Жук в Муравейнике (СИ) - Обава Дана. Страница 68

Вдруг экран интеркома рядом с прозрачной дверью начинает показывать не коридор снаружи, а другое помещение. Там какие-то тени пляшут сбоку, слышатся звуки борьбы. Я подскакиваю ближе.

— Это кухня! — прежде всего определяю я и, выхватив карту Мориса из считывателя, открываю дверь. Морис не успевает на этот раз "позаботиться" обо мне и перехватить. Выскакиваю наружу и, практически не оглядываясь вокруг, несусь к лестнице, а потом вниз и на кухню.

Там живой и слишком здоровый Бракт дерется с Лексом, и, к сожалению, выглядит в этой борьбе более уверенно. Но хотя бы пистолет он уже где-то потерял.

Парни мутузят друг друга с какой-то дьявольской жестокостью. Лицо Лекса разбито в кровь, но он не сдается. Повсюду валяется посуда, столешница повреждена.

Оглядевшись, поднимаю с пола сковородку, но она как орудие не годится — слишком легкая, и, кажется, ее можно свернуть в трубочку, особо не напрягаясь.

— Не надо, не честно, — говорит подоспевший Морис, вынимая ее у меня из рук. Мне же, честно говоря, на честность их поединка немножко наплевать. Но я не успеваю сказать, куда ему с этим идти. Бракт бьет Лекса ногой в живот и тот пробивает собой перегородку между секциями кухни. Бракт пытается пролезть через дыру, хотя разумнее было бы перегородку обойти. В награду за это решение, картина висящая над дырой, падает на него и захватывает в рамку. Бракт остервенело рычит.

Перебежав во вторую секцию, вижу что Лекс, пошатываясь, поднялся. Между соперниками на секунду оказывается массивный стол, который, возможно сделан из выроста пород Муравейника, а значит, не сдвигаем. В его центре на подставке находится единственное в доме оружие, которое не под замком. Это какой-то иномирский меч, а, может просто украшение в виде меча.

Бракт, скинув с себя рамку, снова нападает, и Лекс наносит ему неплохой удар в торс. Они сцепляются, Бракт бьет Лекса об стол, но Лексу удается ему так засандалить по горлу, что тот, поперхнувшись, отступает. Всего на мгновение, но вдруг Морис забывает о своей политике невмешательства и, схватив с подставки небольшой аквариум, окатывает Бракта мутной водой. Тот снова рычит, делает выпад к Морису, но останавливает себя. Снова поворачивает к Лексу, пропускает один удар, но добавляет от себя несколько. Лекс падает на пол, пытается подняться, почти обессиленный. Но Бракт видимо решает, что эффектнее будет добить его мечом, поэтому, сделав рывок, тянется к нему. Пытаюсь броситься на Бракта, надеюсь дать Лексу хоть пару секунд на передышку, но Морис тянет назад. На этот раз вовремя. Бракт хватается за меч и вдруг его начинает бить током.

Жуткое-жуткое зрелище! Но Морис кидается к панели с тумблерами, которую я даже и не заметила, и щелкает всеми подряд. Бракт падает на пол бездыханным.

Лекс смотрит на него, тяжело дыша и так и не поднявшись на ноги.

— А ведь по-честному, без этой железяки, он бы меня уделал, — говорит он через минуту.

— Он бы нас всех уделал, — отмечает Морис. — Нам повезло. Хорошо, что тебе самому не пришло в голову за него схватиться.

Я уже нашла в ящике очень мягкое чистое полотенце и сажусь рядом с Лексом, осторожно вытираю его лицо от крови.

— Пришло, — Лекс морщится, но не противится моим действиям. Кровь залила ему и глаза, и рот. — Только как говорится, не умеешь, не берись, а я с мечами не умею, — проговаривает он.

Опираясь на меня, Лекс тяжело встает.

— Все выходы заперты, — говорит он, — карта офицера Пайама нигде не действует.

— Этого следовало ожидать, — вздыхает Морис. — Только не понятно, чего хозяева еще от нас ждут. Свою порцию зрелищ они уже получили.

— Возможно, двери разблокируются, когда мы заберем приз, — предполагает Лекс.

— Идемте, — киваю я. В таком состоянии другу подниматься по лестнице да и вообще идти тяжело, но я тащу его за собой. Вряд ли нас просто так отпустят, но если я права на счет лаза, мы, возможно, сможем все выбраться через кабинет Толлека.

Поднявшись по лестнице, бредем к спальне. Мы, поддерживая Лекса, смотрим вперед, а вот сам он вертит головой и кое-что замечает.

— Новая дверь открылась, — констатирует он. Мы застываем. Это хорошо или плохо?

Повернув голову, действительно вижу, что еще одна из дверей стала прозрачной, но с такого ракурса можно разглядеть лишь очень небольшую часть помещения позади нее.

— Ну, пошли, — предлагает Лекс. Все вместе разворачиваемся и подходим к комнате, которая подписана как ромашковая спальня. Отсюда, от входа теперь видно почти все: светлую спальню с небольшими желтыми акцентами. Спальный модуль молочно-белого цвета с трех сторон закрыт шторкой с ромашками, так что есть ли кто внутри непонятно. Рядом стоит непонятное устройство на колесиках с экраном и кнопками, но в остальном похожее на тумбу с несколькими ящиками.

— Думаю, что нам полагается туда заглянуть, — говорит Морис и, не получив возражений, открывает дверь. Мы все подходим к модулю, и он приотодвигает шторку. Что-то за ней приводит его в шок, но, поборов себя, Морис резче толкает штору и она автоматически раздвигается со всех сторон.

Чуть свыкнувшись с тем, что мы видим, подходим вплотную к модулю с разных сторон. Внутри на матрасе лежит тощее тело изможденного старика в полосатой пижаме, по цвету больше подходящей для той первой открытой спальни, если конечно он имел привычку подбирать себе одежду, гармонирующую с обоями. Под головой у него редкая для Муравейника подушка. Рубашка на груди распахнута и видны прилепленные к груди датчики. Перед ним на перемещаемой подставке находится включенный экран, но смотрит он в другую сторону — на стену с висящей на ней картиной.

Точнее говоря, смотрел. Дорогой спальный модуль, способный поддерживать внутри задаваемые условия, в данный момент настроен на то, чтобы превратить навсегда уснувшего в нем человека в мумию. Рот мертвеца распахнут. На шее находится странное устройство с винтами. Жуткий мертвый взгляд с кажущейся ненавистью смотрит на нарисованных на картине людей. Можно предположить, что в тот час, который стал для старика последним, шторка была отодвинута. Несмотря на постигший его конец, лицо этого человека имеет большое сходство с фотографией Толлека — хозяина этих апартаментов и, как мы думали, хозяина игры.

Со стоном нагнувшись, Лекс заглядывает на висящий перед мертвецом экран.

— Видео с камер внутреннего наблюдения, — проговаривает он, держась рукой за бок.

— Должно быть, наблюдал за уборщиками, — предполагает Морис. — Похоже, он был чем-то болен и какое-то время не вставал с постели. А это должно быть устройство, следящее за его жизненными показателями. — Он кивает на агрегат рядом с модулем.

— По-моему, это и есть Толлек, — говорю я.

— Значит, главный в игре не он, а тот усатый офицер, Пайам, — кивает Лекс. — Решил воспользоваться для ее завершения чужими апартаментами.

— Но Бракт говорил, что Толлек уехал из Муравейника несколько дней назад. И Кирилл также говорил, что человек, которому принадлежал напавший на нас робот, уехал.

— Наверняка, эту информацию не сложно подделать, — пожимает плечами Морис. — Он специально положил Толлека в закрытую спальню, — продолжает рассуждать он, — чтобы никто, в том числе уборщики, не знали, что он настолько плох, а потом, что он умер. Чтобы апартаменты остались на какое-то время в полном распоряжении офицера, и он мог вести с нами игру.

— Я думал, что игра — прихоть скучающих богачей с верхних уровней, обладающих комплексом бога, кучей возможностей и свободным временем, — Лекс тяжело опирается на заднюю стенку модуля. — Но, выходит, нашу игру вел офицер стражей. Ему-то это зачем?

— Может из мести, — Морис отходит в сторону так, чтобы больше не видеть мертвеца. — А может просто садистские наклонности, как у большинства стражей. Не все ли равно?

— Не отмахивайся, — возражает Лекс, — нам нужно понять его мотив, если мы хотим договориться с ним о нашей дальнейшей судьбе. Кстати, раз хозяин апартаментов теперь с нами, не попробуешь ли ты пошуровать в домашней системе?