Триумф поражения (СИ) - Володина Жанна. Страница 71
А вот сама виновата! Эту огромную голубую футболку я купила папе, но ему не понравился принт: Ежик в тумане и надпись "Если тебе одиноко и на душе гадко, выйди в туман и крикни: "Лошадка!"
— Нет, Нинка! — замахал на меня руками папа. — Я такой авангард не ношу.
И бесполезно объяснять, что авангард — это нечто другое. Хорошо, сама буду носить.
Футболка мне велика чудовищно, поэтому ткань охотно падает с плеча почти до локтя. Скриплю зубами и тащу футболку на место. Холодильник не делает попытки повторить шалость.
— Я тогда подумал… — Холодильник обхватывает губами мочку моего уха. — Таких глаз не бывает! Какие красивые линзы! У вас хороший вкус, Нина. Вы удачно подобрали комплект.
Как малолетка попадаюсь на хитрость, открыв глаза и возмутившись:
— Это не линзы!
Холодильник парализует меня своей улыбкой, используя ее как тяжелую артиллерию. Потом осторожно целует сначала правый глаз, потом левый.
— Не хотите поцеловать меня в ответ? — смеется он. — Успокоить? Вдруг у меня клаустрофобия?
— Я хочу выйти отсюда и получить ответ на свой вопрос! — ловко вырвавшись и вскочив на ноги, я нажимаю на нужную кнопку. Лифт мягко дергается и достигает нужного этажа. Холодильник встает, смотрит на меня тяжелым взглядом представителя Священной Инквизиции.
— Я почти поверил вчера, что у меня получится, — говорит Холодильник, беря меня за руку и целуя ее. — Всем свойственно ошибаться. Даже таким самонадеянным мужчинам, как я. Мне жаль, что вы оказались другой. Но и это не заставит меня отказаться от вас.
— Хватит говорить загадками! — трясусь я от злости, внезапно замерзнув в своей нелепой футболке. — Вы хотели мне что-то показать?
— Вы это, несомненно, видели! — зло усмехается Холодильник и, не оборачиваясь на меня, быстро идет в свой кабинет. — Я вам просто это верну!
— "И Канатчиковы власти колют нам второй укол!" — пою я строчки из песни Высоцкого. В сумасшедшем доме не была, но теперь легко себе его представляю.
В кабинете у Холодильника прибрано. Сразу бросается в глаза отсутствие огромного керамического гепарда. Хозяин подходит к своему столу и, достав несколько тетрадных листов в клеточку, буквально бросает мне.
— Узнаете, откуда вырвано?
Тетрадные листки в клетку действительно откуда-то вырваны впопыхах, неаккуратно. Листы исписаны крупным почерком, очень похожим на мой, но не моим. Так. Уже легче. Теперь прочтем, и всё станет ясно.
Я плюхаюсь на диван и начинаю читать. После первых двух предложений распахиваю глаза на Холодильника.
— Что это?
— Ваш дневник, я полагаю, — горько-ехидно отвечает Холодильник и уходит к окну, отвернувшись от меня на ночной город.
"Сегодня я выиграла в карты на желание у Холодильника. О! Это чувство победы над монстром! Оно непередаваемо! Спасибо, папочка, что научил меня играть в карты, иначе уже сегодня ночью я была бы изнасилована цинично и просто, как наложница султана".
Потрясенно смотрю на спину Холодильника и чувствую, как шевелятся волосы на голове.
"Конечно, Холодильнику не понравилось мое желание, и он наложил на него двухмесячное "вето", но это же шестьдесят дней свободы от его назойливого внимания! Всё-таки я молодец! Откуда берутся мужчины, не понимающие слова "нет"? Кстати, Матвей совсем неплох, кажется запал на меня, надо будет это использовать".
Я не помню, чтобы хоть что-то, даже маленькие замкнутые пространства, пугали меня так, как эти тетрадные листы.
"Холодильник ел меня глазами весь спектакль в мюзик-холле. Еще этот Кирилл Иванович со своими липкими взглядами! Марго скоро просто зарежет меня фруктовым ножом. Хотя… Права Ленка, это тоже можно использовать. И возвращение Юрия Александровича можно использовать, надо только подумать как".
Холодильник вдруг резко разворачивается ко мне и смотрит, не отрываясь, пронизывающим, испытующим взглядом.
"Было очень смешно слушать Светлану и Кристиночку, прячась с Ленкой в кабинке туалета. Полезное подслушивание. "Общая" девушка Матвея и Холодильника хороша! Как Светлану поддевала! Но и Светочка не промах. Надо же… Двадцать лет, а выдержка как у сорокалетней стервы".
— Почему Холодильник? — неожиданно спрашивает он.
— Белый, большой, широкий, холодный, — говорю я, глядя ему в глаза. Взгляд не отвожу. — Всё проще простого. Графологическая экспертиза.
— Я думал об этом первые несколько минут, — тихо отвечает мне Холодильник. — Но серьезно додумать эту мысль не смог. Скажите, госпожа Симонова-Райская, что из написанного вами…
— Не мной!
— Хорошо, — равнодушно соглашается Холодильник. — Что из написанного на этих листах не ваши мысли?
— Оценки и выводы! — тут же отвечаю я.
— А факты, события, люди?
Долго молчу, глядя на проклятые листки, потом поднимаю на него глаза.
— Это правда. Почти.
— Я так и думал, — Холодильник щурится хищно, остро. — Я оценил ваш ход. Вы решили меня отвратить от себя всеми возможными способами. Я так понимаю, что Геннадий Муравьев просто вырвал и выкрал эти странички из вашего дневника, чтобы как-то использовать в борьбе за ваше тело и душу? Но проболтался матери. Или все это по ее заданию.
— У меня никогда не было никаких дневников, кроме школьного, — говорю я, вставая с дивана.
— А это уже неважно! — Холодильник подходит вплотную ко мне. — Там, в небе, я понял, что всё равно не откажусь от вас.
— Чтобы отомстить? — бред происходящего не умещается в сознании.
— Подойдет любой вариант, который вы придумаете, — пожимает плечами Холодильник. — Мне всё равно. Я приму любой.
Большая рука ложится на мое горло, не сжимая, нежно, трепетно.
— Как жаль, что ты другая, — шепчет Холодильник и целует меня. И это поцелуй-наказание. Ему не нужно, чтобы я отвечала. Ему нужно завершить игру в желания и ограничители.
В голове стучат молоточки и поет Высоцкий:
Тех, кто был особо боек,
Прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик,
Как ведьмак на шабаше.
Развяжите полотенце,
Иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце
И бермутно на душе.
Глава 30. Ультиматум
Прежде чем ворошить чужое белье,
надо удостовериться, выстирано ли свое.
Народная мудрость
— Листы остались у Холодильника? — уточняет задумчивая Ленка.
— Да, — говорю я ей, разливая по чашкам горячий зеленый чай. — Сначала швырнул мне, сказал, что экспертиза его уже не интересует. Ему не важно, я это писала или не я. Потом…
— Как это не важно? — перебивает меня Димка, огорошенный новостью, он даже привстает со стула. — Да это самое главное! Тебя очернили, оклеветали!
— Неужели он верит, что это ты? — Ленка потрясена ситуацией.
Мы сидим в моей гостиной и пьем чай. Я вываливаю на друзей подробности произошедшего вчера (ну, почти все подробности…). Сказать, что они в шоке — ничего не сказать.
— Видимо, да, верит, — вздыхаю я, чувствуя, что это всё-таки обидно и задевает.
— Хорошо, — начинает рассуждать Костик. — А почему, если это не ты, это тоже не важно?
— Прочтете — поймете, — снова вздыхаю я, доставая телефон. — Просто он спросил, правда ли то, то там написано…
— Какая правда? — Ленка давится чаем. — Откуда там могла взяться правда?
— Понимаешь, там почти всё, как будто это я писала! — до сих пор не могу прийти в себя.
— Почти? — хватается за слово Ленка. — Что значит почти?
— Навязчивые, повторяющиеся фразы о том, что я хочу всех использовать, — объясняю я друзьям. — И Матвея, и Кирилла Ивановича…
— Жаль, что прочесть нельзя! — сетует Димка. — Можно было бы, кроме графологической экспертизы, сделать и стилистический анализ. Мама помогла бы. Такие подписи под заключением поставили бы — Холодильник обалдел бы! Это люди уровня Даля и Лихачева.
— Ой! — пугаюсь я. — Такого уровня не надо!