Паук в янтаре (СИ) - Яблонцева Валерия. Страница 66

Я поморщилась.

— Хочешь сказать, что именно из извращенной любви к искусству ты организовал показной скандал между братом и его беременной любовницей? Ради дешевого драматизма вырезал на груди умирающей девушки жуткую подсказку, призывая вновь запустить ее сердце, чтобы… показать последние воспоминания, да? Ты знал, я смогу. Увижу…

Витторио усмехнулся, жестко и зло.

— Увидишь, да. Вот только ничего ты не увидела, раз так и не сумела докопаться до правды. И кто бы мог подумать, что малышка Астерио так плохо изучила своего возлюбленного жениха, обещанного ей самой судьбой и двумя циничными стариками…

— У меня не так много времени, чтобы выслушивать твои пустые бредни, — оборвала его я. — Ты играл со мной с самого начала, очевидно, пытаясь добиться моего внимания. И вот я здесь, слушаю тебя…

Улыбка менталиста померкла.

— Грубая… злая, — притворно надул губы Витторио. — А ведь я так старался. Сколько ушло усилий, чтобы поставить для тебя эту пьесу, столько мучений — истинных творческих мук! И, заметь, ни одной репетиции, никакого право на ошибку. Настоящее искусство. Импровизация! Лучшая во всей Иллирии пьеса… Прекрасная — и трагичная.

Он улыбнулся, глядя куда-то сквозь меня.

— Пьеса… Я бы назвал ее «Песнь о вторых», — он театрально взмахнул руками, словно распахивая занавес. — Интриги, неожиданные повороты, сорванные маски — о, это было бы настоящее зрелище, достойное лучших театральных подмостков. И ты — главная актриса и единственный зритель. Возлюбленная и преданная, героиня и злодейка. Целая пьеса — для одной тебя. Все для тебя одной: взгляд из-под маски, взмах ресниц… и кровь, что брызнула струей… убийца, падающий ниц. И на коленях я молю: приди ко мне, любовь храня… разрушь, разрушь, убей… меня.

Витторио оживился, в его глазах вспыхнуло настоящее безумие. Казалось, он полностью потерял связь с реальностью, растворившись в выдуманной им же самим пьесе. Он говорил и говорил, пока я жестом не остановила бессвязный поток его слов.

— Ближе к делу — или я ухожу.

Витторио скривился, умолкнув на полуфразе.

— Знаешь, как тяжело быть вторым? — неожиданно серьезно сказал он. — Конечно, не знаешь, откуда тебе… А это тяжело, очень тяжело. Приходится крутиться, изворачиваться, искать способы стать первым. Жениться на наследнице — чем не вариант? Если бы только тогда ты не упиралась так, не надумала себе всяких глупостей, будто я хочу тебя убить…

— О чем ты?

Он посмотрел на меня, пристально, не мигая.

— Ведь ты побежала бы к отцу, правильная девочка Астерио. Рассказала бы, что нехороший Витторио Меньяри заставил тебя предаться с ним порочной страсти. И тебе понравилось… Но увы, теперь ты слишком испорчена для брака с милым Αурелио. Как думаешь, что было бы дальше? Крики, скандал… Но нас бы поженили. И я стал бы хорошим мужем. Не хуже твоего малыша Доминико. И уж точно лучше Аурелио. А знаешь, насколько приятной бывает близость с менталистом, кем-то, кто чувствует твои желания едва ли не лучше, чем ты сама?..

— Теперь ты хочешь поделиться несбывшейся мечтой о нашей прекрасной совместной жизни? — холодно оборвала его я. — Думаешь, я не помню, как… Когда моя магия выплеснулась, я увидела твои мысли, Витторио, саму твою суть. Ты хотел моей смерти.

— Значит, ты понимаешь: я тоже жертва, — Витторио невесело усмехнулся и покачал головой. — Раз ты решилась прийти ко мне, малышка, значит, давно догадалась обо всем сама. Ты все знаешь, мешает только твоя слепая любовь, — он протянул ко мне руки ладонями вперед. — Но я помогу.

Я указала взглядом на его наручники, но Витторио лишь насмешливо фыркнул, дернув плечом.

— Ты прекрасно знаешь, что ничего не блокирует возможность чувствовать. Для ментальной магии нет преград. Она течет, как вода, просачивается в любые щели. Вот ты… ты чувствуешь меня сейчас. Думаешь, я монстр? — я не ответила. — Тварь… Именно из-за таких, как я, все ненавидят и боятся менталистов. Ты тоже боишься меня, малышка? Чувствую, что нет. Что ж…

Он вновь потянулся ко мне, подавшись настолько близко, насколько позволяла длина цепи. За дверью послышались взволнованные голоса, заскрежетал замок, но я, не оборачиваясь, подняла руку, призывая их остановиться. Все стихло.

— Наверное, ты задаешься вопросом, чего я хочу? — спросил Витторио. — Я хочу… всего лишь занять твое место… не в постели малыша Доминико, разумеется. Я хочу стать судебным менталистом. Ты знаешь, я могу.

— Зачем?

Витторио пожал плечами.

— Это право на жизнь. Любой заслуживает искупления, разве не так? И я… особенно я, — я не удержалась от скептического хмыканья. — Не веришь. Что ж, вот второе условие, оно совершенно иное: я хочу, чтобы ты добилась пересмотра законов в отношении таких, как мы. Сделала так, чтобы нас не уничтожали за один только факт существования. Ментальная магия — это не приговор, это то, что дается нам при рождении. Мы не выбираем ее… и становимся монстрами лишь потому, что сама жизнь вынуждает нас. А текущее положение дел в королевстве всецело способствует этому.

Он был прав. Я не могла этого отрицать. И пусть я не была уверена, что стоит доверять создание ментальных артефактов душевнобольному, но это… это требование звучало на удивление разумно и взвешенно. Слишком разумно для безумца.

— Пообещай, малышка. Пообещай, что выполнишь мои условия — я знаю, для тебя эти слова не пустой звук. И взамен я помогу тебе. Ты знаешь правду, но только монстр может убрать туман, закрывающий ее. Только монстр может убить слепую любовь. Ты же знаешь…

Был лишь один способ выяснить. Единственный шанс узнать, действительно ли Витторио был сумасшедшим или только притворялся. Выяснить правду — обо всем…

Медленно, не привлекая внимания следивших за нами законников, я сняла перчатки — одну, затем другую. И прежде, чем меня успели остановить, шагнула вперед и коснулась протянутых ладоней.

Все изменилось. Откровения Витторио будто сорвали все маски, обнажив уродливую неприглядную правду. Я больше не могла отвернуться, закрыть глаза, возвратившись к счастливому неведению. Туман рассеялся, и вместо привычной загадочной Веньятты, которую я любила всем сердцем, передо мной вырастал из мутно-серых волн громадный и мрачный портовый город, полный нищеты и грязи за облупившимся ярким фасадом.

Теперь я отчетливо различала трещины, сколы и темные пятна на белоснежной башне неподалеку от своего нового дома. Стонали под ветром покосившиеся корабельные мачты, слышалась примитивная ругань грузчиков и грубые окрики матросов. Помои из окон сливались прямиком в каналы, оседая на дне мутным илом. Грязь текла по выбоинам мостовых. Серые лица людей искажали гнев, тоска, брезгливость, скука, и их темные мысли, невольно считываемые мной, эхом отзывались в душе, поднимая волну глухого раздражения.

Мой привычный мир, полный красоты и счастья, рухнул.

Еще недавно мне так хотелось верить, что будущее, которое так безжалостно отняли у меня в тюрьме, вновь засияло на горизонте. В прохладных покоях ромилийских дворцов или среди виноградников, растущих у подножия вулканов…

До разговора с Витторио я была уверена, что все возможно. Маленький рывок — и все разрешится. Справедливость восторжествует, настоящие убийцы окажутся в тюрьме. Теперь же…

Теперь я не была уверена, что справлюсь. Что хоть кто-то способен справиться с менталистом такой силы, долгие годы копившим внутри зависть и злобу. Витторио считал, что крохотный шанс все же был. Я — нет.

Черный кот, так и не получивший имени, потерся о мои ноги, стоило мне переступить порог дома. Я наклонилась, пальцами зарываясь в теплую, мягкую шерсть.

Доминико был в ярости. Я чувствовала его в гостиной — темный шторм, замерший в ожидании. Он имел право — я отрешенно понимала это, но…

К тревоге, вспыхнувшей в его глазах, когда он увидел меня, я не была готова. И к жгучему уколу стыда, всколыхнувшегося внутри, как только я осознала, как мой поступок, должно быть, повлиял на человека, которому я была как минимум дорога.