Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 100

— Чем дорада Матвея! — наконец, нахожу я нужное сравнение.

— Так и должно было быть, — совершенно серьезно, без улыбки, констатирует Холодильник. — Еще на десертах он меня может попытаться опередить. Именно, только попытаться! То на рыбе и мясе, увы… Что он делает лучше, так это супы! Терпеть не могу их готовить!

— А как же сегодняшний борщ? — не верю я.

— Это страшный секрет! Но борщ делал дед! В русской печи. Чтобы такой борщ сделать, нужно время. Он его несколько часов в печи томил. Я бы просто не успел, — сознается шепотом Холодильник.

— У тебя интересный дед. Оригинальный такой… Сколько ему лет? — с любопытством спрашиваю я.

— Семьдесят девять. Первого июня ему восемьдесят, — говорит Холодильник. — Может, ему праздник в нашем агентстве заказать? Возьмешься?

— Не знаю… — теряюсь я. — Захочет ли он? Справимся ли мы?

— Не волнуйся! Я пошутил! Дед ни за что не захочет! — смеется Холодильник, подкладывая на мою тарелку овощи. — Он гордится тем, что живет отшельником. В город ездит редко. Продукты привозим мы с отцом.

— А бабушка у тебя была? — спрашиваю я и только потом понимаю, что вопрос неделикатный.

— Бабушка? Была, — Холодильник не сердится и не удивляется моему вопросу. — Она умерла, когда мой отец еще в школу ходил. Так что я ее никогда не видел, и бабушкой в полном смысле она стать и не успела.

— Жаль! — вздыхаю я и быстро переключаюсь на другую тему, выбрав еще один дурацкий двусмысленный вопрос. — А почему мы остались ночевать?

Двусмысленность вопроса я понимаю не сразу, а только тогда, когда Холодильник отвечает:

— У меня самого есть несколько версий. Первые десять тебе не понравятся. Они одинаково безнадежные. Запасная звучит прилично и убедительно: ты боялась, что наши отношения развиваются для тебя слишком быстро. Ты даже сказала "катастрофически быстро". Вот я и решил их притормозить, замедлить…

— И поэтому мы остались одни в большом доме на краю поселка на всю ночь? — дух противоречия подбросил мне этот вопрос и напитал его горьким сарказмом.

— Одни мы остались из-за детской вредности моего деда, — возражает Холодильник. — Я ничего не подстраивал. Повторюсь, я дождусь, чтобы ты пришла ко мне сама.

Натренированные за прошедшие полгода эмоции мгновенно реанимируются и атакуют собеседника:

— А если не приду?

— Я пока не разрешаю себе думать о таком варианте, — спокойно отвечает мне Холодильник, его напряжение еле заметно, но оно точно есть.

— Вернемся в дом? — вежливо спрашиваю я, подавляя рвущиеся с языка реплики. Но само предположение, что он так уверен в моей капитуляции, раздражает, бесит, подбрасывает. Сейчас спорить с ним опасно и чревато. Держусь из последних сил, пугая себя мыслью, что он передумает и придет ко мне сам.

— Можешь запереться изнутри, — усмехается Холодильник, провожая меня в мою комнату. — Если ты не веришь, что я сдержу свое слово.

— Спокойной ночи! — гордо отвечаю я и всё-таки запираюсь.

Утро приходит слишком рано, кажется, я только что залезла под одеяло, а уже назойливое солнышко щекочет мое лицо. Прячусь под одеяло с головой, но сон уже как рукой сняло… Долго стою под душем, не торопясь мою голову, еще дольше чищу зубы, до боли в деснах. Надеваю домашний серый костюм, распускаю мокрые волосы, чтобы высушить, фена в ванной комнате я не нахожу.

Спускаясь по лестнице, снова, как и вчера, слышу спорящие мужские голоса, только теперь они принадлежат троим. На первом этаже Холодильник, дед Саша и… Юрий Александрович.

— Доченька! — радостно и тепло приветствует он меня, обнимая и целуя в щеку.

— Здравствуйте, Юрий Александрович! — растерянно улыбаюсь я, не зная, что еще сказать.

— Вот, Нина! — смеется дед. — Можете сесть за завтраком между двумя Александрами Юрьевичами и загадать желание.

— Я на этой неделе уже загадывала желание. Разве два можно? — смеюсь я в ответ. — Саша угощал меня чаем "Исполнение желаний".

— Сашка — шарлатан, — подмигивает мне дед. — А сесть между тезками — средство проверенное и надежное.

— Дед! Не подкатывай! — строго говорит Холодильник, но глаза цвета теплого меда тоже смеются.

Холодильник усаживает меня возле себя, напротив отца и деда, и ставит передо мной миску с гречневой кашей.

— Как и обещал. Каша из печи.

— Твоя или Александра Юрьевича, как борщ? — подкалываю я.

— Его-его! Не сомневайся! — выдает внука дед. — Он ее с вечера томиться поставил!

Большой ложкой ем кашу и издаю стон удовольствия.

— Боже! Это не может быть человеческая каша!

— А можно одно маленькое желание за такую кашу? — тут же спрашивает Холодильник, прижимаясь ко мне под столом бедром.

Я давлюсь от неожиданности и долго кашляю.

— Прости! Напугал тебя! — пугается Холодильник.

— Потому что торопишься! — вдруг резко говорит Юрий Александрович.

— Я? — пищу я от неожиданности.

— Что ты, деточка! — успокаивает меня старый Хозяин. — Я говорю это сыну.

— Отец! Даже не начинай! — рычит Холодильник, взяв мою руку в свою.

— Я хочу поговорить с Ниной! — категорично говорит Юрий Александрович. — Наедине!

— Нет! — вот теперь окрик Холодильника точно похож на рычание.

— Отстань от ребенка! — дед вступается за внука. — Не позорьте меня перед девушкой в моем доме! Уезжайте и разговаривайте в городе!

— Никто никуда не поедет, пока я не поговорю с Ниной наедине! — чеканит слова Юрий Александрович, и я замечаю, как Холодильник всё-таки похож на своего отца. И категоричный тон, и тяжелый взгляд, и аура силы, уверенности в себе.

Перевожу взгляд с сына на отца, с отца на деда. Климов-младший и Климов-средний сверлят друг друга бешеными взглядами. Климов-старший явно наслаждается ситуацией и даже мне подмигивает.

— Выйди, отец! — просит Климов-средний деда. — И ты, сын! Выйди! Оставьте нас с Ниной.

— Нет! — Холодильник не дает пошевелиться мне, и сам не двигается.

— Хорошо! — внезапно соглашается Юрий Александрович. — Поговорим с тобой, сын, при Нине. Должна же она узнать…

— Какие языки? — вдруг спрашивает меня Холодильник, целуя мою левую руку в ладонь.

— Языки? — не понимаю я вопроса.

— У тебя два иностранных языка по анкете. Какие? — нетерпеливо повторяет вопрос Холодильник и отпускает мою руку.

— Французский и английский, — бормочу я, недоуменно оглядываясь по сторонам.

Холодильник начинает быстро и эмоционально говорить с отцом на… немецком языке. Юрий Александрович усмехается, но отвечает. Так же бегло, но менее эмоционально. Пока на меня никто не смотрит, достаю из кармана телефон и под столом включаю диктофон.

Некоторое время отец и сын обмениваются репликами, и со стороны мне кажется, что я смотрю фильм про войну. Вот Холодильник поворачивается ко мне и говорит:

— С какой целью заброшены на территорию Советского Союза?

Кино и немцы! Трясу головой, и Холодильник повторяет свои слова:

— Нина! Попрощайся с Юрием Александровичем. Он уже уезжает!

Климов-средний открывает рот, чтобы что-то сказать, но не говорит и, кивнув мне и деду на прощание, выходит.

— Что это было? — осторожно спрашиваю я.

— Обычные проблемы отцов и детей! — устало бросает Холодильник.

— Артисты больших и малых! — веселится дед. — А я всё думал, зачем вам с Юркой столько языков? Теперь понятно! Это чтобы деду ничего не понятно было! Издеваетесь над стариком!

— Ну какой же вы старик! — искренне говорю я. — Всем фору дадите! С сыном как ровесники выглядите.

— Это потому, что я Юрку в девятнадцать лет состряпал. А он мне Сашку только в тридцать! — объясняет насмешливый мужчина. — Вы приезжайте ко мне, Нина! Можете и без Сашки! Даже лучше без Сашки!

— Дед! — нежно окликает Холодильник.

— Внук! — ласково отвечает дед.

Дорога обратно кажется мне длиннее, а я безумно тороплюсь. Получив несуразные ответы на свои вопросы, Холодильник оставляет меня в покое и включает музыку.