Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам. Страница 12

Огаррио навел на самолет бинокль, затем посмотрел по сторонам, заметил Пинсона и удовлетворенно кивнул.

— Съемку ведут, — произнес командир. — Я камеру разглядел. Теперь они поверят, что у меня в заложниках попы с монахинями. А враг, получается, уже близко. Что ж, события развиваются быстрее, чем я предполагал. По моим прикидкам, войска подойдут к городу к рассвету. Вот тогда и узнаем, кто из нас прав: вы или я.

— Сержант, вы сошли с ума. С вами никто не станет вести переговоры. Умоляю вас, отпустите заложников. Сделайте это, пока еще не поздно!

— Хотите обрести душевный покой? — осведомился Огаррио. — Заставьте себя поверить в то, что дело выгорит и переговоры состоятся.

Он быстрым шагом направился прочь, на ходу отдавая распоряжения. Бесерра, подчиняясь приказу командира, загнал заложников обратно в собор.

Прошло два часа. Ужас и унижение, вызванные появлением солдат и всем тем, что за этим последовало, сменились унынием. Мрачные, оцепенелые, горожане расселись по церковным скамьям. Пинсон обратил внимание на то, что некоторые из них молятся. «Может, Огаррио и прав, — подумал бывший министр. — Революционная идеология в этой глуши не смогла укорениться в сознании людей, которые по сути своей были крестьянами. Были и останутся ими навсегда».

Рядом с профессором молча сидела Мария. В наряде монахини она смотрелась очаровательно, даже соблазнительно. Чепец рыжеволосая сняла, и ее огненные локоны ниспадали на плечи, живописно сочетаясь с заново подведенными красной помадой губами и россыпью веснушек. Она гладила по голове Томаса, который спал рядом с ней, улегшись на скамью.

— Походи-ка, Энрике, разомнись, — промолвила Мария. — Тебе не повредит. А о внуке не беспокойся. Я за ним пригляжу. Мы уже успели с ним подружиться.

— Ты так быстро смогла его успокоить, когда он испугался самолета… Удивительно… — Пинсон покачал головой.

— Заодно и познакомились, — улыбнулась Мария. — Ну что сказать? Я люблю детей, и мы, как правило, быстро начинаем друг другу доверять. Жаль, что не могу сказать такого же о взрослых. Давай, иди пройдись.

Пинсон принялся мерить быстрыми шагами неф: взад-вперед, взад-вперед, искренне надеясь, что хотя бы чуть-чуть сможет облегчить душевные муки. По обеим сторонам нефа вздымались высокие колонны из черного мрамора с бледно-желтыми прожилками, увенчанные, словно коронами, пышными капителями коринфского ордера. Своды храма покрывал ажурный узор, едва различимый в царящем под потолком полумраке.

Близился вечер. Из-за него витражные стекла насыщенного красного и голубого цветов словно потемнели. Исключение составлял лишь витраж со сценой Благовещения над алтарем, подсвеченный последними лучами заходящего солнца. В подступающих сумерках стекла переливались, словно драгоценные камни. На заднем плане, за Девой Марией и архангелом Гавриилом, виднелись пальмы, здания, напоминавшие мечети с минаретами, и прохожие в тюрбанах. «Интересно, когда же этот витраж бы сделан? — подумал Пинсон. — Неужели еще до Реконкисты, в мавританской Андалусии?»

Его позабавила мысль о том, что он, который всю жизнь терпеть не мог священников да и вообще традиционалистов любых мастей, по всей вероятности, окончит свои дни в храме.

Дверь распахнулась. В собор вошли Огаррио и трое солдат. Мартинес и Бесерра тащили на плечах лопаты и заступы, а третий — Пинсон только сейчас вспомнил, что другие называли его Ринкон, — волок за собой тележку, на которой стоял генератор, лежали инструменты, свернутая веревка и несколько белых мешков со взрывчаткой.

— То есть вы все-таки решили не отказываться от своего плана, — с горечью в голосе произнес Пинсон.

— Говорите тише, сеньор. Лучше остальным не знать, что мы задумали. К чему паника и лишние жертвы?

Только тут профессор сообразил, что они с Огаррио и солдатами стоят в тени и никто из заложников не обратил на них внимания.

— Бесерра, ступай к алтарю и собери гражданских. Всех, кто есть. Толкни им речь. Расскажи им о чем-нибудь. Одним словом, отвлеки их внимание. Вместо себя пришлешь сюда Муро.

Нельзя сказать, что приказ Огаррио привел солдата в восторг.

— И о чем мне им рассказать, сархенто [12]? — поинтересовался он.

— О чем хочешь. О важности гигиены. Первое, что взбредет тебе в голову.

— О важности гигиены… — буркнул Бесерра и, положив на пол кирку, пошел прочь.

— А теперь — всем рот на замок, — отрывисто произнес Огаррио. — За мной по боковому проходу к лестнице у западного поперечного нефа. Коли вы тут, профессор, можете пойти вместе с нами. Вы специалист по Средневековью, так что, думаю, вам будет интересно взглянуть на крипту.

Лестница была узкой, и спустить по ней тележку тихо, так, чтобы этого никто не услышал, оказалось непростой задачей. Пинсон понуро следовал за солдатами.

Наконец они очутились в каком-то небольшом помещении, где находилось надгробие — каменная статуя рыцаря, сжимавшего в руках крест. У ног рыцаря лежал пес.

— Где минировать будем? Тут? — спросил Мартинес.

— Нет, — Огаррио, подняв факел, показал им на восточную стену. — Видишь решетку? За ней лестница. По ней можно спуститься еще ниже.

— Точно, — подал голос Ринкон, — наверное, там и лежат скелеты монахов и монахинь. В тридцать шестом мы раскурочили одну церковь в Барселоне, так там было именно так. Поначалу жутко было, аж мороз по коже, а потом мы обрядили скелеты честь по чести, как епископов, и расставили так, будто они друг с другом танцуют. Вот смеху-то было! — он обхватил руками Фелипе и осклабился.

— Убери лапы, — вскрикнул паренек, — это не смешно.

Мартинес захихикал — пискляво, нервно. От его смеха веяло жутью и становилось куда как страшнее, чем от дурацких шуток Ринкона.

— Довольно! — прикрикнул на них Огаррио. — Ринкон, бери заступ и снеси к черту замок на решетке. Муро! Ты поможешь Мартинесу с генератором.

Они снова принялись спускаться по лестнице. Стало ощутимо холоднее, а во влажном воздухе теперь явственно ощущался запах затхлости и тлена. Оказавшись внизу, Пинсон с солдатами прошли под стрельчатой аркой в форме трилистника. Горящие факелы высветили коридор, в стенах которого имелись полки-ниши. Когда маленький отряд двинулся вперед, Пинсон почувствовал на лице паутину, а потом ощутил прикосновение к щеке чего-то холодного. Профессор повел из стороны в сторону факелом, который ему дали солдаты, и увидел, что сверху из ниши свисает рука скелета. Кости держались воедино на лоскутках не до конца истлевшей кожи. На пальце мертвеца поблескивало кольцо — именно оно и коснулось щеки Пинсона. Профессор поднял факел повыше и увидел пустые глазницы черепа, принадлежавшего давно умершему епископу. На черепе, украшенном митрой, сохранился венчик седых волос. Ринкон протяжно завыл, а затем рассмеялся. К нему присоединился Мартинес.

— Я сказал — довольно! — гаркнул Огаррио.

За спиной раздался полный ужаса всхлип — Фелипе поднял факел и разглядел пирамиды черепов на верхних полках-нишах под сводчатым потолком.

— Здесь самый настоящий лабиринт, — сказал сержант, — надо запустить генератор. Тогда у нас будет свет.

Чтобы выполнить приказ командира, солдатам пришлось потрудиться. Наконец все было сделано. Зашумел мотор, начали разгораться лампы. Сперва они тускло алели, затем исходящий от них свет стал голубым, а потом сменился белым, причем настолько ярким, что все сощурились и заморгали. Когда глаза привыкли к сиянию ламп, присутствующие смогли по достоинству оценить размеры крипты. Куда ни кинь взгляд, тянулись коридоры с полками-нишами, на которых громоздились скелеты. Эта картина отбила у солдат желание шутить. Они побледнели и сжали зубы.

— За дело, — скомандовал Огаррио. — Муро, ты отвечаешь за тележку. Ринкон и Мартинес, возьмете по лампе. Нам нужно на юго-восток, так, чтобы мы в итоге оказались под алтарем. Над ним находится колокольня, поэтому там и оставим большую часть взрывчатки. Муро, кончай скулить. Эти католики, — кивнул сержант на скелеты, — давно сдохли. Скоро на нас насядут их живые единоверцы. Вот о них на твоем месте я бы беспокоился больше.