«Хроники мертвых городов» (СИ) - Скородумов Василий Владиславович "bazil371". Страница 22

— Сэр! — внезапно окликнул Бледнолицый меня, когда я уже занёс ногу, собираясь шагнуть на лестницу. — Как вы думаете, мог в Балтиморе кто-нибудь выжить?

Несмотря на суровый вид, в глазах его горела плохо скрываемая надежда. Сколько ему лет? Восемнадцать? Двадцать один?

Насколько смог, я успокаивающе улыбнулся и пообещал:

— Все будет хорошо.

Солдат рассеянно кивнул и вновь ушёл с головой в собственные мысли…

Когда я вернулся в убежище, то увидел, что Пэгги уже разложила вещи из первой сумки и приступила к изучению содержимого другой (как-никак собираться пришлось в дикой спешке!).

Внезапно я понял, что нигде не вижу дочери.

— А где Сальма? — спросил я у Пэгги.

— Не знаю, я думала она с тобой, — встревожилась жена. — Сальма, милая! — позвала она, оглядываясь по сторонам. Но никто не отозвался.

Бросив вещи, мы стали обходить одно помещение за другим в поисках дочери. Однако это не принесло никакого результата. Страшная догадка пронзила сознание. Я снова выбежал в коридор, ведший наружу. Затем взлетел по ступеням вверх.

Солдаты уже зашли внутрь и как раз запечатывали гермодвери за собой. Насколько возможно быстро, я объяснил им суть проблемы.

— Простите, сэр, но это совершенно невозможно, — покачал головой мистер Зубочистка. — Уже слишком поздно. Вы должны остаться внутри.

— Вы не понимаете, там моя дочь! — перешёл я на крик.

— Это вы не понимаете, сэр! — поддержал товарища Бледнолицый. — Атака начнётся с секунды на секунду! Есть конкретные инструкции…

Я не дал ему договорить, резко оттолкнув в сторону. Затем нажал плечом на полукруглую створку, распахнув её. И бросился на улицу…

Я опоздал. Когда я только пересекал порог, впереди, со стороны города, раздался страшный удар. Его грохот, наверное, слышали даже демоны в Чистилище. На секунду коротко взвыли сирены противовоздушной обороны и смолкли. Еще секунду стояла полная тишина. А затем воздух наполнился треском и нараставшим многоголосым воем. Это вопили сотни тысяч людей, сгоравших заживо в атомном огне.

Я выбежал наружу. Двери за моей спиной захлопнулись, но я уже не обращал на это никакого внимания. Площадка, на которой я оказался, была берегом Гудзона. И на ней стояла Сальма, спиной ко мне, так что я не видел её лица.

Берег впереди устилал старый хлам — ржавые остовы автомобилей, тостеров, микроволновок, среди которых виднелся даже хвост самолёта. А напротив, через пролив…

Хотя стоял уже глубокий вечер, небо над городом было ярко освещено. В ржавых, темно-бурых облаках плясали всполохи разноцветного огня. Небоскрёбы пылали, словно спички. Струями из их окон вырывалось пламя, превращая дома в пустые, бетонные коробки.

За изломанной линией города росла вспышка. Её можно было бы принять за клонившееся к закату Солнце, если бы не неподходящее время и не зловещий, кроваво-багряный оттенок. Это было затухавшее эхо взрыва ядерной бомбы.

Нас волна разрушений пока не коснулась, но воздух уже сделался горячим и сухим, сжимаясь в тугой узел, словно перед грозой.

— Сальма, что ты здесь делаешь?! — с ужасом закричал я дочери. — Скорее, пойдём в убежище!

Она не отвечала. Тогда я подбежал, схватил её за плечо и стал поворачивать к себе.

Медленно, очень медленно она обернулась. Холодный липкий ужас охватил меня. Одна половина её лица была целой. Другая же превратилась в месиво из опалённых лохмотьев кожи, в прорехе которых снизу криво торчала челюсть с зубами. Бельмо глаза слепо глядело из костяной глазницы. Длинные светлые волосы беззвучно развевались в воздухе, усиливая и без того кошмарный эффект.

— Что это?! — Я оглянулся и увидел обгоревший скелет в рваном женском платье, похожем на то, в которое была одета Пэгги. За ней еще и еще один, выходившие из бункера…

Картинка задёргалась и поплыла, словно плёнка в старом кинопроекторе…

* * *

…И тут я проснулся.

Открыл глаза и увидел перед собой потолок собственной квартиры. Белая, слегка шероховатая поверхность гипсокартона, в центре которого замерли лопасти вентилятора. Сонное сопение жены, лежавшей справа под одеялом. Солнечное утро уикэнда, смотрящее из приоткрытого окна. С улицы доносились ленивые гудки автомобилей нью-йоркцев, спешивших по делам.

Я посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике. Полдевятого утра. Затем встал и вышел в коридор. Прошёл мимо закрытой двери спальни Сальмы. Вернулся, приоткрыл её и заглянул внутрь. Дочка тоже еще спала и тихонько посапывала, накрытая одеялом. Я закрыл дверь и прокрался на кухню. Заварил в автомате кофе, включил телевизор и стал смотреть, прихлёбывая из кружки горячий напиток.

На экране мелькали знакомые лица телеведущих. Дженнифер Энистон разошлась с очередным бойфрендом моложе её на двадцать лет. Ариадна Гранде записала клип, выйдя в свет в еще более прозрачном платье. Тихо и спокойно. Ни войны, ни взрывов, ни бомб. Просто сон.

«И привидится же такое!» — подумал я, утирая со лба выступивший пот. Выхватил из пачки «Newport» сигарету и закурил, удивившись, как она дрожит в пальцах.

— Дорогой, ты уже встал? — послышался голос жены в кухне. Я посмотрел и увидел, что она стоит в дверях. Выражение её лица было заспанным и слегка напуганным.

— Что-то случилось? — уточнила она, входя внутрь.

— Ничего особенного, просто дурной сон, — улыбнулся я. Пегги подошла ко мне сзади и, прижавшись, обняла за шею.

«Слава Богу, — подумал я, чувствуя тепло её тела. — Какое же это счастье — мир! Одна из величайших ценностей во Вселенной. Тех, что не замечаешь, принимая как данность, пока не потеряешь. Как и здоровье, и любовь родителей, и вообще многое в этой жизни».

И вдруг пол подо мной содрогнулся, а с улицы донёсся слитный вой сирен противовоздушной обороны…

Жан Кристобаль Рене

ЗМЕЙКА

Утром меня разбудила Змейка. Коснулась плеча осторожно, словно вовсе не собиралась расталкивать. Я, однако, сразу распахнул глаза. Комнату заливал льющийся из окна свет, а по стенам разбрелись солнечные зайчики. Волосы приёмной дочки посверкивали в этом рассветном великолепии, словно рыжеватый нимб.

Мордашка серьёзная, глазки смотрят вопросительно. Потянулся, подмигнул хитро. Конечно, я помню о Луна-парке. Дети им ещё вчера все уши прожужжали. Жека, небось, и не ложился вовсе. Словно в ответ на мои мысли, со стороны входа в спальню раздался стук. Сын стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу и никак не решаясь задать Главный Вопрос. Улыбнулся обоим.

— Двинем сразу после завтрака! Вы готовы, дети?!

Фраза повисла в воздухе. Откуда этой мелочи знать о мультфильмах из моего далёкого детства? За столом, как и всегда, активистом и заводилой был Жека. Ну а как же иначе? Самый младшенький. Мне по статусу положено быть солидным, степенным и рассудительным, а Змейке… Змейка у нас особенная. Во-первых, она всегда молчит. Врачи говорят, что всё у неё нормально с голосовыми связками. Дело в психике. Во-вторых, Змейка никогда не улыбается. Одному богу известно, что происходит в голове моей приёмной дочери. Но, тем не менее, я и Жека любим её. Она — неотделимая часть семьи. Когда-то нас было четверо. Именно Галя настояла на том, чтобы мы усыновили второго ребёнка. Ей так хотелось, чтобы в семье был абсолютный баланс. Чтобы папа, мама, сын, дочь. Второго ребёнка врачи запретили заводить. Тогда мы ещё не знали, что это первый признак болезни, которая через пять лет разрушит баланс и гармонию. Тогда вообще всё казалось таким простым и естественным. Жизнь, прямая, как стрелка, указывала в направлении «тихое семейное счастье», мы души не чаяли в детях и верили, что однажды добьёмся того, что Змейка будет улыбаться и болтать, как и все дети, как её сводный брат, который в это утро шумно рассуждал о предстоящей поездке, не успев даже прожевать толком тост, щедро намазанный шоколадным маслом.