Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 102
— Помолвка — это формальность! — нервничает Генка, дрожащими руками беря свою чашку. — Мы решили, что это поможет тебе определиться!
— Мы? Не я с тобой, а ты с мамой? Я правильно понимаю? — злобно прищуриваю я глаза.
Генка стискивает чашку и защищается:
— Мы желаем тебе только добра! Мы прекрасная пара!
— Это вы с мамой прекрасная пара! — соглашаюсь я. — В этом у меня никаких сомнений нет вот уже лет пятнадцать!
— Я самый близкий тебе мужчина! — Генка ставит свою чашку на стол и хватает меня за руку, чуть не выбив из моих рук мою чашку.
— Самый близкий мне мужчина — это мой отец! — я веду нешуточную борьбу за свою руку.
— Так будет не всегда! — парирует Генка, пока выигрывая борьбу. — Каждому надо создать свою семью, родить своих детей.
Неожиданно возникшие в воображении картинки заставляют меня перестать бороться: я и Генка. Вот мы лежим в супружеской постели, а Сальмонелла в длинной ночной рубашке и чепце, со свечой в руках, стоит над нами. Вот наши дети, мальчик и девочка. Вот Сальмонелла кормит их кашей. Вот Сальмонелла ведет их в школу. Вот Сальмонелла ходит на родительские собрания. Вот…
Трясу головой, чтобы выбросить из нее эти страшные фантазии. Генка, неверно поняв мое бездействие, рывком поднимает меня со стула и начинает целовать. Прихожу в себя быстро, даже мгновенно. Звонкая пощечина оставляет на Генкиной щеке хорошо заметный отпечаток.
— Ты чего?! — Генка шарахается от меня и трет щеку.
— Гена, — начинаю я с примирительной интонацией в голосе. — Я невеста совершенно другого человека. Мы… встречаемся. Вчера я познакомилась с его семьей. Твои… Ваши с мамой фантазии насчет нас с тобой не имеют никакого смысла. Ты просто теряешь время…
— У тебя там всё несерьезно… — перебивает меня Генка.
— Да с чего ты это взял? — удивляюсь я. — Что ты можешь знать обо мне и моей жизни?
— Достаточно, чтобы понимать, что мы с тобой созданы друг для друга! — Генка достает из холодильника упаковку замороженных полуфабрикатов и прикладывает к щеке. (Да ладно! Неужели я так сильно его ударила?)
— Гена! Расскажи мне про дневники, — спрашиваю я без подготовки.
— Какие дневники? — равнодушно бурчит Генка, морщась и прижимаясь к полуфабрикату.
— Дневники, которые ведут рефлексирующие люди, записывая свои впечатления после прожитого дня, — нервно-терпеливо объясняю я, начиная торопиться и боясь, что вот-вот заявится хозяйка квартиры.
— Я не веду дневники. Я вообще не поклонник эпистолярного жанра, — ворчит Генка.
Никакого страха, замешательства или наигранности… Значит, Сальмонелла ведет игру, кое-что скрывая даже от сына… Всё! Генка бесполезен.
— Ладно! Пока! — бодро и весело говорю я, отправляясь на выход.
— Нина! — окликает меня растерянный Генка. — То есть мы с тобой… никак?
— Никак. Никогда. Нигде, — негромко говорю я. — Ген! Будь справедлив и честен, мы с тобой даже в детстве не особо дружили… Да, общались два-три раза в месяц, но не более…
— Ты мне очень нравишься, Нина! — Генка смотрит на меня глазами побитого щенка. — Почему мы не можем попробовать?
— Гена! Услышь меня, добрый мой приятель! Я невеста другого человека. Я скоро выйду замуж… Или не выйду. Но ты ни к первому варианту развития событий, ни ко второму не имеешь никакого отношения! — вздыхаю я и сама открываю входную дверь.
— Нина? — за порогом квартиры Сальмонелла с Иваном Яковлевичем. — Деточка! Ты пришла к нам в гости? Почему не предупредила? А мы вот в поликлинику ходили… А что вы делали с Геной? Впрочем, не мое дело, а дело ваше, молодое! — Мы с Геной искали дневники, — растягивая губы от уха до уха, вызывающе сообщаю я.
Лицо Сальмонеллы вытягивается и меняет цвет от привычного землистого через розовый до красного. Взгляд, полный досады и растерянности, перебегает с меня на сына и обратно. Но надо отдать должное талантливой женщине, она довольно быстро приходит в себя.
— Куда же ты пошла? Оставайся! Будем пить чай. Я пирогов напекла!
— Мы с Геной уже и чаю напились, и наболтались! — лукаво говорю я, вызывая в выражении лица Сальмонеллы мимолетную, едва уловимую эмоцию, имя которой… гнев.
Выбегаю из подъезда и, еле-еле успев затормозить, с размаху натыкаюсь на высокую и широкую стену — Евгения. По сложившейся у нас с ним традиции, мой личный охранник тут же катастрофически пугается личного контакта и делает шаг назад.
— Разрешите проводить вас до машины, — и это не вопрос.
Нашел всё-таки… Странно было бы это не предположить. Значит, Холодильник узнает, где я была, и скоро.
Евгений провожает меня к своей машине, и я сажусь на заднее сидение, попадая прямо в руки Холодильника. Не узнает, а узнал…
— Здравствуй, Нина! — работает первая программа заморозки.
— Здравствуй, Саша! — находчиво здороваюсь и я.
— Ты ходила в гости, Нина? — обманчиво ласково спрашивает Холодильник.
— Я ищу авторов и исполнителей своего драматического дневника, — откровенно рассказываю я, для усиления эффекта добавив. — Саша.
— А поделиться со мной своими планами? — Холодильник впервые не покупается на свое имя из моих уст.
— Мне показалось, что ты утратил интерес к этому дневнику, — парирую я.
— Мне достаточно знать, что это не ты, — не размораживается Холодильник.
— А мне этого недостаточно! — возмущаюсь я, сложив руки на груди. — Мне нужен автор!
— Хорошо, — просто и спокойно отвечает Холодильник. — Я тебе его найду.
— Я сама хочу его найти! Это мое дело! — начинаю я привычные боевые действия.
— И поэтому ты идешь его искать в квартиру к Гене Муравьеву, когда дома только он один?! — вспоминаю, как папа радовался, что в нашем холодильнике есть функция "суперзаморозка". В моем Холодильнике она тоже есть, оказывается.
— Ты намекаешь на то, что я с Геной чем-то там занималась? — сразу завожусь я, и оказываюсь в объятиях Холодильника.
— Нет! — горячо выдыхает мне в лицо Холодильник. — Не намекаю. Если бы я только заподозрил подобное, вам обоим было бы несдобровать. Особенно Гене. Я поражаюсь твоей глупости! Идти одной в квартиру к одинокому влюбленному мужчине, который может сделать с тобой что угодно!
— С Геной справится даже первоклассник! — смеюсь я. — Вот я недавно была в квартире одного одинокого мужчины, с которым не справится и мой Евгений… И ничего… Никто меня не обидел!
— Этот сильный мужчина не обидел тебя только потому, что ты ему дороже, чем всё, что у него есть, — шепчет Холодильник и целует меня в кончик носа, хотя я уже приготовилась к поцелую в губы и даже их выпятила, совсем чуть-чуть, заметно только мне.
— Генка ничего не знает, — сообщаю я, смутившись от того, что Холодильник мог заметить движение моих губ, и от того, что он так и не поцеловал меня в губы. — Надо колоть Сальмонеллу!
Холодильник смеется и тягуче медленно целует обе моих руки, сначала ладони, потом тыльную сторону.
— Как прикажете, моя принцесса! Ваш верный рыцарь готов колоть всех ваших врагов и Сальмонеллу тоже.
Пока мы едем до агентства, Холодильник придумывает варианты, как организовать встречу с Сальмонеллой на своей территории.
— Всё не то! — нетерпеливо морщусь я. — Надо, чтобы Римма Викторовна или Павла Борисовна позвонили ей и сказали, что агентство приглашает ее обговаривать детали праздника-помолвки Гены и Нины.
— Плохая шутка! — резко отвечает Холодильник, стискивая мою левую руку до боли.
— Это важная дезинформация! — горячусь я, ойкая от боли. — Иначе она не придет. Особенно после того, как Генка выдаст ей наш с ним разговор в подробностях.
— Я тоже хотел бы узнать о нем в мельчайших подробностях, — слегка рычит Холодильник, целуя каждый палец моей левой руки, словно извиняясь за невольно причиненную боль.
Я охотно рассказываю о своей встрече с Генкой, почти дословно, опустив только пару деталей: как Генка хватал меня за руки и как целовал. Холодильник подозрительно смотрит на меня, словно не просто догадывается, что я что-то скрываю, а точно знает, но ничего не говорит. Спасаю Генке жизнь по старой дружбе, а Сальмонелла всё равно бессмертна.