Эффект котика (СИ) - Куранова Ольга Алексеевна. Страница 6

– И твои пациенты не послали тебя на фиг после такого? – с сомнением прищурился Гарст, баюкая стакан с пивом.

– Я мизантроп, а не идиот, – мрачно ответил ему Тайн. – Своим пациентам я говорю другое.

– Что жизнь стоит того, чтобы бороться? – неодобрительно скривился Ашер.

– Чтобы они завели котика, чаще занимались сексом и регулярно приходили ко мне на прием. Хотя на самом деле хватило бы котика и секса.

– Вот ты зачем пошел в герои? – меланхолично спросил Гарст, баюкая очередное пиво и явно понемногу проникаясь идеей того, что «все тлен».

И хотя обычно у Ашера любая меланхолия вызывала желание немедленно дать в морду, в тот момент он был изрядно пьян и решил не вставать с мерно покачивающегося стула.

Ашер напивался нечасто, но знал, что, если мебель под тобой внезапно начинает покачиваться, лучше сделать вид, что ничего не происходит – в лучшем случае это просто землетрясение, и тогда ты умрешь как идиот не вставая со стула, а в худшем тебе это просто кажется, и тогда ты потеряешь работу и попадешь в грязные лапы психолохов.

– Мне не хватало возможности делать людям больно, – ответил Гарсту Тайн.

– Ты мозгоправ, – мрачно изрек Ашер. – Такие, как ты, постоянно делают людям больно. Иногда даже ломают судьбы.

Ашер был в этом уверен.

– Я говорил про иного рода боль, – пояснил Тайн. – В моей жизни остро недоставало незамутненного и аморального физического насилия.

– То есть ты стал героем, чтобы бить людей? – в голосе Гарста слышалось отчетливое, хоть и изрядно пьяное неодобрение.

– Причина не хуже других. Мне необходимо где-то выплескивать негатив и сублимировать нерастраченное сексуальное желание.

– А трахаться не пробовал?

– У меня мама, – напомнил Тайн. – Моя мама – это как сифилис, только хуже, потому что от нее не лечат.

– Мужик, – запротестовал Гарст. – Я думаю, тебе нужно просто найти к ней подход.

– Тебе еще раз показать ее фотографию?

Ашер вспомнил, как выглядела мама Несправедливости, и передернулся. Он, разумеется, разного навидался на службе, но даже у его нервов был предел. Особенно после контузии.

– Не надо фотографии! – поспешно заверил Тайна Гарст. – Давай лучше посмотрим на положительную сторону вещей.

– Нет никакой положительной стороны, – вмешался Ашер, который к тому моменту напился как раз достаточно, чтобы начать философствовать. – Ее придумывают слабые люди, не готовые посмотреть в глаза истинной бездне порока вокруг нас.

– Знаешь, – задумчиво сказал ему Тайн. – Иногда ты полный поэт.

– А ты несправедливость, – не остался в долгу Ашер. – Но я же не говорю об этом вслух.

– А он полный облом, – Тайн ткнул в Гарста пальцем. – И что мы будем по этому поводу делать?

– Выпьем?

Несмотря на не слишком высокий уровень интеллекта, а во многом и благодаря ему, у Нагаша было множество положительных качеств: как, например то, что он не был ни подлецом, ни трусом, а являлся в противовес этому оптимистом. Он, как мы помним, нашел для себя положительные стороны отлета с Богами, и потому даже не пытался сбежать. Он вернулся в свою личную маленькую котопещеру, тщательно привел себя в порядок, аккуратно сложил свои нехитрые сокровища у стены – впоследствии личные подстилка, клубок и тапок Нагаша должны были отойти другим котоутам – и отправился к месту общего сбора стаи.

Гедо, Корус и остальные уже ждали его там.

– Ты проиграл мне клубок, – увидев Нагаша, радостно сказал Корус своему вождю. – Я же говорил, что ему не хватит мозгов попытаться бежать.

– Я просто не могу в это поверить, – ответил Гедо. – Все пытались. Все.

– Пап! Дядя Корус! А за мной от самой пещеры шли наши самые сильные охотники. Это так здорово, что ты назначил мне почетное сопровождение! Я чувствую себя особенным, спасибо, пап.

– Думаешь, он издевается? – спросил Гедо у Коруса.

– Твой сын? Вряд ли.

– Он и твой племянник тоже.

– Я стараюсь не вспоминать об этом. Мы, вождь, счастливее, когда наша память умеет отпускать болезненные воспоминания.

Что тебе нужно знать, дорогой читатель, Нагаш в принципе никогда не издевался, он просто был на это не способен. В самом крайнем случае он еще мог ударить лапой или покогтить чужую шкуру, но издевки просто не существовали в его мире.

И в его последующем вопросе не было абсолютно никакого второго дна:

– У тебя болит память, дядя Корус? Разве это возможно? У памяти ведь нет нервных окончаний.

Логическая цепочка, которая привела к этому вопросу, если тебе, дорогой читатель, интересно, выглядела так: услышав слова Коруса, Нагаш удивился, что воспоминания вообще могут болеть, потом пришла логичная мысль, что, раз Корус намного старше и мудрее, он не стал бы лгать, но и говорить глупости не стал бы тоже. А значит, он испытал это лично, и, соответственно, у самого Коруса память болела.

Если ты заметил в этой цепочке ошибку, я поздравляю тебя, ты определенно умнее самого тупого котоута.

Корус о выводах Нагаша не знал, и для него вопрос про память стал неожиданностью. Это, в общем-то, оказалось неважным, потому что ответил на него все равно Гедо:

– Не бойся, Нагаш, боги заберут тебя, и все пройдет.

– Ух ты, я настолько полезен? – надо признать, что, если бы Нагаш так шутил, можно было бы сказать, что у него неплохое чувство юмора. Но он не шутил. Впрочем, имелись у него и иные достоинства. Например, он был очень красивым.

За несколько отпущенных ему часов он несколько раз тщательно вылизал шкуру, с чувством поточил когти, и потому производил впечатление, даже на котоутов, которые привыкли к тому, что белоснежная, мягкая будто шелк шкура и загадочно переливающиеся, словно драгоценные камни, глаза – это норма.

Ступивший в круг сородичей Нагаш был без преуменьшения прекрасен, ветер легко ерошил его серебристую, переливающуюся, будто волосы в рекламе, гриву, бледное солнце котопланеты бликовало в радужке насыщенного синего цвета, а мощное, поджарое тело двигалось уверенно и плавно. Даже кисточка на хвосте блестела.

Именно эта кисточка и приковала к себе взгляды всех присутствующих самок и даже нескольких самцов.

Донеслось коллективное «урррр».

Гедо и Корус в нем не участвовали.

– Многоуважаемый вождь, – еще до того, как «уррр» полностью стихло, а Нагаш окончательно распушился от гордости, сказала одна из самок по имени Над'та. – Раз Нагаш прошел Испытание и теперь улетает навсегда, возможно, нам стоит позволить ему одно Спаривание.

– Или два, – немедленно вставила другая самка. – Ну, то есть сколько успеет.

– Ух ты! А можно? – обрадовался Нагаш. – Я с удовольствием! Пап, ты ведь разрешишь?

Ты этого, разумеется, не знаешь, дорогой читатель, но самки в стаях котоутов находятся в некотором роде над всей иерархией. С одной стороны, они тоже проходят Испытание и так же делятся на умных и не очень, но, с другой стороны, даже не очень умная самка в несколько раз ценнее среднего самца, потому что способна выносить потомка. Над'та, которая первой подала голос, помимо того что была совсем неглупа и находилась ближе к вершине иерархической лестницы, еще и являлась самой красивой самкой племени, и потому носительницей очень важных генов.

Гедо был глубоко разочарован, и, что еще хуже, он не мог даже просто отказать ей без веской причины, как какому-нибудь низшему члену стаи. Ситуация, судя по загоревшимся алчным глазам самок и некоторых самцов, была крайне неприятная. У Гедо как у вождя был свой способ бороться с неприятными ситуациями. Его универсальное решение выглядело так:

– А что скажет на это наш шаман?

После этого вопроса все взгляды дружно устремились на Коруса.

Тот, впрочем, не удивился. Они с Гедо знали друг друга уже много лет.

– Как шаман нашей стаи я даю согласие на одно единственное Совокупление для Нагаша, потому что признаю в нем действительно достойного котоута.