Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша. Страница 87

Позволить психиатрам ходить по собственной квартире Веру вдохновило именно злорадство. "Он теперь в лучшем мире, а вы все по-прежнему блуждаете в трех соснах!" — хотелось выкрикнуть ей. Они обшарили почти всю квартиру и так и не нашли священных записей Учителя. Вера вышвырнула гостей, как только это стало ясно. Едва ли Григорий вел тайные записи. Больше никаких психиатров в ее жизни!

Вера пошла закрыть дверь и, вернувшись в гостиную, неожиданно обнаружила в кресле Ирину. Хранительница так увлеклась разгоном гостей, что не обратила внимания на обычно сосредоточенную и спокойную докторшу. Чего ей надо? Вышвырнуть Понятых Вере не давала благодарность. Ирина по-прежнему занималась Любой, которая понемногу, кажется, даже начинала приходить в себя после инцидента, она же обучала Иннокентия, так что новый психиатр никому не доставлял проблем. Эта хранительница заслуживала хотя бы вежливого тона.

— Вроде бы ваши на сегодня закончили, — произнесла Вера, удивленно глядя Ирине в глаза.

Ученица Григория кивнула.

— Но не я. Простите за демонстрацию непокорности. Дело в том, что дневники доктора Курцера в действительности существуют. Я видела, как он писал их. В воспоминаниях. Позвольте мне забрать эти вещи, пожалуйста. Я думаю, что уже достаточно продемонстрировала дружелюбие вашей больнице и свои способности, работая с Любовью.

Вера подняла брови. Этого она услышать не ожидала. Но ей нравился уверенный тон Ирины. Неприязнь, которую хранительница раньше испытывала к этой женщине из-за ревности, немного подернулась дымкой уважения. Они стоили друг друга. И сейчас, когда рядом не было Григория, Вера готова была признать, что Ирина хороша. Она и сама в подобной ситуации действовала бы так же. Пошла бы в лоб.

— Я не перестану работать с пациенткой, — продолжила Ирина, заметив интерес. — Но дневники Иннокентия помогут мне быть более эффективной. У нас было очень мало времени, и он успел научить меня только общим принципам. Сейчас у нас с Любой такой момент, когда очень пригодились бы детали.

— Что в этих дневниках? — спросила Вера.

— Ничего личного, насколько я понимаю, — пожала плечом Ирина. — Это тетрадь с медицинскими записями. Дозировки, показания, описания клинических случаев. Вроде учебника. Он составлял это для себя.

— И почему она спрятана?

— Она не должна была попасть не к тем людям, — вздохнула собеседница. — Вы как врач должны понимать, что в неумелых руках любое лекарственное средство способно нанести вред. Кроме воды и сахарной пудры разве что.

Ирина улыбнулась краешками губ.

— Значит, ваши руки подходящие, — съязвила Вера.

— Вы знаете, что он мне доверял, — не моргнув сказала психологиня. Она была готова к неприятному разговору. — Думаю, мнение Григория Курцера лучшая порука, разве не так?

— Именно поэтому он свои записи спрятал, — Вера сложила руки на груди.

Отказать Ирине ей было не принципиально. Труд Григория Курцера, гениального психиатра, в самом деле, должен был попасть только в достойные руки. Она хотела услышать подходящую причину.

— Он не думал, что в ближайшее время ему придется уйти, — ответила Ирина. — Мы полагали, что у нас есть время до декабря, так же, как, вероятно, и вы, Вера.

Хозяйка кивнула. Недостаточно весомый аргумент.

— Я лесба, — вдруг выдохнула Ирина, прямо глядя Вере в глаза.

Стекла очков сверкнули у нее почти так же, как и у Григория. Этот пробирающий до глубины души взгляд… Да она была достойна своего учителя! Еще давно она разглядела в глазах Веры ревность, не дававшую ей принять ученицу спутника. Раньше Ирине это не мешало, но вот сегодня…

— Поверьте, меня в Григории Курцере привлекали его уникальные знания, душевные качества, но никак не то, что было у него в штанах. Я равнодушна к противоположному полу.

Вера перевела дыхание. Это было искренне, смело и… пожалуй, тянуло на то, чтобы называться ученицей великого психиатра.

— И вы тоже не в моем вкусе, — усмехнулась Ирина.

— Я всегда знала, что у вас, психиатров, не все в порядке с головой.

Ирина прищурилась.

— Если вы отдадите дневники, то окажете услугу всем московским хранителям. Вы позволите делу вашего спутника жить дальше… в моих руках.

— Уговорили, — улыбнулась Вера. — Как думаете, у него был тайник?

Ирина пожала плечом. И хозяйка испугалась было, что она скажет, мол, ты с ним жила, тебе лучше знать. Но Вера не знала. Она вообще старалась не думать о том, что у спутника были от нее тайны. Хотя обоим было прекрасно известно, что это так.

— У меня есть идея, — заговорила психологиня, прошагав к комоду. — Я пару раз видела, как он поправлял мебель, когда я приходила слишком рано. Помогите!

Вера встала рядом с Ириной и хранительницы вместе сдвинули тяжелую мебель в сторону. Дрогнула, но устояла на его крышке тяжелая фарфоровая ваза. Вера уставилась на стену. Да, там четко выделялся квадратик обоев с провалами по сторонам. Тайник. Хозяйка сглотнула. "Надеюсь, ты, в самом деле, никогда не предавал меня".

Ирина опустилась на колени и распахнула дверцу. Вскоре гостья извлекла наружу две тетради в потертом кожаном переплете и пухлый конверт.

— Это они, — торжествующим тоном заявила психиатр, демонстрируя Вере записи. — Хотите, посмотрите. Я вам не соврала.

Вера машинально просмотрела тетради, исписанные мелким аккуратным почерком Григория. Это, в самом деле, больше напоминало медицинский справочник, чем личный дневник.

— Можете забрать, — разрешила Вера. — А… — она покосилась на конверт.

Ирина подняла его с пола и заглянула внутрь.

— Думаю, это к моему делу отношения не имеет, — сказала она. — И по праву принадлежит теперь вам. Он подписан.

Ирина передала конверт Вере и вышла. Своевременно. Потому, что на нем значилось "Алисе". Кто такая Алиса?

Вера проглотила ком и уселась в кресло. В конверте были жесткий диск, несколько фотографий и пачка бумаги. Первым делом Вера просмотрела фотографии. Это были ее портреты. Часть хранительница помнила, как он снимал, часть была сделана во сне. Очень красиво, но как-то странно. Вдруг Вера вспомнила про его кошмары, и ей пришло в голову, что Иннокентий просыпался посреди ночи и, вспоминая увиденные ужасы, еще какое-то время не мог заснуть. Возможно, так он снимал напряжение?

Потом Вера просмотрела бумаги. Это были черновики одного и того же письма, адресованного девушке по имени Алиса. Григорий садился писать его не раз, в разное время и никак не мог закончить. Строки были перечеркнуты. Он, словно, как поэт искал рифму. Вера почувствовала, как ее сердце стало чаще биться. Кто эта Алиса? Почему он уделил так много времени ей?

"Алиса", — начиналось самое полное письмо.

"Если ты нашла это, значит, мне пришлось тебя покинуть. Ты должна знать, что…" — дальше несколько слов было зачеркнуто: "Мне даже сейчас больно думать о разлуке, когда я сижу рядом и вижу, как ты спишь. Не верится, что мне однажды придется отпустить тебя. Я хотел бы вечно держать тебя в своих объятиях…" — снова несколько перечеркнутых строчек: "Вчера ты спросила, что у меня за секрет, и я не решился тебе его озвучить. Милая, я испугался потерять тебя. Объяснение тому, что я сейчас пишу, ты найдешь в конверте. Я узнал это зимой, после бала, когда практически на твоих глазах схватился с Береговым. Этот безумец дал мне ключ к твоей судьбе. Для тебя не все потеряно. Это был самый трудный в моей жизни выбор, подобный твоему: отпустить или оставить для себя. Вскоре ты поймешь, что я предпочел счастье любимого человека". Далее лист был сплошь исчеркан, и невозможно было разобрать, что Григорий планировал сказать дальше кроме слов: "…Мало времени… Я все сделал для того, чтобы в новой жизни ты была счастлива…".

Вера перевернула лист. На обратной стороне чернело несколько строчек:

"Я помню, как сказал тебе, что самое мое счастливое воспоминание о том, как я впервые аккомпанировал Лиле. Я не хочу, чтобы ты теперь думала так. Ты изменила мою жизнь. Я навсегда оставлю в памяти твои глаза в новогоднюю ночь, когда я подарил тебе невянущую розу. Ради одного этого мгновения стоило прожить в больнице целый век".