На 127-й странице (СИ) - Крапчитов Павел. Страница 57

– Я тебе не верю. Какой ты русский? Ты настоящий англичанин!

– Ну, вот это я как раз могу доказать!

– Опять будешь рассказывать про полосы на спине?

– Нет, – ответил я по-русски. – И заранее извиняюсь.

И я начал. Начал ругаться матом. Наверное, так я не ругался с того времени, когда был подростком. Я вспомнил все. Ругательства из книг, которые прочел. Вспомнил, как ругались мои друзья и не очень друзья. Представлял себя ругающимся уголовником; робким интеллигентом; безусым подростком; бойцом, идущим в бой; пьяной деревенской бабой. Под конец, уже выдыхаясь, вспомнил ругательства из американских боевиков, но они выглядели как-то блекло по сравнению с исконно русским матом. Поэтому я закончил свое «оправдательное» выступление ругательством, которым пользовался товарищ с моего двора. Оно было какое-то нескладное и, возможно, поэтому мне запомнилось:

– Сука бл…ский род.

Именно так без запятых, без особого смысла. Одна сплошная экспрессия.

Вера остолбенело слушала весь этот мой фольклор с широко открытыми глазами. Он краснела, потом бледнела и снова краснела.

Наконец я выдохся и замолчал.

– Как ты мог?! – ошеломленно выдавила она из себя. – Как ты только все это мог произнести?!

– Очень жить хочется, – сказал я. – Кроме того, я не хочу, чтобы вы с братом сделали ошибку.

Мы помолчали.

– Развяжи меня, пожалуйста, – снова попросил я.

Если ты чего хочешь, надо попросить. Не зря же говорят: «Стучи и тебе откроют, проси и тебе дадут».

До Веры я достучался. Она разрезала веревки, при этом слегка поранив мне левую руку. Но этого не заметил ни я, ни она. Я даже помог ей надеть платье и собрать этюдник. Прежде чем уйти, она повернулась ко мне, какие-то слова хотели было сорваться с ее губ, но так и не сорвались. Когда дверь за Верой захлопнулась, я, все еще голый, сел на кровать, и меня начала колотить мелкая дрожь. Так и не уняв дрожь, я поднялся и покрутил ручку электрического звонка.

Когда пришел Гил, я был уже в своем китайском костюме и успел перевязать платком порезанное левое запястье. Гила я попросил принести мне бутылку виски. Тот попытался навязать мне разговор, какое виски, сколько, но меня продолжала бить дрожь, и я не хотел, чтобы Гил это увидел. Поэтому я заказал «самого простого виски» и выставил его за дверь.

Я намеревался выпить всю бутылку. Но когда виски появилось в моей досягаемости, я сделал только пару небольших глотков, подивился его противности, но тут же похвалил за результативность. Дрожь прошла.

Сцена 79

Выйдя от Деклера, Вера была в полной растерянности. Бежать с корабля, опасаясь, что Деклер уведомит о происшествии капитана? Или остаться? Логичнее было бежать, но нелогичное сердце говорило: «Останься и все будет хорошо».

«Что все будет хорошо?» – сама на себя злилась Вера. – «Нет ничего этого «все».

Все что было – это глупая любовная интрижка, которую практически она сама и начала, а любвеобильный англичанин ее только подхватил. Или не англичанин? Говорил он по-русски чисто, без акцента, но как-то непривычно. Хотя, если поверить, что он участвовал в этой местной, гражданской войне и с тех пор жил в САСШ, то эта «непривычность» была объяснима. А его слова про предложение руки и сердца?

«Такая большая, а все веришь в сказки!» – опять сама себя пристыдила Вера.

Обычная мужская ложь, рассчитанная на глупых провинциалок, но как в нее хотелось верить. И тут ее, как молния, резанула деталь, которой она, там, в каюте Деклера, не придала сначала внимания. «Меня зовут Андрей Порошин», – сказал этот наглый авантюрист.

Он назвал фамилию ее бабушки и деда, которого она никогда не видела. Возможно, он как-то догадался про ее настоящее имя «Вера». Она могла проговориться из-за своей дурацкой привычки говорить сама с собой, но как он мог догадаться про фамилию ее деда? Это никак невозможно! Или возможно? Голова шла кругом.

Но когда Вера вернулась в свою каюту, решение пришло само собой. Она оставила в каюте этюдник, взяла небольшую сумочку с деньгами и вернулась на палубу. Ее надежда оправдалась. На палубе собирались пассажиры, которым за различными надобностями надо было на берег. Среди них Вера заметила и мисс Одли. Вдоль борта «Пасифика» вниз на стоящее к нему вплотную небольшое, но отчаянно дымящее суденышко, был спущен трап. По нему уже начали спускаться первые пассажиры.

Если бы кто-нибудь раньше сказал Вере, что она сможет вот так, безбоязненно и самостоятельно спускаться по этому акробатическому атрибуту, который словно в насмешку был назван трапом, то она бы не поверила. Но все дело в восприятии. Вера видела, как по трапу стали спускаться сначала мужчины, потом самые отважные женщины, и все они достигали своей цели, оказывались на борту парового катера. Они смогли, смогла и Вера. На борту катера, которое повез их на берег, она оказалась рядом с мисс Одли. Молчать было уже неприлично, и Вера спросила:

– Вам не страшно было спускаться по трапу?

– Очень! – ответила журналистка. – А вам?

– Еще как! – призналась Вера, и девушки одновременно рассмеялись.

Не зря говорят, что совместные трудности сближают, и лед между двумя молодыми женщинами, который мешал их отношениям все плаванье, стал потихоньку таять.

– Вы, наверное, на телеграф? – поинтересовалась Вера.

– Точно, – согласилась журналистка. – Наш главный редактор – хороший человек, но за просто так платить деньги не будет.

– Можно мне с вами? – попросила Вера. – Одной в чужом городе, как-то неуютно.

– Конечно, – сразу же откликнулась мисс Одли. – После корабля, где всех знаешь, мне самой немного не по себе.

Но страхи молодых женщин оказались напрасными. На берегу они увидели, запряженный парой лошадей, омнибус, возничий которого громогласно предлагал доставить всех желающих в английский сеттльмент. Поскольку именно там и располагался телеграф, то молодые женщины одними из первых забрались в повозку. Вскоре они отправились. Журналистка всю дорогу смотрела в окно и что-то черкала в блокноте. Вере было не до этого, она обдумывала текст телеграммы, которую собиралась отправить брату. Как описать все, что произошла в нескольких словах и еще спросить совета?

Омнибус проехал по мосту через какую-то неширокую реку и потом через арочные ворота в каменном заборе въехал в… самый настоящий европейский город. В такой, каким его представляла себе его Вера. С красивыми каменными домами, окруженными цветниками и мощенными брусчаткой улицами. Только вот среди прохожих нет-нет, а попадались азиаты. Впрочем, большинство из них были одеты в европейскую одежду.

– Гранд Отель, – громогласно объявил возница, и омнибус остановился.

Где находится телеграф, им подсказал все тот же возница. Впрочем, его найти было не трудно. Здание, на первом этаже которого находился телеграф, стояло рядом с отелем.

Обратно Вера добралась тем же путем, тем же способом и в той же компании. Попав на корабль, она заперлась в своей каюте, села на стул перед небольшим столиком и перестала сдерживать чувства, которые ее переполняли. Гамма этих чувств была чрезвычайно широка. От растерянности и непонимания ситуации до жуткого ощущения безграничного одиночества. От легкого сожаления, что не удалось выполнить задуманное ее братом до удивительного облегчения по тому же поводу. От обиды на саму себя за свое непристойное поведение с Деклером до неожиданного сильного влечения к этому авантюристу. Чувства были такими разными, но все вместе привели к тому, что Вера разрыдалась. Слезы грозили перейти в истерику, поэтому Вера, продолжая всхлипывать, достала из этюдника стилет и стала выполнять с ним упражнения. Старый боевой нож так и не стал для нее оружием убийства. Подсознание Веры прочно перекинуло ниточку связи между этим ножом и возможностью восстановления душевного равновесия. Даже, если нож просто находился в руках девушки, это оказывало успокоительное воздействие на нее. Вера не замечала, что в результате упражнений ее руки стали крепче и появились мышцы, о которых она раньше и не подозревала. Верино рукопожатие теперь могло бы удивить и крепкого мужчину, если бы такое могло произойти. Вере все это было не важно. Упражнения со стилетом помогали купировать слезы, если они появлялись. Также Вера заметила, что если она занималась с ножом утром, то хорошее настроение на весь день ей было обеспечено. Так произошло и в этот раз. Слезы удалось быстро унять, и вернулась способность рассуждать здраво.