотни лет, навряд ли ошибается он. Тебя ждёт академия и Аурелион, разве не достойная судьба?

Барон успокоился, хоть и затаил в душе обиду на рыцаря и «глупую» корону, что не признала его очевидных достоинств.

— А я знаю вас господа, всех знаю. — Включился в беседу Кёрт. — Поэт Илиас, колдун Аль Баян и мятежник Фон Грейс. — Друзья насторожились, ведь Кёрт носил одежду святого охотника. — Не тряситесь, не бросайте взгляд на клинки в телеге, вы мне не враги.

— С чего это нам верить? Святые охотники известны своей жестокостью и преданностью. — Сказал поэт и наградил Кёрта презрительным взглядом.

— Может другие, но не я. Пусть политики грызутся, а я буду решать реальные проблемы. — Кёрт похлопал лежащий подле него топор и загадочно ухмыльнулся, на лице проступили ямочки, а в глазах заплясал озорной огонёк.

— Это какие же, добрый господин? Просветите невежественных сынов дороги! — Поинтересовался Аль Баян.

— Самые человеческие. Как давно вы были в великом городе Массоре, господа? — Неожиданно спросил Кёрт, ответом ему послужили только невнятное мычание, Вэрус же сидел отстранённо, вдали ото всех, его не интересовали беседы в этот час.

— Зря мычите, невежды, Массор кормит вас всю жизнь. — Продолжил Кёрт — У нас самые плодородные поля и сады, мы добываем бесценные руды и изготавливаем лучшие лекарства, только вот при разговоре об Иннире Массор последним вспоминают. Нам досаждали еретики из Духословного леса, наши больные на голову мудрецы вывели кровожадное растение, чтобы разобраться с проблемой: столица отказывала в помощи, требуя всё больше и больше богатств. Не буду долго распинаться и сразу скажу, что эти трупные цветочки обернулись против нас, и теперь угрожают безопасности города. Я занимаюсь тем, что истребляю тварей, которые грозят остальной стране, таков приказ. Город в агонии, люди боятся выходить за стены, были случаи заражения в городском кругу, что страшно, а столица всё молчит, её заботит глупый мятеж в Тассоре. Я вот новости слышал, люди там при кардинале Данте лучше живут, так что они могут и подождать, а у нас — безнадёжность и отчаяние. Ей богу, был бы я с мятежниками, но есть проблемы поважнее. Очень мало людей могут совладать с этими тварями, я уничтожаю настоящих чудовищ и мне всё равно, что там пишут поэты, и кто какой магией занимается. Люди гибнут, этого нельзя допускать.

Борян Аль Баян немного погрустнел, что-то печалило его, Кёрт же грустить не собирался.

— Вот вы — поэт. Понимаю, вы ранены, но нога — не язык, зачитаете что-нибудь?

— Я вот не понимаю, где вы все взяли эту фразу? — Возмутился Илиас. — Вы же не подходите к плотнику на улице и не говорите: Вот вы — плотник. Сколотите что-нибудь. Вот вы — святой охотник, убейте еретика какого-нибудь! — Кёрт не ожидал такой реакции и немного отстранился, но быстро взял себя в руки и надел улыбку обратно.

— Извините, признаю, я неправильно попросил. Я знаю вашу «Песнь огня», многие критикуют сие произведение, а я считаю, что это верно — показывать войну такой, какая она есть, без прикрас и лжи, только смерть и боль. Ваши ожоги на руках о многом говорят. Прошу вас, как непризнанного глупым высшим светом мастера, зачитать любое ваше произведение, на выбор, хоть частушку, хоть матерный стих. Вы осчастливите меня этим! В военных кругах вас любят, господин Илиас. Другие поэты поют о жизни лживо, ведь сами не жили, а вы — человек военный, солдат, герой, хоть и не признанный. Жалею, что сразу не сказал — для меня было большой честью увидеть вас. Тот подвиг… Пойти против всех, чтобы спасти человека из огня! Вы не глупый болванчик, что бездумно следует приказам, вы человек. — В голосе Кёрта действительно слышалось истинное восхищение, он знал об Илиасе всё.

— Один вопрос перед тем, как я прочитаю стихотворение. — Поэт медленно проговорил каждую букву.

— Какой угодно.

— Откуда вы так много знаете? Некоторые не помнят, что вчера на завтрак ели, а вы совершенно случайно встретились с нами и всё знаете, откуда чёрт его дери?!

— Недуг. — Спокойно ответил Кёрт — У меня совершенная память — помню всё. Платье торговки на рынке. То, как ветер это платье поднял, и самое приятное — то, что под платьем. Помню всю историю королевства, все войны, всех людей, чьи имена слышал или видел лица. О вас, Илиас, я слышал от поклонников и солдат. О вас, Фон Грейс, мне рассказали некоторые отчёты, как и о чародее.

— Сочувствую вам. — Сказал Эдвард, он правда был опечален, Кёрта ждало ужасное будущее. — Вам следует меньше видеться с людьми и жить в максимально пустой комнате, если хотите дожить до старости. Иначе, мозг расплавиться от перегрузки.

— Вы неверно сказали, Фон Грейс, если хочу существовать до старости, а я не хочу. Лучше сделаю что-то хорошее и полезное, буду жить на всю катушку! А насчёт болезни не переживайте, твари разорвут меня раньше, чем она дотянется до моего мозга… Хотя, а что терять то? В голове всё равно пусто, как и в кошельке! Хватит грустить, господа, все умрёт когда-то, читайте стихи, Илиас, только живые читают стихи! А мы ведь живы пока!

Илиас немного подумал, глядя на завораживающее пламя костра, а потом начал тихо декларировать строчки, впервые за долгое время:

Есть люди, которых ветер всё несёт куда-то

Нам не удержать их в тяжёлых кандалах

Каждый день ветерок нашёптывает им истории о прекрасных бриллиантовых дворцах и шаловливо приоткрывает дверь, маня в дорогу

Нельзя птицу вольную в клетке запирать

Она не виновата, что крылья ваши иссохли давно, и не можете вы с ней летать

Белые голубки и соколы медленно увядают в томительном плену

Тюрьма тюрьмой остаётся, даже если клетка велика

Путь летят они к прекрасным дворцам, но помнят дорогу обратно, где мы их ждём, ничего нам больше не остаётся

Есть люди, которых ветер всё несёт куда-то

А нам остаётся только ждать их, рыдая по своим опавшим крыльям

Илиас замолк и спустя несколько растянувшихся в вечность минут осмелился нарушить задумчивую тишину, поэт не любил оваций, он желал, чтобы его стихи рождали мысли, а не глупое ликование.